Екатерина II. Мемуары
Императрица Екатерина II в начале царствования Петра III. (Автобиографическая записка, декабрь 1761 - январь 1762 гг.) - оригинальный текст.

дня ее царствования. Он начинает тако: в 1762 году: Вступление Ее Императрицы Величества на Всероссийский Престол.

робеют о приближающей кончине Государины ІІмператрице я о будущем жребии их. Что от сей робости их родятся у многих окружающих их разнообразные проекты, что Наследника Ее все боятся, что он не любим и не почитаем никем, что сама Государиня сетует кому поручить престол, что склоностъ в ней находят отрешить наследника не способного от которого много имела сама досады, и взять сыно его, седмилетняго, и мне поручить управление, но что сие последное касательно моего управления не по вкусу Шуваловым. Из сих проектов родилось что посредством Мельгунова Шуваловы помирились с Петром III и Государина скончалась без иных распоряжений. Но тем не кончились ферментатсии публики, а начало ее приписать можно дурному Шуваловскому управлению и безъзаконному Бестужевскому делу то есть с 1759 году. При самой кончине Госу: Им: Елиса: Петр: прислал ко мне князь Михаила Иван: Дашков, тогдашний капитан гвардии, сказать повели мы тебя взведем на престол. Я приказала ему сказать Бога ради, не начинайте вздор, что Бог захочет то и будет, а ваше предприятие есть рановременное я не созрелое вещь. К князю Дашкову же ежжали и в дружбе и согласие находились все те, кои потом имели участие в моем возшествие, яко то трое Орловых, пятеро капитаны полку Измайловского и прочие, женат же он был на родной сестре, Елиса: Рома: Воронцовы, любимица Петра III. Княгиня же Дашкова, от самого почти ребячества ко мне оказивала особливое привязанность, но тут находилась еще персона опасная, брат княгинине Семен Романович Воронцов, которого Елиса: Роман: да по ней и Петр III чрезвычайно любили, отец же Воронцовых, Роман Ларионович опаснее всех был по своему сварливому и перемечливому нраву, он же не любил княгиню Дашкову. Импера: Елисавета Петровна скончалась в самое Рожество, 25 декабря, 1761 года, в три часа заполудни, я осталась при теле ее. Петр III, вышед из покой, пошел в конференции и прислал мне сказать чрез Мелгунова чтобы я осталась при теле дондеже пришлет мне сказать. Я Мелгунову сказала ви видите, что я здесь и приказание исполню, я из сего приказания заключила, что владычествующая факция опасается моей инфлюнции. Тело Императрицы обмывали когда мне пришли сказать, что Генерал-Прокурор князь Шаховской отставлен по его прошении, а Обер-Прокурор Сенатской, Александр Иванович Глебов, пожалован Генерал-Прокурором. То есть слывущей честнейшим тогда человеком отставлен, и безделныком слывущей и от уголовного следствия спасенной Петром Шуваловым, зделан на его место Генерал-Прокурором. Тело Императрицы Ели: Петров: едва успели убрать и положить на кровать с балдахином, как гофъмаршал ко мне пришел с повезскою, что будет в галерее (то есть комнаты чрез три от усопшого тело) ужин для которого повещено быть в светлом богатом платье. Я послала по богатое платье и в комнаты сына моего, живущого возле покойной Государыня, я оделась и паки в таком наряде пришла к усопшему телу, где мне велено было оставатся и ждать приказаний. Тут уже окошки были открыты и Евангелию читали. Погодя несколько пришли от Государя мне сказать, чтобы я шла в церковъ; пришед туда я нашла, что тут все собрани для присяге, после которой отпели в место панахиди -- благодарственной молебен, потом Митрололит Новогородский Сечен сказал речь Государю. Сей был в не себя от радости и оной ни мало не скрывал и имел совершенно позорное поведение крывлаясь всячески и не произнося окроме вздорных речей, не соответствующие ни Сану, ни обстоятельствам, представляя более смешного Арлекина нежели иного чево, требуя, однако всякого почтение. Из церкви вышедше, я пошла в свой покой, где до самого ужина я горько плакала толико о Покойной Государиня, которая всякая милости мне оказывала и последныя два года меня полюбила отменно, как и о настоящем положение вещей. Когда кушанье поставлено было мне пришли сказать и я пошла к ужену, стол поставлен был в куртажной галерее персон на полтораста и более и галерея набита была зрителями. Многия, не нашед место за ужин ходили так же около стола, в том числе Иван Иванович Шувалов и Мелгунов, сей из прислужников Шуваловых зделался их протектором. У Ивана же Иван: Шувалова, хотя знаки отчаянности были на щеке ибо видно было как пяти пальцами кожу содрана была, но тут за стулом Петра III стоя шутил и смеялся с ним. Я сидела возле нового императора, а возле меня князъ Никита Юрьевич Трубецкой, который во весь стол ни о чем не говорил, как о своей радости, что Государь царствует. Множество дам также ужинали, многие из них так как ни были с разплаканными глазами, и многие из них тот же день не быв в дружбе, между собой помирились. Ужин сей продолжался часа с полтора; пришед в свой комнаты я начела раздеватся чтобы лечь в постеле, когда принесли повеску, чтобы дамам на завтре быть в робах богатых и будет большой обеданной стол в той же галерею, сидеть же по билетам. Потом я легла в постелъ, но я хотя пред тем две ночи не спала проводя оных в покое покойной Императрицы, но сон далеко от меня был и никак заснуть не могла, и начела размышлять о прошедшем, настоящем и будущем. И зделала следующее заключение: ежели в первом часу царствование отставили честного человека, а не постыдились на его место возвести безделника, чево ждать. Говорила я себя: твою инфлуенцию опасаются, удались от всево, ты знаешь, с кем дело имеешъ, по твоим мыслем и правилам дела не поведут следовательно не чести, не славу--тут не будет пусть их делает, что хотят. Взяв сие за правило своего поведение, во все шесть месяцов царствование Петра III, я ни во что не вступилась, окроме похорон покойной Государины, по которым траурной комисии велено было мне докладыватся, что я и исполнила со всяким радением, в чем я и