Приглашаем посетить сайт
Чехов (chehov-lit.ru)

Любавский М. К.: История царствования Екатерины
Страница 6

Воспитание по Бецкому имеет 4 стороны: физическую, физико-моральную, моральную и дидактическую.

Физическая сторона в воспитании имеет огромное значение: только в здоровом теле может быть здоровый дух. По этому вопросу Бецкой собрал лучшее, что было в западной педагогике. Он издал „Физические примечания к воспитанию детей“. Эти „Физические примечания“ настолько понравились Екатерине, что она велела напечатать их и продавать по общедоступной цене. В своих „Физических примечаниях“ Бецкой рекомендует воспитателям обращать внимание на воздух, одежду, пищу и телесное развитие детей. Детей следует часто выпускать на свежий воздух, а особенно при беге или играх. Труд на свежем воздухе умножает веселье и здоровье, а от душного воздуха происходит леность и худое воспитание, так что дети на всю жизнь остаются хилыми и болезненными. Теперь эти рассуждения представляют из себя труизмы, а тогда, когда не было даже форточек и вентиляций, это было очень радикальное наставление: оно шло вразрез с общим представлением. Бецкой осуждает излишнюю заботливость о здоровье детей и советует с ранних лет приучать их к стуже и позволять бегать во всякую погоду босиком. При простуде он советует не лечить, а просто сделать диету; вообще к лекарству Бецкой советует прибегать только в редких и крайних случаях. В пище Бецкой устраняет все то, что ослабляет неокрепший детский организм: кофе, вино, водку, пряности и т. д. Всего лучше вести жизнь несколько суровую. Одежда детей должна быть проста, удобна, не узка и не дорога, чтобы они свободно могли в ней играть. Это рассуждение также было не по нутру многим маменькам, которые любили, да и до сих пор любят наряжать свой детей, как кукол. Меховые шубы Бецкой называет вещью безрассудной и советует надевать их лишь в сильные морозы и в пути.

Физико-моральное воспитание, по теории Бецкого, имеет большое значение, так как леность — мать все пороков, а трудолюбие — отец всех добродетелей. Потому, когда дети будут достаточно сознательны, их надо приучать к делу, ко всяким рукоделиям, но не употреблять насилия, а приохочивать и выбирать им рукоделия, смотря по возрасту и способностям. Много значения Бецкой признает и за играми; для того чтобы в свободное время у детей не возникало желания спать или лежать, спальни следует запирать, а детей выпускать на воздух, где устраивать игры. Игры и рукоделия не только укрепляют здоровье детей, но и приучают их к труду, к бодрости духа, уменьшают коварство, нелюдимость и, соединяя детей вместе, располагают их друг к другу и приучают к общению.

Моральному воспитанию в системе Бецкого отводится первое место. Каким же образом надлежит развивать нравственное здоровье детей? Прежде всего от их слуха и зрения следует удалять все то, что им может быть вредно, то есть Бецкой предлагал закрытые воспитательные заведения. Но ведь это только отрицательное воздействие, а в чем же должно заключаться положительное воздействие? Надлежит, чтобы воспитатели укореняли добродетель своим собственным примером. Но ведь это довольно утопичное желание: дети, удаленные от жизни, не могут даже видеть добродетелей своих воспитателей, которые должны проявляться, конечно, не только по отношению к ним самим, а гораздо чаще по отношению к окружающим. Итак, по Бецкому, живой пример является главной силой в моральном воспитании — от него зависит весь успех или неуспех воспитания. Бецкой не ставит границ живому примеру. Он не считается с тем, что дали ребенку его родители, и не может допустить в ребенке врожденных дурных стремлений, так как душа ребенка это — „tabula rasa“, чистая доска. Бецкой не признает того, что иногда грифель воспитателя будет скользить по этой „доске“, не оставляя никаких следов или не такие следы, каких хотел воспитатель. Поэтому дурной характер детей всецело относится к дурному характеру воспитателей. „Когда худы будут воспитанники, то сие вина их начальников и воспитателей; сие на практике доказать легко“. Кроме живого примера воспитателей, Бецкой рекомендует еще совет книги; он предлагает, чтобы в воспитательном заведении по стенам были написаны нравоучительные надписи, вроде „не делай дли“, „не предавайся праздности“, „не мучай животных“, „не бранись“ и т. п.

Возвысив значение морального воспитания, Бецкой оттеснил значение обучения. Воспитатели в его системе и по чину и по содержанию стоят выше учителей, роль которых, по его мнению, второстепенна и маловажна. Бецкой повторяет ошибку запад пых писателей, что наука есть нечто отдельное и не всегда полезное.

Но все же и по части обучения у Бецкого есть несколько дельных мыслей о характере и способах обучения. Бецкой против принуждения: „надлежит или отрешиться от обучения, или обучать играя, чтобы это в отдых было“; „Многоучение, а особливо наизусть, слишком наполняя юный ум, лишает его сил“. Практичность и наглядность должны быть прежде всего; надлежит больше давать детям опыта, чем одни чертежи, географию надо проходить на глобусе, а не на картах. В преподавании Закона Божия не следует обременять память заучиванием текстов, а больше обращать внимания на нравственное развитие.

Вот те воспитательные и дидактические идеи Бецкого, которые разделялись и Екатериной. Составляя уставы, Бецкой указывал, что это не только его личное мнение, а также и мнение всемилостивейшей государыни.

Что же сделала Екатерина для осуществления и для развития своих педагогических идей?

Еще ранее, нежели Бецкой написал „Генеральный план воспитания юношей обоего пола“, Екатерина думала об учреждении закрытого учебного заведения для благородных девиц. Ей импонировала слава французского Сен-Сирского института, и для устройства такого у себя она намеревалась вызвать опытную наставницу и узнать уставы и журналы института. Но оказалось, что это заведение живет без всяких уставов и журналов; неудачны оказались также поиски наставницы.

