Введенский А. И.: Литературная деятельность императрицы Екатерины II (старая орфография)

Литературная деятельность императрицы Екатерины II.

I.

Въ русской литературе Екатерининской эпохи, несмотря на господство въ ней стараго, ложно-классическаго направленiя, замечается необыкновенное оживленiе и замечательное богатство и разнообразiе. На литературной сцене появляются сильные таланты, какъ Державинъ, Фонвизинъ, Новиковъ, Херасковъ, Княжнинъ, и деятельность ихъ, подъ сильнымъ влiянiемъ новыхъ идей европейской науки и литературы, принимаетъ живой, своеобразный характеръ. По тогдашнимъ взглядамъ на литературу, основнымъ началомъ ея признавалось начало нравственное, которое было отождествляемо съ началомъ художественнымъ; каждое произведенiе искусства ценилось по степени его нравственнаго характера, по степени его благотворнаго влiянiя: на чувство, умъ и сердце человека, а современныя европейскiя идеи, устанавливая новыя воззренiя на воспитанiе, образованiе и управленiе, подвергая въ то же время критике все существующее, были по своему характеру преимущественно общественными. Русская литература и пошла по пролагаемому ими пути. Уже въ трагедiяхъ Сумарокова, принадлежащаго скорее къ эпохе Елисаветы Петровны, составляютъ важнейшее содержанiе мысли о веротерпимости, объ управленiи, объ отношенiяхъ правителей къ управляемымъ. Въ одахъ Державина, ложноклассическихъ по форме, содержанiе было современное русское, и изъ-за торжественнаго, хвалебнаго тона смотрела нередко сатира. Поэмы Хераскова, трагедiи Княжнина, комедiи Фонвизина, Капниста и др. уже прямо являлись обличенiями современнаго имъ русскаго общества и провозвестниками новыхъ воззренiй. Въ числе этихъ писателей, разделяя съ ними общее просветительное направленiе, одно изъ выдающихся местъ заняла и сама императрица Екатерина Великая.

За границей, a по примеру иностранцевъ и у насъ, подвергали нередко сомненiю самостоятельность литературной деятельности Екатерины. Говорилось, что императрица сама не могла писать по-русски и присвоивала себе произведенiя, писанныя не ею, а разве только ею внушенныя. Позднейшiя историческiя изысканiя совершенно опровергли этотъ взглядъ; несомненно, она сама задумывала и сама писала произведенiя, которымъ присвоивается ея имя. Императрица отличалась редкимъ по своему времени для женщинъ образованiемъ, которымъ обязана была преимущественно себе самой. Еще будучи Ангальтъ-Цербстской принцессой, не удовлетворяясь уроками своихъ учителей, она начала знакомиться съ лучшими произведенiями европейскихъ литературъ, и особенно много отдала силъ въ пользу самообразованiя съ того времени, какъ сделалась русской великой княжной: до самаго вступленiя на престолъ, въ продолженiе 18 летъ, чтенiе и выписки изъ книгъ по разнымъ политическимъ, ученымъ и литературнымъ вопросамъ были ея постояннымъ занятiемъ. Она внимательно занялась изученiемъ русскаго языка, между прочимъ, и если не овладела имъ совершенно, въ смысле грамматическомъ, то все же писала, и любила писать по-русски, не стесняясь ошибками. "Ты не смейся", говорила она своему секретарю Грибовскому, "надъ моей русской орфографiей. Я тебе скажу, почему я не успела хорошенько ее узнать. По прiезде моемъ сюда, я съ большимъ прилежанiемъ начала учиться русскому языку. Тетка Елисавета Петровна, узнавъ объ этомъ, сказала моей гофмейстерине: полно ее учить, она и безъ того умна. Такимъ образомъ могла я учиться русскому языку только безъ книгъ, безъ учителей, и это есть причина, что я плохо знаю правописанiе". Недостатки ея въ знанiи русскаго языка собственно и ограничивались главнымъ образомъ правописанiемъ да изредка неправильнымъ употребленiемъ падежей и видовъ глаголовъ, и императрица въ праве была сказать: "наши грешные падежи, надеяться можно, никому вреда не нанесутъ". И тотъ же Грибовскiй замечаетъ, что "государыня говорила по-русски довольно чисто и любила употреблять простыя и коренныя русскiя слова, которыхъ она знала множество". Екатерине, при ея слабости въ правописанiи, остался, однако, не чуждъ внутреннiй духъ русской речи; и это будетъ понятно, когда мы узнаемъ, что она старалась освоиться не только съ русскимъ языкомъ, а и съ славянскимъ, читала летописи, а отъ книжной литературы перешла къ словесности народной, изучая духъ и нравы русскаго народа въ его пословицахъ, песняхъ и сказкахъ. Словомъ, несмотря на свои "грешные падежи", императрица, урожденная немецкая принцесса, несравненно более была подготовлена къ деятельности на почве русской литературы, чемъ многiе образованные русскiе, уже тогда воспитывавшiеся на иностранныхъ языкахъ и нередко въ понятiяхъ пренебреженiя къ русской народности и къ русскому языку; а высокiй умъ и мощный характеръ Екатерины, такъ поражавшiе современниковъ, придали ея деятельности литературной свой отличительный характеръ. Что императрица писала сама, и какъ она писала -- интересующiйся читатель можетъ видеть изъ пьесъ "Недоразуменiе" и "Изъ жизни Рюрика", текстъ которыхъ возстановленъ въ настоящемъ изданiи съ собственноручной рукописи императрицы почти буквально, при чемъ оставлены исправленiя неудачныхъ "грешныхъ падежей".

