Екатерина II - Циммерману И. Г., 1 июля 1787 г.

IX.

Москва. 1-го июля 1787.

Я получила по пути ваше, милостивый государь, письмо от 12-го июня; я возвратилась сюда 24-го июня ст. ст., а завтра или послезавтра отправляюсь отсюда в Петербург. Не знаю, почему люди утруждают себя говорить об этом путешествии слишком много хорошего или слишком много дурного. Оно проектировалось уже три года тому назад, с целью рассеять ипохондрию, которую радикально исцелила ваша книга “Об уединении”. Я выехала зимою, чтобы воспользоваться санным путем, дождалась в Киеве весны, которая в этом году наступила поздно, и отправилась на судне вниз по Днепру, так как, совершая путешествие в шесть тысяч верст, не следует пренебрегать возможностью проехать несколько сот верст с удобством водою. Всему этому люди вздумали придать вид поездки романической, живописной, героически-комической и приписали ей такое значение, какого я и не воображала, что она будет иметь. Итак, я уже вернулась и нисколько не сожалею о том, что предприняла это большое путешествие и почти окончила его без малейшей неприятности для кого бы то ни было из лиц, сопровождавших меня. Я видела великолепнейшие страны и прекраснейший в мире климат, всюду встречала множество стариков и это доказывает, по моему мнению, что климат этих стран, и между прочим Таврической губернии, не так опасен, как обыкновенно полагают; днем бывает очень жарко, а после заката солнца наступает прохлада. Мне кажется, что если пить вино умеренно и единственно для укрепления желудка, ослабленного частым потением, то можно избегнуть лихорадок, на которые до сих пор все жаловались. Эти лихорадки желчные; жара стоит нестерпимая, она надоедает и тогда малейшая безделица раздражает человека; мы сердились из-за всякого пустяка и минуту спустя смеялись над нашим гневом. В Бахчисарае, древней резиденции ханов, против моих окон находилась мечеть, с которой имамы пять раз в день громко сзывают народ на молитву. Не знаю, остается ли небо глухо к их молитве, но уверяю вас, что иной раз хотелось бы быть глухой, чтобы не слышать шума, производимого ими в мечети; надобно иметь большую привычку, чтобы переносить столь неистовое вытье. Между ними есть такие, которые вертятся до обморока, крича Alla hue; эти последние считаются как бы прорицателями и, следовательно, весьма сходны с сибирскими и германскими шаманами. Не знаю, хватило ли бы у Николаи смелости перепечатать в самом Берлине “Шамана”, “Обманутого и обманщика”; мне кажется, что эти пьесы, по духу времени, составляют контрабанду. Я видела в гамбургских газетах изобличение, написанное вами против страсбургских магнетизеров, и прочла в нем-то место, где вы упоминаете о сибирских шаманах. Я думаю, что в непродолжительном времени их вызовут из этой страны в те земли, где люди питают такое сочувствие к этого рода шарлатанам; могу сказать заранее, что они обойдутся дешевле и что с ними легче будет справиться, нежели с людьми, подобными Калиостро и его сообщникам. Впрочем, теперь в моде ветряные мельницы, и есть много Дон-Кихотов, которые любят создавать их, чтобы сражаться с ними. Хуже всего политические ветряные мельницы и их сподвижники, которые сеют повсюду вражду; взглянув на дело поближе, нельзя не признать, что эти химеры суть измышление нескольких людей, которые придумали их, чтобы придать себе вес, так как иначе они были бы вовсе лишены значения. Здоровье мое лучше и расходы мои менее значительны, нежели говорят голландские газеты; я же искренно уважаю вас. Екатерина.