заслужила похвалу от о всех. Я же тут брала советы от старых дам, графиня Марие Андр: Румянцовы, графиня Анна Карлов: Воронцовы, от фельдмаршалше Аграфене Леонтьев: Апраксины и иных подручно случающиеся, в чем и на них угодила чрезвычайно. На другой день поутру нарядилась в богатой робы и пошла к обедне по том на поклон к телу, а отудава к столу по билиетам. Сей стол был с разплаканными глазами у всех, и мала было лиц равнодушных и усталь на всех видно было. После обеда я пошла к себя. Во врямо сего стола тело покойной Госу: анатомили. К вечеру пришли мне сказать: что посланы курьеры для освобождении и возвращении в Питербурха Бирона, Миниха, Лестока и Лапухиных и что Гудович едит в Берлин с объявлением о вступлении на престоле Императора. Я на сие сказала: дела поспешно идут. На третий день я надев черное платье пошла к телу, где отправлялась панафида, тут ни Императора и ни ково не было окроме у тело дневальных, да те кои са мною пришли; оттудова я пошла к сыну моему, а потом посетила я графа Алексея Григорьевича Разумовского в его покой во дворец, где он от чисто сердечной горести по покойной Государине находился болен; он хотел пасть к ногам моим, но я не допустя его до того, обняла его и обнявшись оба мы завыли голосом и не могши почти говорить слова оба, я вышед от него пошла к себя. Пришед в свой покой, услышела, что император приказал приготовить для себя покой от меня чрез сени, где жил Александр Иванович Шувалов, и что в его покой, возле моих, будет жить Елисавета Романовна Воронцова. В сей день вечеру Император поехал куда-то на вечеринку править Святки. Как покой Александра Ивановича Шувалова убраны были дни чрез два, император перешел в них, а Елисавета Воронцова в его покой переехала, мой же покой парадные обиты были черным сукном, и людей Имлиратор принимал в оных, по утрам и по вечерям ежжал в госты по всем знатным особам, кой устроили для него великие пиры; от сих пиров я уклонилось по прачине великого кашля. На кануне того дня как переносить положено было тело Покойной Государиня из той комнаты, где скончалася на парадной постеле, император ужинале у графа Шереметьева, тут Елисавета Воронцова приревновала не знаю к кому и приехали домой в великой ссоре. На другой день после обеда часу в пятом она прислала ко мне письмо, прося меня дабы я для Бога самого пришла кней. что она имеет величайшая нужда говорить самною, сама же не может приити ко мне понеже лежит больна в постели. Я пошла к ней и нашла ее в великих слезах; увидя меня долго говорить не могла, я села возле ее постели, зачела спросить чем больна, она взяв руки мои целовала жжала и обмывала слезами. Я спрашивала об чем она столь горует? Она мне на то сказала: пожалуй по тише говорите; я спросила, какой причине ради, она мне сказала, в другой комнате сестра моя, Анна Михайловна Строгонова, сидит с Иваном Ивановичем Шуваловым (c'est a dire qu'elle leurs avait menage un rendes-vous, tandis qu'elle s'entretenoit avec moi). Я рассмеялась, и она посвободнее стала от слез и начела меня просить, чтоб я пошла бы к императору и просила бы его именем ее, чтобы он бы ее отпустил к отцу жить, что она более не хочет во дворце остатся. Присем она бранила его окружающих всячески и его самаго. Чево она уже и на кануне у Шереметьева делала к удивлению всех слышатели, и за что Император приказывал отца ее арестовать, но однако упросили его. Я сказала ей, чтобы она ково иного выбрала для сей комиссии, которая ему будет можно быть досадительна; но она уверяла мне, что ему то и надобна и ни чрез ково окроме меня ей о том просить, понеже все бездушные безделники, а одна я на ком она полагает свое упование, дабы укратить мне у нее пребывание, я обещала ей пойти к нему и донести ему о ее прозбе, и пришед к себя я послала наведоватся дома ли он и можно ли мне к нему приити. Сказали что опочивает, а как проснулся часу в седьмом, пришли мне сказать и я пошла к императору, Я нашла его в шлафроку, ходил взат и въперед по комнату и был еще весьма сопат. Я начела говорить ому: ежели вы дивитеся моему приходу то еще более удивитеся, когда сведаете с чем я пришла, и разсказала ему все от слово до слово как Елиз: Ром: Воронцова ко мне писала и что говорила со мною и как я отклоняла сию комисию и причины кой она имеет не в верят окроме меня оной. Он услышя сие с удивлением и задумчивостию заставил мне повторить сказанное; в сие времо вошли в комнату Мелгунов и Лев Александрович Наришкин он им разсказывал с чем я пришла с досадою на Елисав: Воронцовою. Сие продолжалось с час, наконец я сказала "какой ответ прикажите ей сказать или ково иново пошлите?" На сие Мелгунов и Наришкин ему советовали сказать, что он к ней пришлет ответ. Я пошла к себя и велела Елисавете Воронцовы сказать, что к ней ответ прислан будет. Погодя она паки прислала ко мне сказать, что она пущена, одевается и ждет карету, даби ехать изо дворца к отцу и просит дозволение приити ко мне прощатся. Я сказала: "пусть приидит". Между тем через моей передни, перед уборной зделалась великое бегание: то Мелгунов, то Нарышкин к ней и от нее взад и вперед ходили, что продолжалась часу до одинацатаго; тогда сам император к ней пошел и побыв у нее, возвратился в свой покой, а она ко мне написала цыдулка, что она ко мне не будет понеже ей приказано остатся во дворце. Я легла спать, а на другой вечеру Петр III, с Мелгуновым и Лвом Наришкиным, пришед ко мне бранили и ругали всячески Елизавету Воронцову, и видно было что им хотелось дабы я пристала к их речам, но я молче слушала, император же тут разсказывал како она нехотела надеть мой портрет когда он ее пожаловал камер-фрейлиною и хотела иметь его портрет. Он думал, что зато осержусь, но когда он увидел что я тому смеюсь и ни мало не сержусь тогда вышел вон из комнате тогда Молгунов и Лев Наришкин мне пеняли что имев такую хорошой оказии выгнать ее из дома не возползовалась тем; я им ответчала а я вам дивлюсь, что вы сами не съумели в своем желании вчерась.