"Что касается до моихъ сочиненiй, то я смотрю на нихъ, какъ на безделки", писала Екатерина одному изъ своихъ европейскихъ корреспондентовъ. "Я любила делать опыты во всехъ родахъ, но мне кажется, что все, написанное мною, довольно посредственно, почему, кроме развлеченiя, я не придавала этому никакой важности". Такъ оценивала императрица сама свои произведенiя. Но позднейшiй историкъ справедливо говоритъ, что "на ея замечанiе: l'êcrire devient amusement quand on y est accoutumê, менее всего можно полагаться -- только въ редкихъ случаяхъ она писала для препровожденiя времени, для забавы; подобно всемъ великимъ людямъ, Екатерина хорошо умела употреблять перо на служенiе своимъ целямъ". Литературная деятельность императрицы носитъ, действительно, характеръ въ высокой степени серьезный и целесообразный, и она оставалась такою, пока чисто внешнiя обстоятельства, какъ мы увидимъ, не выбили Екатерину съ занятаго ею въ литературе положенiя; только тогда произведенiя ея пишутся более для забавы, чемъ для пользы. Въ одномъ изъ своихъ писанiй императрица прямо приписываетъ своимъ комедiямъ действiе на нравы. Создавая свои серьезные по цели произведенiя, императрица отступала отъ современныхъ ей общепринятыхъ литературныхъ прiемовъ. Своимъ глубоко практическимъ умомъ она постигала всю непригодность разныхъ "высокихъ" и "среднихъ" слоговъ, старалась писать какъ можно ближе къ простой разговорной речи, и въ этомъ отношенiи она, вместе съ немногими другими, какъ Лукинъ, решительно превосходила многихъ современниковъ, более ея литературно талантливыхъ; свои воззренiя на это она выразила въ "Быляхъ и небылицахъ", въ "Завещанiи", где советуется писателю "думать по-русски", "красноречiя не употреблять, разве само собою на конце пера явится", "слова класть ясныя и буде можно самотеки" и т. п., а главнымъ образомъ даются предостереженiя противъ "скуки". Императрица, сама характера живого и веселаго, полная остроумiя, не терпела педантства и связанной съ нимъ скуки, и какъ ни необходимы казались ей нравственность и поучительность въ литературномъ произведенiи, предъявляла требованiе, чтобы поученiе, нравственное наставленiе, давались въ форме легкой, прiятной, остроумной,--"въ улыбательномъ духе". Этими именно свойствами отличаются ея чисто литературныя произведенiя -- комедiи, оперы и журнальныя сатирическiя и полемическiя статьи.

"Я не могу видеть чистаго пера", писала она къ Гримму,--"безъ того, чтобы не пришла мне охота обмакнуть онаго въ чернила; буде же еще къ тому лежитъ на столе бумага, то, конечно, рука моя очутится съ перомъ на этой бумаге". Но большинство написаннаго ею лежитъ вне собственно литературной области, будучи посвящено законодательству, общественному образованiю и воспитанiю, политике, вопросамъ государственнымъ, наконецъ, обмену мыслей -- корреспонденцiи съ приближенными людьми и выдающимися умами Европы.

