Тарле Е. В.: Чесменский бой и первая русская экспедиция в Архипелаг
Глава XVI

Глава XVI

В дипломатических кругах всей Европы русские победы ва эту войну на море и на суше, вообще говоря, произвели ошедомляющее впечатление. Недаром, когда турки, наконец, признали себя побежденными и подписали 10 июля 1774 г. мирный договор в Кучук-Кайнарджи, Екатерина с таким веселым любопытством наблюдала физиономии послов, аккредитованных при ее особе. “Я видела в Ораниенбауме весь Дипломатический корпус, и заметила искреннюю радость в одном английском и Датском министре: в Австрийском и Прусском менее,— писала она Штакельбергу, своему послу в Варшаве,— Ваш друг Браницкий смотрел Сентябрем, Гишпания ужасалась, Франция печальная, безмолвная, ходила одна, сложив руки, Швеция не может ни спать, ни есть. Впрочем мы были скромны в рассуждении их и не сказали им почти ни слова о мире да и какая нужда говорить об нем? Он сам за себя говорит”.

Екатерина знала, какую роль сыграла, в частности, Чесма и вся Архипелагская морская экспедиция в общем счастливом завершении войны, и поспешила о том же приеме дипломатического корпуса написать и Алексею Орлову 28 июля 1774 г.: “Вчерашний день здесь у меня ужинал весь дипломатический корпус, и любо было смотреть, какие были рожи на друзей и недрузей (sic! — Е. Т.); а прямо рады были только датский да английский”.

стороны Швеции и Пруссии, а британский кабинет был очень доволен полным провалом всех французских усилий и расчетов в Константинополе. Франция могла легко вмещаться в явно назревавшую (и частично уже начавшуюся) войну североамериканских колоний против Англии (что в конце концов, как известно, и произошло), и русское торжество на Лепанте неминуемо должно было на некоторое время связать французам руки и отвлечь их внимание от Атлантики к Черноморью. Австрии и особенно Пруссии радоваться было нечему: чем более крепчала мощь России, тем, конечно, затруднительнее становилось их положение. Это-то Фридрих II понимал особенно хорошо. Наконец, нечего и говорить о том, что Франция и связанная с ней Испания ощущали поражение Турции как свое собственное.

Русский флот не уходил из Архипелага несколько лет, и турки не только не смели против него что-либо предпринять, но русские суда, свободно крейсируя в водах Леванта, время от времени успевали останавливать и уничтожать турецкие корабли. которым не удавалось вовремя скрыться от преследования.

Длительного, прочного военного результата “навсегда” это долгое пребывание русского флота в Архипелаге дать не могло. Русские но располагали там сколько-нибудь серьезными воинскими силами. Победоносный флот не мог никак заменить отсутствующую армию. Но, безусловно, пребывание нашего флота в Архипелаге сыграло очень положительную роль в чисто дипломатическом отношении при переговорах, кончившихся Кучук-Кайнарджийским миром.

Русская армия в эти же годы одерживала одну за другой замечательные победы под Ларгой, под Кагулом, под Рябой Могилой. Но и Чесма стояла все время грозной тенью перед турецкими уполномоченными.

Согласно условиям победоносного для России Кучук-Кайнарджийского мира 10 (21) июля 1774 г., русские, взамен обширных приобретений в других местах и огромных, ценнейших для России уступок со стороны Турции, вернули Порте Архипелаг, и наши суда потянулись к западу, чтобы через Гибралтар и океан вернуться домой.

Гибралтар, по Атлантическому океану, через Скагеррак, Каттегат, по Балтийскому морю... Он шел с большими задержками, испытывая бури, страдая от аварий, и даже через год после заключения мира прославившие русский морской флот эскадры стояли в Ревеле и Кронштадте на рейде далеко еще не в полном составе.

Но враждебных нападений от испанцев и французов на этот раз, в 1774—1775 гг., русский флот мог опасаться еще менее, чем в 1769—1770 гг., когда он только еще шел завоевывать свои чесменские лавры: Англия уже явно была накануне войны со своими восставшими североамериканскими колониями и имела все основания подозревать Испанию и Францию в самых враждебных намерениях. Позволить им истребить русский флот англичане ни в каком случае не желали. И флот вернулся домой никем не тревожимый.

В заключение приведем подсчеты, сделанные на основании архивных данных Гидрографического департамента и опубликованных в VII томе “Записок” этого департамента А. Соколовым. Подсчеты относятся ко всем пяти годам (1769—1774 гг.), пока продолжалась экспедиция в Архипелаг.

Вот каковы издержки на это длительное военно-морское предприятие:

“Стоимость кампании”.

“Всего, в точении пяти лет, было послано из наших портов в Архипелаг: 20 кораблей, 5 фрегатов, 1 бомбардирское судно и 8 мелких; куплено: 11 фрегатов и 2 бомбардирских судна; взято в приз, не считая поляк, шебек, галер и т. п., 1 корабль, 10 фрегатов. Из этих судов разломано за ветхостью: 4 корабля (Северный Орел в 1770 году, Ианнуарий, Трех Святителей и Не тронь меня в 1775 году), 6 фрегатов (Надежда благополучия 1773 г., Зея, Мило и Андро 1772 г., Миконо и Делос 1773 г.), 1 бомбардирское судно (Гром) и 2 мелких (пинки Св. Павел 1772 г. и Соломбала 1773 г.); погибло: 4 корабля (Евстафий в 1770 г. разбился, Родос — пленный — в 1770 г. сожжен, Азия в 1773 г. без вести пропал), 2 фрегата (Феодор и Санторин, 1771 г.) и 3 мелких судна (пинк Лапоминк, судно Чичагов, пакетбот Летучий). Затем возвратилось к своим портам: 13 кораблей, 16 фрегатов, 2 бомбардирских судна и 3 мелких. Всех команд, в эти 5 лет, было отправлено (по счету коллегии) 12 200 человек; не возвратилось 4516. О суммах, употребленных на содержание флота, сведения наши не полны: снаряжение первых трех эскадр (1709—1771) обошлось в 1 576 749 рубл.; содержание четырех эскадр в 1772—73 г. обходилось в 508 725 рубл., содержание 5 эскадр в 1775 г. стоило 565 142 рубля, следовательно, во все 6 лет издержано на снаряжение и содержание эскадр — 3 149 341 рубл.; вновь, сверх штата, для настоящей войны собственно построенные суда стоили 1 285 598; всего 4 434 939 рубл. Но сюда не вошли суммы, ассигнованные непосредственно из Государственного Казначейства: Графу Орлову, при самом начале кампании, на чрезвычайные расходы 300 000 рубл., Адмиралу Спиридову 480 000, Эльфинстону и Арфу по 200 000; суммы посылавшиеся графу Орлову в последствии; подати, собираемые с островских жителей; призовые части, поступавшие в казну, и проч. и проч.”