От дня кончины Покойной Государыни было водворце двойной караул, то есть один полной караул у теле, другой таковой же у императора, в сие же время случились великии морозы, караулна же была мала и тесна, так что не помещались люди, и многие из солдат оставались на дворе, сии обстоятельство вних произвело да и в публики или прибавило роптание, всякой день же изо дворца выходили новыя истории, то тово арестуют, то другово, с женщинами, коих ежедневно множество звал ужинать, у себя либо где в гостях поссорится и мужа велит посадить без шпагу, либо к кому по службе за безделицу придерется и велит посадить на гаупвахту. Изо-за стола же почти никогда не вставал не быв без языка почти пиян, и проявилось у него множество новых фаворитов между протчими капитан поручик полку Преображенского князь Иван Федор: Галицын на которого вдруг налепил Орден Святыя Анны, а до того дня мало кто его знал. Всие врямо император взял в кабинет Секретаря бывшого конференц Секретаря Дмитрия Васил: Волкова. Про сего Ник: Ива: Панин думал и мне говорил, что сей Мелгунову и Шуваловым голову сломит; про него тогда думали, что глава имеет необыкновенная, но оказалось после, что хотя был быстр и красноречив, но ветрен до крайность, и понеже писал хорошо, то писовал а мало действовал, а любил пить и веселится. Две недели по кончине покойной государине умре Граф Петр Иван: Шувалов, за несколько дней до кончине его он и брат его большой, Александр Иван: Шувалов были от Императора пожалованы в фельдмаршалы. И проявилось новое оприделение вдруг Император пожаловал в четырех полков гвардии четыре полковника, а имянно в Преображенской, фельдм: князя Никита Юрьевича Трубецкаго, в Семеновской фельдм. графа Александра Ивановича Шувалова, в Измайловской фельдм: графа Кирилла Григорьевича Разумовскаго, в конной гвардии хотел пожаловать графа Алексея Григорьевича Разумовского но сей оттого пошел в отставку и на его место сделан полковником Принц Жорж Голштинской. Сии новыя полковники самы всячески спорили и старались отвратитъ сию пожалование, но не предуспели. Полкам же гвардии сие было громовой несносьной удар.