"Наказъ",-- инструкцiя, данная ею въ руководство комиссiи, учрежденной въ 1766 году для составленiя новаго Уложенiя. При составленiи его она приняла въ пособiе все, что могла доставить ей тогдашняя наука о праве и законодательстве. Такъ, въ отделе о преступленiяхъ и наказанiяхъ она руководствовалась сочиненiемъ знаменитаго итальянскаго юриста Беккарiя, идеи о воспитанiи ей дали сочиненiя Локка, "Духъ законовъ" Монтескьё служилъ для нея главнымъ источникомъ, и изъ сочиненiй этихъ Екатерина сделала обширныя заимствованiя. Въ "Наказе" отразились лучшiя освободительныя идеи XVIII века. Практическаго значенiя тогда же, въ комиссiи, онъ не получилъ; "умы большей части депутатовъ не были еще къ сему приготовлены и весьма далеки отъ той степени просвещенiя и знанiя, которыя требовались къ столь важному ихъ делу". Но идеи "Наказа" не исчезли, а сделались навсегда достоянiемъ русской мысли, и стали выражаться въ произведенiяхъ литературы.

русскаго народа. Императрица написала съ этой спецiальной целью "Начальную азбуку съ гражданскимъ ученiемъ", "Выборныя россiйскiя пословицы", "Разговоры и разсказы", аллегорическiя сказки "о царевиче Хлоре" и "о царевиче Февее", наконецъ, "инструкцiю кн. Салтыкову при назначенiи его воспитателемъ великихъ князей". Во всехъ этихъ сочиненiяхъ Екатерина является передовой мыслительницей века, усвоившей педагогическiя идеи Монтеня, Локка, Руссо, Базедова. Въ те времена, когда въ русскомъ обществе господствующими взглядами на воспитанiе были взгляды фонвизинской г-жи Простаковой, Екатерина кладетъ въ основанiе своей "Инструкцiи" свободу развитiя и самодеятельность, предписывая простоту и умеренность во всемъ, вкорененiе въ душахъ добрыхъ нравственныхъ началъ, гуманности, справедливости, любви къ истине, чувства законности и долга, трудолюбiя, снисходительности къ людямъ, и высказываетъ необыкновенно здравые и проницательные взгляды на то, чему и какъ нужно учить детей. Русское общество того времени чутко прислушивалось къ новымъ для него мыслямъ, и, напр., азбуки съ гражданскимъ начальнымъ ученiемъ разошлось въ Петербурге въ две недели 20,000 экземпляровъ, какъ писала о томъ сама императрица Гримму.

"познанiе Россiи во всехъ ея частяхъ". "Исторiю Россiйскую имъ знать нужно", писала она въ "Инструкцiи", "и для нихъ она составляется". Ни учебника, ни вообще сочиненiя по русской исторiи тогда не было еще въ Россiи, и составительницей ея является сама императрица, начавшая тогда писать "Записки касательно россiйской исторiи", которыя и появились въ печати въ "Собеседнике". Любопытны взгляды Екатерины, высказанные въ предисловiи къ этому труду. "Сiи записки касательно россiйской исторiи", говоритъ она,-- "сочинены для юношества въ такое время, когда выходятъ на чужестранныхъ языкахъ книги подъ именемъ исторiи россiйской, кои скорее именовать можно сотворенiями пристрастными; ибо каждый листъ свидетельствомъ служитъ, съ какою ненавистью писанъ, каждое обстоятельство въ превратномъ виде не токмо представлено, но къ онымъ не стыдится прибавить злобные толки. Писатели те, хотя сказываютъ, что имели россiйскихъ летописцевъ и историковъ предъ глазами, но или оныхъ не читали, или языкъ русскiй худо знали, или же перо ихъ слепою страстiю водимо было...." И, не отрицая темныхъ сторонъ русской исторической жизни, императрица замечаетъ, что "родъ человеческiй везде и по вселенной единакiя имелъ страсти, желанiя, намеренiя и къ достиженiю употреблялъ нередко единакiе способы". Иностранка по происхожденiю, императрица почла даже долгомъ категорически отметить, что она далека отъ того, чтобы разделять враждебныя воззренiя на Россiю и ея исторiю. "Собиратель сихъ Записокъ касательно россiйской исторiи", сказано въ примечанiи къ Предисловiю, "не въ числе змей, вскормленныхъ за пазухой, онъ векъ свой тщился выполнить долгъ благодарнаго сердца. Онъ думаетъ, что похвальное не останется безъ хвалы, непохвальное безъ опороченiя; добраго же умалять доброту или порочнаго умножать дурноту и темъ подобиться неискусному врачу либо невежествомъ наполненному детскому учителю, не есть дело его". Такимъ образомъ и здесь Екатерина являлась более русскою, чемъ многiе русскiе того и позднейшаго времени. Вообще Екатерину возмущало пристрастное, ненавистническое отношенiе къ Россiи со стороны европейцевъ, и она нередко бралась за перо, чтобы опровергать нелепыя розсказни ихъ. Ей приписывался "Антидотъ" (противоядiе) -- полемическiй разборъ книги аббата Шаппо д'Одерато о Россiи, и если онъ написанъ, действительно, не ею самой вполне, то во всякомъ случае по ея мысли и указанiямъ ея приближенными.

