Даламбер - Одару

IV.

Даламбер Одару.

М. Г. Нужно бы было быть более чем философом, или, скорее, не быть им в достаточной степени, чтобы не сознавать всю цену столь же важной, сколь и почетной должности, которая, будучи исполнена, как она того заслуживаешь, может содействовать счастью великого народа. Поэтому я в высшей степени польщен, как и должно быть, предложением, которое вы мне делаете от имени его превосходительства Н. И. Панина, которому покорнейше прошу передать мою признательность и мое уважение. То, что вы мне говорите о возвышенных качествах августейшей вашей государыни, должно для каждого мыслящего человека сделать драгоценными возможность быть в числе ее приближенных и счастье заслужить ее доверие в деле воспитания, которое ей так дорого. Но, м. г., чем более это доверие принесло бы мне чести теми священными обязанностями, которые оно на меня бы возложило, тем более оно страшит меня неспособностью, которую я в себе чувствую, чтобы его оправдать. Не думайте, чтобы я желал рисоваться моей скромностью, если бы имел честь быть вам знакомым, вы бы знали, с какою откровенностью я выражаю здесь то, что чувствую и еще более, в какой степени я в настоящем случае правдив. Некоторые литературные и философические познания, приобретенные в уединении, малое знание людей и еще меньшее знание двора, мало сведений о тернистых предметах управления, которым должен быть обучен великий князь, все это далеко от талантов, нужных для того, чтобы достойно выполнить обязанности, которые мне сделали честь предложить. Уже более 30 лет, я, — если так можно выразиться, — исключительно и неустанно работаю над собственным своим воспитанием и еще многого недостает, чтобы я был доволен результатом моих трудов. Судите же о малом успехе, который я мог бы обещать себе от результатов гораздо более важного, более трудного и более обширного воспитания.

К этим соображениям я не прибавлю общих мест о любви к отечеству. Я не могу достаточно похвалиться моей любовью к родине, чтобы она была в праве требовать от меня больших жертв, ни в то же время  не могу и жаловаться на нее на столько, чтобы не желать быть ей полезным, если бы она сочла меня к тому способным. Как все писатели, которые имели счастье или несчастье сделаться известными своими трудами, и испытал и удовольствия и досады, соединенные с известностью; состояние мое очень скромно, но достаточно для удовлетворения моих нужд и более чем достаточно для моих желаний; мое здоровье, слабое от природы, привыкшее к мягкому и умеренному климату, не могло бы перенести климата более суровый; наконец, м. г., одно из правил моей философии состоит в том, чтобы не менять положения, когда оно еще не окончательно дурно; но что совершенно удаляет от меня всякое желание переселиться, это привязанность моя к небольшому числу друзей, которым я дорог, которые не менее дороги и мне и общество которых составляет мое утешение и мое счастье: не существует, м. г. ни почестей, ни богатств, которые могли бы заменить столь драгоценное благо.

предложения. Он их повторял неоднократно, но безуспешно, и мое молчание не помешало ему завершить свои благодеяния пенсиею, которою я пользуюсь в течении 8 лет и которую не прекратила даже война. Он был моим первым благодетелем и долгое время единственным; я пользуюсь его благодеяниями, не имея утешения быть ему полезным, и счел бы себя недостойным благосклонного мнения, которое обо мне имеют  иностранцы, если бы был способен сделать для кого либо из государей то, чего я не имел мужества сделать для него. Остаюсь и пр.