День императрицы

День императрицы

... Подай, Фелица ! наставленье:
Как пышно и правдиво жить,
Как укрощать страстей волненье
И счастливым на свете быть ? ...

Державин Г. Фелица. 1782

После вчерашнего дождя умытые деревья блестели желтыми лакированными листьями, озаряемые красноватым отблеском зари.

Первым проснулся сэр Томас Андерсен. Он с сожалением расстался со своими розовыми атласными подушками, обшитыми кружевами, и зевнул. Часы пробили шесть ударов. Сэр Томас Андерсен прислушался: он привык в это время завтракать и уже чувствовал голод. Поэтому он подбежал к постели императрицы и залаял. Моментально все его семейство проснулось и подняло разноголосый крик. Маленькие черные левретки, впервые ввезенные в Россию из Англии доктором Димсдалем, прививавшим Екатерине Алексеевне оспу, занимали в придворном штате почетное место и были весьма требовательны.

Собачий лай привлек первую камерюнгфрау Марию Саввишну Перекусихину. Она была уродлива - как и все горничные и фрейлины императрицы - и очень умна. Слово, вовремя сказанное ею, или камердинером Зотовым, или "шутихой" Матреной Даниловной императрице, расценивалось среди придворных очень высоко. Они же были "глаза и уши государевы" по части всех городских сплетен, родственных ссор и сокровенных домашних тайн лиц, допускавшихся ко двору. Вельможи могли как угодно закрывать ворота и двери своих дворцов, надевать какие угодно костюмы и маски на маскарадах - к утру все становилось известно императрице.

Мария Саввишна шагнула в спальню и увидела Екатерину Алексеевну уже встающей с постели.

Несмотря на свои пятьдесят восемь лет, императрица обладала красотой и необыкновенной свежестью. Она была несколько полна, подбородок тяжеловат, но открытый лоб, ясные синие глаза, удивительный цвет кожи, манера держать высоко голову, быстрые движения и великолепные белые, хорошо сохранившиеся зубы заставляли забывать о ее возрасте. Градетуровый капот с широкими складками и чепец из розового крепа очень ее молодили.

Екатерина перешла в умывальную, взяла у калмычки Екатерины Ивановны стакан воды, прополоскала рот; у Марии Саввишны - кусок льда, которым натерла лицо, вымыла руки и пошла в кабинет. Ей подали чашку кофе. Во всей столице только она одна пила такой кофе. Его уходило фунт на пять маленьких чашек, и когда один из придворных принял из ее рук такую чашку и выпил, он упал в обморок. У императрицы было железное сердце. Теперь она выпила кофе, накормила собак бисквитами и перешла в "малую туалетную". Императрица села за туалетный стоя из массивного золота, и начался обряд "волосочесания". Екатерина до самой смерти сохранила великолепные, хотя уже начавшие седеть, волосы длиною до пят, и парикмахер Козлов, даже убирая их в "малый наряд", отнимал у нее час времени. Это время отводилось для доклада ее кабинет - секретарю Александру Васильевичу Храповицкому.

Храповицкий, высокий, очень полный человек, переводчик, стихотворец и "легкого и приятного канцелярского штиля владетель", считался выдающимся чиновником екатерининского времени. Состоя длительно генерал - аудитор - лейтенантом у графа Кирилла Григорьевича Разумовского и секретарем у генерал-прокурора князя Александра Алексеевича Вяземского, Александр Васильевич не только до тонкости изучил "вращение дел государственных", но и приобрел те придворные смышленость и ловкость, при которых по одному выражению лица начальника угадывают, в каком духе нужно доложить или повернуть дело. При этом, несмотря на свою тучность, он был чрезвычайно подвижен, а все нужные бумаги составлял с необычайной легкостью и быстротой.

Но с тех пор как он определен был состоять "при собственных ея императорского величества делах и у принятия подаваемых ея величеству челобитен", жизнь его резко изменилась. Никогда нельзя было угадать, что скажет эта женщина. Недаром она говорила, что "во всем ставит превыше всего импровизацию". К тому же это был ум, возводивший в правило или закон свою волю, а не мнения других. Ежедневные доклады его превращались в глубокие испытания, и он от волнения потел. Пот градом катился с него, как только императрица его вызывала.

Екатерина Алексеевна удивлялась, приподнимая брови:

- Вы потеете, месье Храповицкий, с чего бы это?

- Сие от забот государственных, - отвечал толстяк

- От забот, - возражала императрица, - делается альтерация и потом- натурально слабит, у вас же гипергидрозис без послабления -- сие неестественно

И посылала его принимать холодные ванны.

Но дни шли, дела осложнялись, и Храповицкий потел все больше. Сегодня, поднимаясь на второй этаж к "волосочесанию", он обливался потом при мысли о предстоящем докладе. Когда он вошел в "малую туалетную" и поцеловал полную, белую, надушенную руку Екатерины и взглянул на ее лицо, то понял: она не в духе.

- Садитесь, - сказала она своим низким голосом. - Что в перлюстрации?

- Пишет аглицкий посол Фиц Герберт к лорду Элису в Лондон, что светлейший князь Потемкин из новокупленных в Польше земель, может быть, сделает государство, ни от России, ни от Польши не зависимое...

- Пустое! Далее что?

Екатерина Алексеевна закрыла глаза, потом открыла их.

- Сие все есть инфлюенция короля прусского купно с аглицким двором. Жалко, что не в тех я обстоятельствах находилась, когда на престол вступила, чтобы продолжать войну с Фридрихом. Было бы с ним сейчас то же, что и с крымским ханом. Впрочем, мы за наше правление и не такие потрясения переживали и с честью из оных выходили...