напр., заметка "О видахъ добра", написанная для гр. A. C. Строганова, "Правила учащемуся, на память учащимся детямъ", "Примечанiя безграмотной на известныя места вышедшей въ 1768 году комедiи Сумарокова "Лихоимецъ", затемъ полемическая заметка по поводу какой-то статьи въ иностранныхъ газетахъ, записка о разделенiи лесовъ въ Россiи; Шишковъ приписываетъ Екатерине записку "О должностяхъ человека и гражданина", и проч. Есть заметки императрицы, носящiя характеръ автобiографическiй. Одна изъ нихъ, напр., разсказываетъ о маскарадной шутке Екатерины, одевшейся въ офицерскiй мундиръ и разыгравшей роль влюбленнаго въ княжну Н. С. Долгорукову. Особо стоятъ написанныя на французскомъ языке автобiографическiя "Записки" Екатерины, и, наконецъ, обширная переписка ея, собственноручныя рескрипты и т. п. Во всехъ этихъ произведенiяхъ своего пера Екатерина является мощною историческою личностью, полною необыкновеннаго проницательнаго ума. 

Литературныя, въ тесномъ смысле, произведенiя Екатерины, которымъ посвящено настоящее изданiе, составляютъ, такимъ образомъ, лишь меньшую часть изъ всего написаннаго ею. Но въ этой части общiй характеръ ея просветительныхъ и гуманныхъ идей, естественно, выражался съ большей широтой, не отвлекаемый въ частности, въ подробности практическаго примененiя. Если ея произведенiя практически-законодательнаго и общественно-устроительнаго характера были несравненно важнее для целей практической жизни, то произведенiя литературныя, которыя прямо указываютъ на фактическiя противоречiя идеаламъ, существовавшiя въ русскомъ обществе, носятъ прямо характеръ сатиры, должны были содействовать сознанiю общественному, делать более понятными важность и целесообразность новыхъ законодательныхъ меръ и стремленiй императрицы.

"Всякая всячина". Обыкновенно считаютъ издателемъ его Г. В. Козицкаго, адъюнкта Академiи Наукъ, съ 1769 по 1775 годъ состоявшаго на службе въ "Кабинете и при собственныхъ Ея Имераторскаго Величества делахъ, у принятiя челобитенъ." Но на основанiи весьма вескихъ данныхъ, академикъ Пекарскiй предположилъ, что "Всякая всячина" была деломъ Екатерины, которая была ея деятельной вдохновительницей и сотрудницей. Помимо оставшихся въ бумагахъ императрицы несколькихъ отрывковъ, назначавшихся несомненно въ этотъ журналъ, въ немъ напечатано одно изъ писемъ "Патрикея Правдомыслова", въ то время, какъ другое, съ такой же подписью, сохранилось среди рукописей Екатерины. Нужно думать, что сотрудничество императрицы во "Всякой всячине" не исчерпывается названнымъ письмомъ,-- въ журнале есть не мало статей и заметокъ, написанныхъ въ ея характере; но теперь утрачены всякiе следы, указывающiе на авторовъ, и достоверно принадлежитъ Екатерине только оно одно. Въ немъ императрица выступаетъ противъ резкихъ, со стороны другихъ журналовъ, обличенiй неправосудiя.