погребен был, сам Император обещался быть на выносе. В назначенной день ждали очень долго Императора и он не прежде как к полудню в печальной день приехал, народ же ждал для смотрение церемонии с самого утра, день же был весьма холодной. От той нетерпеливости произошли разные в народе разсуждении: иные вспомня табашной того Шувалова откупа, говорили: что долго его не везут по причине той что табаком осыпают другие говорили что солью осыпают приводя на память что по его проекту накладку на соль последовало, иные говорили что его кладут в моржовую салу--понеже моржовую салу на откуп имел и ловлю треску. Тут вспомнили что ту зиму треску ни за какии деньги получить нельза и начали Шувалова бранитъ и ругать всячески. Наконец тело его повезли из его дома на Мойке в Невской монастырь, тогдашной Генерал Полицеймейстер Корф ехал верьхом перед огромной церемонии, и он сам мне расказывал в тот же день что не было ругательства и бранных слов коих бы он сам не слыхал противу покойника, так что он вышед из терпение несколько из ругателей велел захватить и посадить в полиции, но народ вступясь за них отбил было, что видя он оных отпустить велел чем предупредил драку и удержал по его словам тишину. По прошествии трех неделъ по кончине Государиня, я пошла к телу для папахиде, идучи чрез передния, нашла тут Князя Михаила Иван: Дашкова плачущого и вне себя от радости и прибежав ко мне, говорил: государь достоин дабы ему воздвигнуть штатуя золотую он всему дворянству дал вольность и с тем едит в Сенат чтоб там объявить. Я ему сказала разве вы были крепостные и вас продавали до ныне? В чем же это вольность состоять и вышло что в том чтобы служить и не служить по волю всякого сие и прежде было, ибо шли в отставке, но осталось из старо, что дворянство с вочин и поместье служя все окроме одряхлелые и малолетные в службе империя записаны были, вместо людей дворянских Петр I начел рекрут собирать а дворянство осталось в службе. От чево вздумали что в неволе, Роман Воронцов и Генерал-Прокурор думали великое дело делать доложа Государю, дабы дать волю дворянству, а в самом деле выпросили ни что иное акроме тово, чтобы всяк был волен служить и не служить. Пришед с панахиды к себе я увидела у задного крыльца стоит карета парадная с короною, и император вней поехал в Сенат. Но сей кортеж в народе произвел негодование говорили как ему ехать под короною он не коронован и не помазан. Рановряменно вздумал употребить корону. У всех дворян велика была радость о данного дозволении служить и не служить и на тот час совершенно позабыли, что предки их службой приобрели почести и имения, которым пользуются. За десять дней до погребении Государины положили тело ее во гроб и понесли оной в траурной зале посреди всех регалии, и народ двоижде на день допущен был как и прежде от дня кончины ее. В гробу Государина лежала одета в серебреной гласетовый робы, с кружеванными рукавами, имея на голове императорскою золотой большой короне на нижнем обруче с надписью: Благочестивейшая Самодержавнейшая Великая Государина Императрица Елизавета Петровна родилась 18-го декабря 1709, воцарилась 25-е ноября 1741, скончалась 25 декабря 1761 года. Гроб поставить на возвышение под балдахином, гласета золотого с горностаиевым спуском от балдахина до земли позади гроба посреди спуска герб золотой Государственной.