Она протянула руку. Захар Константинович Зотов обнаружился сразу, как бы возник из воздуха, и подал золотую с бриллиантами табакерку, украшенную портретом Петра Первого. Екатерина взглянула на портрет, щелкнула указательным пальцем, унизанным несколькими кольцами, по крышке, взяла щепотку табаку, понюхала, чихнула, глаза ее просветлели.

- Надо немедля поручить графу Александру Андреевичу скорейшие сношения установить с Махмуд - пашою Скутарийским через Триест и Венезию, дабы его склонить к отделению от султана, и оказать ему нужное вспоможение против турок, да Алексея Григорьевича Орлова - Чесменского вызвать сюда - придется ему эскадру вести в Архипелаг, Послу нашему в Швеции графу Разумовскому написать, что - бы остерегался коварства короля шведского.

Она подумала, постучала пальцами по туалету. .

- Еще надобно Аль - Коран на арабском языке напечатать и размножить среди киргизов и прочих мухаметан. Заготовьте указ, чтобы по всей границе восточной строили мечети, муфтиям выдавали жалованье.

Неожиданно она улыбнулась:

- Это не для умножения мусульманства, а для поимки на уду кого нужно... Ну, в Москве что?..

Храповицкий развел руками:

- Примечательного ничего. Генерал Еропкин доносит, что московское дворянство поступками короля шведского весьма недовольно и в Аглицком клубе...

Императрица вдруг встала, не дав закончить прически, быстрыми шагами прошла в спальню и вернулась, держа в руках печатные листки.

- Вам известно сие издание? Храповицкий наклонил голову:

- Да, "Вечерняя заря", господином Новиковым издававшаяся...

- А вы читали, что здесь написано? - Она обернулась.

- Мария Саввишна, подай мои окуляры.

Перекусихина принесла большие очки. Екатерина надела их и прочла вслух публикацию:

- "Молодого поросенка, путешествовавшего по чужим странам, чтобы получить образование, и возвратившегося совершенной свиньей, можно будет видеть без денег на всех улицах столицы".

"Трутне".

- Далее, как вам нравится такое письмо?

"Из города М - вы нам сообщают, что там на пять тысяч жителей - дворян находится более нежели десять тысяч человек парикмахеров, камердинеров, поваров, слуг и служанок, которых господа питают и одевают богато за счет глада и наготы несчастных и грабимых ими земледельцев".

Императрица повернула лист:

- А здесь изображена лавка модная и француженка перед ней, говорящая: "Одна наша лавка может разорить в году до ста тысяч крестьян". Далее там же напечатано: "Мы увлекаемся некоторыми снаружи, блестящими дарованиями иноземцев, мы становимся их обезьянами и начинаем презирать и ненавидеть все русское: наше прошлое, добрые свойства нашего народного характера, наш язык - речь наша до того испещрена иностранными словами, что если мы не примем против этого сильных мер, то российский язык никогда не дойдет до совершенства своего..."

Храповицкий изобразил на лице грусть, развел руками:

- Московские газетиры более под ведением главнокомандующего фельдмаршала графа Захара Григорьевича Чернышева находятся...

Екатерина задумалась, по лицу ее пробежала тень беспокойства, она как будто про себя вымолвила:

- А вы уверены, что граф Захар Григорьевич с ними не заодно?..

У Храповицкого капли пота выступили на висках - он начал мучительно соображать: с ними - с кем? И что значит "заодно"?

Но Екатерина Алексеевна уже отложила журнал, сняла очки и спросила, ни к кому не обращаясь:

- Ну, как вчерась было на бале у графа Кобенцеля?..

У Александра Васильевича отлегло от сердца, он просиял:

- Весьма примечательный бал дал австрийский посол. Особливо выделялась графиня Наталья Львовна Соллогуб. Глядя на грудь оной, фельдмаршал граф Петр Александрович Румянцев - Задунайский сказать изволили: "Вот уже нельзя лучше представить себе искушения..."

Императрица удивленно подняла брови, повернулась к Перекусихиной:

- Мария Саввишна, разве уж у нее так грудь хороша?

Мария Саввишна затрясла головой, замахала руками:

- И не говори, матушка, ничего там нет, окромя одного бесстыдства.

"Волосочесание" кончилось.

Екатерина кивнула головой секретарю, толстяк стал пятиться к двери.

- Не забудьте, - сказала она, направляясь в кабинет, - передать графу Александру Андреевичу, чтобы он был у меня завтра в три часа дня...

Сейчас она пойдет в кабинет и сядет писать до десяти часов утра. Потом перейдет в спальню и начнет прием посетителей и докладчиков, начиная с обер - полицеймейстера Рылеева. В час сядет обедать, Ест и пьет она почти всегда одно и то же: бульон, отварная говядина с малосольными огурцами, брусничный квас, рюмка мадеры, яблоко или груша. В два часа придет Бецкий и начнет ей читать полученные из Парижа журналы и газеты, а Екатерина Алексеевна будет вышивать на пяльцах. И так до трех часов. Слушая монотонное чтение Бецкого, она обдумывает самые сложные свои ходы и важнейшие для нее дела. В три часа она перейдет в кабинет и до пяти начнет принимать лиц, специально прибывших по ее приглашению. В эти два часа и будут решаться важнейшие государственные вопросы.

"малый прием". Потом сядет играть в карты. В десять часов вечера выпьет стакан воды. По этому знаку все гости откланяются и разъедутся, все двери закроются, императрица пройдет в спальню и там начнется ее вторая, интимная жизнь.