Чтобы понять источникъ этой защиты, нужно знать, что, по примеру "Всякой всячины", тогда возникло несколько другихъ сатирическихъ журналовъ, между ними "Трутень" Новикова, и все эти журналы, по трудно уловимымъ теперь побужденiямъ, явились резкими противниками "Всякой всячины". Резкiя обличенiя въ нихъ существовавшаго порядка вещей не нравились "Всякой всячине", и, начавъ сатирой, какъ и те, она стала советовать своимъ собратьямъ не все же писать одни обличенiя, но не пропускать "описывать твердаго блюстителя веры и закона, хвалить сына отечества, пылающаго любовiю и верностью къ государю"; и такъ какъ подобные советы оставались тщетными, то журналу, который, конечно, дорожилъ темъ, чтобы замечались благiя намеренiя и действiя правительства, пришлось взяться за защиту существующаго порядка. Въ этомъ смысле написано противъ Трутня и письмо Патрикея Правдомыслова, опровергающее толки, что у насъ правосудiя нетъ: "мы все", говоритъ здесь авторъ, "сомневаться не можемъ, что нашей великой государыне прiятно правосудiе, что она сама справедлива"... Другое письмо Патрикея Правдомыслова, отысканное академикомъ Пекарскимъ въ рукописяхъ (оно напечатано въ настоящемъ изданiи), направлено также противъ Новикова, развивая мысль перваго письма; но оно не попало во "Всякую всячину".

Полемика между журналомъ Екатерины и другими приняла въ конце концовъ характеръ острый и непрiятный, даже личный. Въ сатирическомъ листке "Смесь", въ критике на "Всякую всячину", говорилось, напр.: "Завела она ссору между внучатами... Знаете ли, почему она увенчана толикими похвалами, въ листкахъ ея видными? Я вамъ скажу. Во-первыхъ, скажу, потому, что многiя похвалы сама себе сплетаетъ; потомъ по причине той, что разгласила, будто въ ея собранiи многiе знатные господа находятся; и такъ некоторые, можетъ статься, думая хваленiемъ ихъ сочиненiй войти въ ихъ милость, засыпали похвалами "Всякую всячину". После такого рода полемики, замечаетъ академикъ Пекарскiй, "не будетъ уже казаться удивительнымъ, почему въ следующемъ 1770 году все сатирическiе журналы внезапно прекратились". Осталась только та же "Всякая всячина" и "Трутень", но оба они уже более не помещали сатирическихъ статей и вскоре также вовсе прекратились. Журнальная деятельность императрицы прекратилась надолго.

"Во-первыхъ, потому (пишу комедiи), что это меня забавляетъ; во-вторыхъ, потому, что я желала бы поднять нацiональный театръ, который, за неименiемъ новыхъ пьесъ, находится въ некоторомъ пренебреженiи"... Но за этими внешними побужденiями. академикъ Гротъ видитъ другiя. "Видя везде вокругъ себя проявленiе человеческихъ слабостей и недостатковъ", говоритъ онъ по поводу "Былей и небылицъ": "Екатерина хотела действовать путемъ слова... Въ большей части того, что она выражаетъ, кроется намеренiе",-- и слова эти въ одинаковой мере применимы ко всей литературной деятельности императрицы. "Екатерина проводитъ въ комедiяхъ свои гуманныя идеи", говоритъ одинъ замечательный историкъ литературы русской, "объясняетъ и защищаетъ свои реформы, осмеиваетъ не одни старыя грубыя суеверiя и пороки, а и новую грубость и невежество, покрываемыя лоскомъ французской образованности, пристрастное увлеченiе всемъ иностраннымъ съ презренiемъ ко всему отечественному". Собственно серьезнаго художественнаго значенiя оне не имеютъ, но отличаются веселостiю и легкостiю языка, приближающагося къ простой разговорной речи, что было для того времени уже большой заслугою.

"О время!" и "Именины г-жи Ворчалкиной". Первую изъ нихъ, имевшую поистине замечательною предшественницей только комедiею Фонвизина "Бригадмръ", литературная критика признала началомъ русской общественной комедiи и критики общественныхъ нравовъ. Нужно заметить, что написаны оне въ духе и по образцу тогдашнихъ французскихъ комедiй, въ которыхъ, какъ даже у Бомарше, слуги являются более развитыми и умными, чемъ ихъ господа. Но вместе съ темъ въ комедiяхъ императрицы обрисовываются чисто-русскiе общественные пороки и являются русскiе типы. Наиболее удачно очерченными лицами комедiй признаются Фирлюфюшковъ и Некопейковъ, и первый изъ нихъ считается представляющимъ черты Иванушки Фонвизина и въ то же время зародышемъ Грибоедовскаго Репетилова. Сама Ханжахина въ "О время!" -- резко очерченное лицо, полное ханжества, рядомъ съ суеверiемъ и безсердечiемъ.