за мной Скавронския, за ними Наришкины, потом все по рангам шли пеши за гробом от самого дворца до церкви. Император в сей день был чрезмерно весел и посреди церемонии сей траурной зделал себе забаву, нарочно отстаит от везущого тело одра, пустя оного вперед сажен трицать, потом изо всей силы добежит, старшие камергеры носящие шлейф епанчи его черной, паче же обер камергер граф Шереметьев, носящии конец епанчи, не могши бежать за ним, принужден был епанчу пустить, и как ветром ее раздувало то сие Петру III пуще забавно стало. Он повторял несколько раз сию штуку, от чево зделалось, что я и все за мною идущия отстали от гроба, и наконец принуждены были послать остановить всю церемонии дондеже отставшие дошли. О непристойном поведении сем произошли многие разговоры не в пользе особе императора, и толки пошли о безразсудных его во многих случаях поступках.

Примечания

¹"Записки о императрице Екатерине Великой", А. М. Грибовскаго, изд. 2-е, 25.

²) Бильбасов: "История Екатерины Второй", т. XII, ч. 2, 335--337.

³) "Записки Екатерины II, издание Искандера (London, 1859), VI.

⁴

⁵"Сборник Имп. Р. Ист. Общ.", XXVI, 49.

⁶) "Сборник", XXIII, 148.

⁷

⁸) Одно из мелких сочинений Гримма.

⁹"Сборник", XXIII, 233.

¹⁰

¹¹) "Какая судьба постигла труд этот, был ли окончен он, напечатан, и где хранится рукопись реестра,-- я не доискался", говорит биограф Безбородко, г. Григорович ("Сборник", XXVI, 51). Из указаний Екатерины (письмо к Гримму 5-го июля 1779 г.) видно, что первоначальный текст "Начертания" можно отыскать в архивах Екатерининских коллегий, а законченный и исправленный императрицей экземпляр его, вероятно, погиб при пожаре Зимнего дворца в 1837 году, если не был уничтожен самим Безбородко в царствование Павла.

¹²

¹³