Въ 1772 году Екатериною написаны еще три комедiи. Но въ нихъ, какъ и въ позднейшихъ всехъ комедiяхъ нравовъ, повторяются те же темы и те же характеры, какъ и въ первыхъ двухъ, и оне уже не имеютъ особеннаго значенiя въ исторiи литературы, сохраняя его только въ исторiи театра.

"О время!", Новиковъ началъ изданiе сатирическаго журнала "Живописецъ", превосходившаго смелостью обличенiй и сатиры все прежнiя изданiя въ этомъ роде, и счелъ долгомъ посвятить его будто бы неизвестному автору комедiи "О время!" "Вы", писалъ онъ въ этомъ "Приписанiи",--"первый сочинили комедiю точно въ нашихъ нравахъ; вы первый съ такимъ искусствомъ и остротою заставили слушать едкость сатиры съ прiятностью и удовольствiемъ; вы первый съ такою благородной смелостью напали на пороки, въ Россiи господствовавшiе"... "Вы открыли мне", говоритъ дальше Новиковъ, "дорогу, которой я всегда страшился; вы возбудили во мне желанiе подражать вамъ въ похвальномъ подвиге исправлять нравы своихъ единоземцевъ, вы поострили меня испытать въ томъ свои силы". Ответомъ на это "приписанiе" и было "Письмо къ господину Живописцу".

Въ 1781--1782 годахъ Екатерина, между прочими педагогическими сочиненiями, написала свои знаменитыя аллегорическiя сказки "о царевиче Хлоре" и "о царевиче Февее", рисующiя идеалъ воспитанiя будущаго правителя. Известно, что одно изъ действующихъ лицъ первой сказки, Фелица, аллегорически изображающая счастье, дало поводъ Державину написать оду, изображающую Екатерину подъ именемъ Фелицы, и это обстоятельство послужило поводомъ къ новой эпохе журнальной деятельности Екатерины. Княгиня Дашкова, только что сделанная директоромъ Академiи Наукъ, начала тогда, при соизволенiи императрицы, изданiе на счетъ академическихъ суммъ литературнаго журнала "Собеседникъ любителей россiйскаго слова", во главе котораго и поставлена ода "Фелице". Императрица съ первой же книжки приняла въ немъ деятельное участiе, поместивъ въ ней приведенное нами выше "предисловiе" къ "Запискамъ касательно россiйской исторiи", которыя затемъ и печатались во всехъ книжкахъ журнала. Со второй книжки стали появляться въ "Собеседнике" "Были и небилицы". Въ своей классической бiографiи Державина, академикъ Гротъ предполагаетъ, что "Были и небылицы" Екатерина начала подъ влiянiемъ именно "Фелицы" Державина; даже заглавiе ихъ какъ будто навеяно стихомъ оды: "И быль и небыль говорить". Оне представляютъ собою, по определенiю Грота, безсвязныя, но остроумныя речи о всякой всячине, обо всемъ, что взбредетъ на умъ мыслящему наблюдательному человеку; и, кажется, образцомъ императрице въ этомъ случае, более всякаго другого автора, служилъ Стернъ. Преследуя сатирическiя цели, она направила свои удары прежде всего, естественно, на свой придворный кругъ, и въ первыхъ статьяхъ "Былей и небылицъ" "встречается более портретовъ, несомненно списанныхъ съ живыхъ лицъ" (Пекарскiй). Отдаленность той эпохи скрываетъ отъ насъ истинный смыслъ многихъ намековъ и обличенiй императрицы; известно, однако, съ точностью, что въ общихъ характеристикахъ ея подъ именемъ "нерешительнаго" современники узнали оберъ-камергера И. И. Шувалова; подъ именемъ "самолюбиваго" изображался Чоглоковъ, мужъ оберъ-гофмейстерины при дворе великой княгини; въ масоне, ездившемъ въ Швецiю, узнаютъ князя Куракина; является тутъ и шутникъ Нарышкинъ. Нашлись и такiе, какъ генералъ-прокуроръ сената князь Вяземскiй, которыхъ императрица и не думала иметь въ виду, но которые принимали все на свой счетъ. Это было уже непрiятно императрице, и въ третьей книжке "Собеседника" она пишетъ себе письмо отъ Угадаева и сама же отвечаетъ на него, что "люди тутъ безъ имени, а описывается умоположенiе человеческое, до Карпа и Сидора тутъ дела нетъ". Между темъ обстоятельства стали складываться для императрицы въ томъ же роде, какъ и во "Всякой всячине"; но только теперь непрiятныя для нея статьи печатались въ самомъ же "Собеседнике", такъ какъ императрица не желала, несмотря ни на что, стеснять писавшихъ. Уже во второй книжке журнала появились замечанiя на неправильность языка въ "Собеседнике", подписанныя именемъ Любослова -- личность котораго остается неизвестною (Гротъ называетъ Морозова, Румовскаго и Лепехина, отдавая большую вероятность первому, служившему у принятiя прошенiй, при Храповицкомъ), и въ этихъ замечанiяхъ задевается Екатерина по поводу словъ "единакiй", вместо "одинакiй", и "выполнить", вместо "исполнить". Въ третьей книжке напечатаны "вопросы", присланные въ редакцiю журнала, очень не понравившiеся императрице, особенно вопросъ 14-й: "отчего въ прежнiя времена шуты, шпыни, балагуры чиновъ не имели, а нынче имеютъ и весьма большiе?" -- она увидела въ немъ намекъ на оберъ-шталмейстера Л. А. Нарышкина, очень неглупаго, остроумнаго, веселаго собеседника въ близкомъ кружке императрицы, забавлявшаго императрицу разными проделками и шутками. Наконецъ, въ той же 3-й книжке появилось "Письмо къ г. Сочинителю Записокъ о Россiйской исторiи", присланное Сергеемъ Петровичемъ Румянцевымъ, незадолго передъ темъ прiехавшимъ изъ-за границы. Въ сущности письмо это было льстивое, которымъ авторъ желалъ войти въ переписку съ императрицей, но не грубо льстивое, въ которомъ лесть прикрыта была внешнею критикою. "Вы, мне кажется, не весьма удачнымъ образомъ въ свое сочиненiе вступили... Неужто вы вздумали намъ более сказать въ тетрадкахъ своихъ, несть-ли мы въ летописцахъ начитаться можемъ... Первая тетрадка ваша по крайней мере не подаетъ намъ сей надежды. Какое ваше, напримеръ, о происхожденiи Россiянъ сухое и маловажное объясненiе!" и т. д. Такова внешность письма, въ которой авторъ тщился скрыть похвалы простоте, правде и ясности изложенiя Екатерины въ противоположность другимъ, и между прочимъ учившему его профессору въ Лейдене, который даже о первомъ веке после потопа имелъ "весьма точныя сведенiя". Императрица допустила письмо напечатать, но была имъ очень недовольна, справедливо предполагая, что публика не заметитъ иронiи автора, а пойметъ его нападенiя буквально, какъ именно обличенiе недостатковъ "Записокъ" ея.

"Былямъ и небылицамъ" и вообще писанiямъ ея особое направленiе; ей приходилось защищаться; и устами "дедушки" или иначе она не осталась въ долгу. Любослову, выслушавшему возраженiя отъ другихъ задетыхъ имъ, со стороны императрицы замечено просто, что "грамматическiя" критики скучны, что ея "грешные падежи никому не мешаютъ", что, наконецъ, "честныя правила, здравый разсудокъ и прiятная шутка предпочтительны педантству". Вопросы императрица приняла за присланные отъ Шувалова, въ отмщенiе за изображенiе "нерешительнаго", и на 16 вопросъ: "гордость бо" ответила: "тамъ же, где нерешительность", намекая темъ, что она понимаетъ, откуда посланы вопросы; затемъ въ "Быляхъ и небылицахъ" есть несколько выходокъ противъ автора "вопросовъ". Получивъ же покаянное письмо отъ Фонвизина, она поместила его въ самыхъ "Быляхъ и небылицахъ". Румянцеву она не ответила ничего; но въ четвертой книжке "Собеседника" есть выходка противъ него, насмешки надъ нерусскими оборотами его речи: "терпеть я не могу того", говоритъ тамъ дедушка, "что, писавъ по-русски, кто думалъ на иностранномъ языке", и т. д.

"Собеседника", къ Екатерине вторично, уже какъ къ автору "Былей и небылицъ", подписавшись: "Ни одной звезды во лбу не имеющiй", и при этомъ письме приложено было имъ предисловiе къ исторiи Петра Великаго, въ которомъ, вероятно съ намеренiемъ задеть самолюбiе императрицы, великiй императоръ превозносится похвалами, а Екатерина называется "порожденiемъ Петровымъ". Императрица и отвечала Румянцеву резкимъ "ответомъ на письмо подъ N XIX напечатанное".

"Собеседника" появилось "Письмо къ господамъ издателямъ", содержащее критику на "Были и небылицы". Авторъ его, восторгаясь "Былями и небылицами", въ то же время уверялъ, что другiя статьи журнала, въ которыхъ участвовали такiе писатели какъ Державинъ, Фонвизинъ, Капнистъ -- возбуждаютъ только скуку и дремоту. Подобная грубая лесть не могла, конечно, нравиться Екатерине. Она сама ничего не отвечала на это письмо, но за то въ VII кн. появилась, вероятно внушенная ею, насмешливая противъ его сочинителя статейка "Каноника Ignorante Bambinelli", т. е. Нарышкина.

"Былей и небылицъ", вероятно, сильно повлiяли на охлажденiе императрицы къ участiю въ "Собеседнике". Едва-ли ей могло быть прiятно вести полемику и публичную переписку, да еще принимавшую такой личный характеръ, съ своими поданными. И уже въ V кн. "Собеседника" "одинъ изъ издателей Собеседника", какъ можно догадываться, сама Дашкова, выражая восторженныя "Былямъ и небылицамъ" похвалы, печалился о предполагаемомъ будто бы отъезде ихъ автора. Императрица написала на это письмо въ "Быляхъ и небылицахъ" ответъ, въ которомъ недвусмысленно сквозитъ насмешка. Вскоре ссора Дашковой съ Нарышкинымъ совершенно испортила отношенiя ея къ императрице. Нарышкинъ не могь позабыть 14 вопроса Фонвизина, напечатаннаго Дашковой, и платилъ ей насмешками надъ нею и самой академiей, которой она была "директоромъ"; записки "Общества незнающихъ" быть можетъ были имъ и задуманы, а часть ихъ и написана, и встречи ихъ во дворце были непрiятны. Императрица, не любившая Дашкову уже давно за то, что она себе присвоивала всю честь переворота, возведшаго Екатерину на престолъ, приняла сторону Нарышкина и потребовала отъ Дашковой все свои рукописи; изъ переписки ихъ по этому поводу видно, что помещенное въ VIII кн. "Собеседника" письмо къ издателямъ отъ неизвестнаго, оканчивающееся словами le ris tenta le rit и проч., принадлежитъ также перу Екатерины.

представленiя, три комедiи противъ масонства, вероятно также "Тайна противу нелепаго общества" и пять оперъ. Наибольшее значенiе императрица сама должна была, естественно, придавать комедiямъ противъ масонства; но въ нихъ императрица, быть можетъ, намеренно, игнорировала всю нравственную сторону и сущность масонства, имевшаго смыслъ противодействiя развивавшемуся матерiализму, и осмеяла чисто внешнiя формы его. Ея ироническiй умъ не мирился съ таинственностью и мистицизмомъ, въ которыя облекались верованiя и обряды масонства, и это нерасположенiе къ нему шло такъ далеко, что императрица не усомнилась смешать его съ явленiями шарлатанства, выставивъ и осмеявъ рядомъ съ масонами, подъ именемъ Калифалкжерстона, знаменитаго Калiостро, прiезжавшаго передъ темъ въ Петербургъ, и даже Сибирскаго шамана.

"Боеслаевича" заимствованъ изъ былины о Василiи Буслаеве; въ Горебогатыре же Косометовиче она осмеяла тогдашняго шведскаго короля Густава III, мечтавшаго отторгнуть отъ Россiи все острова Финскаго залива, хвастливо приглашавшаго Стокгольмскихъ дамъ на балъ въ зимнемъ дворце, и въ 1788 году вторгнувшагося въ русскiе пределы безъ объявленiя войны, но не могшаго взять и незначительной крепости Нейшлота, защищаемаго безрукимъ комендантомъ Барановымъ съ незначительнымъ гарнизономъ инвалидовъ.