После того как Бецкой поднес ей „Генеральный план воспитания юношей обоего пола“, Екатерина решила обойтись своими средствами, и 5 мая 1764 года ею был дан указ об открытии при Воскресенском Новодевичьем монастыре Воспитательного общества благородных девиц. Так возник Смольный институт, получивший свое имя от урочища Смоляного двора, где прежде был построен дворец для царевны Натальи Алексеевны.

Смольный институт был рассчитан для воспитания на казенный счет 200 благородных девиц. Эти 200 воспитанниц делятся по возрасту на 4 класса по 50 в каждом: в I классе — девочки 6–9 лет, во II классе — девочки 912 лет, в III классе — девочки 12–15 лет и в IV классе — девицы от 15 до 18 лет. Каждый возраст различался по цвету платья: в I классе носили платья коричневого цвета, во II — голубого, в III — серого и в IV — белого. Прием воспитанниц происходил через каждые три года; с родителей бралось обязательство не брать дочерей ранее окончания курса. Родители вообще отстранялись от воспитанниц, так как они, как люди невоспитанные, могли показать им дурной пример.

Учебный план в Смольном институте был шире, чем в Сен-Сире. В I классе должны преподаваться русский язык, иностранные языки и арифметика, во II — география и история, в III — словесность, архитектура, геральдика, поэзия, музыка, танцы, в IV — занятия исключительно практические: воспитанницы по очереди по две вместе занимаются с маленькими девочками, для того чтобы приучиться воспитывать детей; они приучаются также и к содержанию доброго порядка и к домашней экономии, для этого они договариваются с поставщиками, каждую субботу производят подсчет расходов, платят по счетам, определяют цену продуктов, наблюдают, чтобы везде была чистота. Воспитанницы обучаются рукоделиям и, начиная с третьего возраста, должны сами шить себе платья. Стихи, пение и всякие искусства входят в круг обучения, чтобы сделать воспитанниц приятными членами общества. Эти порядки, этот круг жизни, заведенные еще Екатериной, с некоторыми изменениями держатся в общих чертах и до сих пор.

Общее направление воспитания в Смольном институте было иное, чем в Сен-Сире. Там из воспитанниц готовили монахинь, все воспитание было проникнуто клерикальным духом; многие воспитанницы, кончив образование, сразу поступали в монастырь. Смольный институт, наоборот, вырабатывал девиц — украшение общества, то есть был рассадником светского воспитания.

Устав требовал от воспитанниц приветливости и благородства в обращении не только с равными себе людьми, но и с самыми низшими. Воспитанницы приучались к пристойности и к благородной скромности в поведении. Для этого им рекомендовалось вступать между собой в благоприличный разговор, высказывать свои мысли с подобающей вольностью. Для того чтобы приучить воспитанниц держать себя и говорить в обществе, по воскресеньям в институт приезжали светские дамы и кавалеры. В одно из таких воскресений воспитанницы давали концерт, в другое спектакль, а третье посвящалось просто разговору и т. п. Воспитанницы старших классов на этих собраниях должны были играть роль приветливых и учтивых хозяек.

Во главе института стояла обладавшая огромными правами, которые в качестве пережитка удерживают за собой и теперешние начальницы. Она имеет право назначать и увольнять учителей и учительниц, она ведет все расчеты с экономом, принимает воспитанниц, дает им награды. От начальницы требуются особые качества: она должна быть всеми любима и почитаема, она должна вести себя кротко, весело, ей вменено в обязанность изгонять все то, что имеет вид скуки, задумчивости и печали.

В помощь начальнице должна быть правительница (теперешняя инспектриса); она наблюдает за учительницами и имеет крайнее радение о чистоте.

Для ближайшего надзора за воспитанницами в институте состоят 4 надзирательницы, по одной на каждый возраст; они, не спуская глаз, смотрят за воспитанницами, а также заменяют отсутствующих учительниц.

Всех учительниц на институт полагается 12, по 3 на каждый возраст. Они не только учат девиц, но и воспитывают их в благоразумии и искусными словами внедряют благонравие в нежные сердца их. Учительницы должны учить по всем предметам, и только в крайнем случае дозволялось пригласить учителя или, как тогда говорили, мастера.

Таково было Воспитательное общество благородных девиц. Но Екатерина хотела создать „новую породу людей“ не только среди дворянства, но и в мещанстве и во всем остальном обществе, и поэтому указом 31 января 1765 года Екатерина основала Особливое училище для воспитания дочерей-чиновников, купцов и мещан. Им управляла та же начальница, что и Воспитательным обществом благородных девиц; внутренний строй его был такой же, только курс попроще: воспитанниц учили языкам и арифметике; геральдика, архитектура не входили в программу, но зато более выдвинуты были женские рукоделия, а также музыка.

На каждую девицу, поступавшую в институт, ассигновалось по 50 рублей; эти деньги клались на ее имя в банк и ко времени окончания курса вместе с накопившимися процентами считались ее приданым. Обыкновенно само училище выдавало девицу замуж, а если это не удавалось, то определяло ее в учительницы, договаривалось за нее и получало за нее жалованье. Никуда не пристроившиеся девицы имели право жить в институте, получая там комнату, пищу и свечи, отплачивая за это институту „рукоделием, трудолюбием и добродетелью“. Как они могли платить добродетелью, остается непонятным.

Так было положено начало основанию институтов и воспитанию девиц в России.

Екатерина близко приняла к сердцу дело воспитания девиц. Она часто ездила в Смольный институт и не только по праздникам, но и в будни, часто звала воспитанниц к себе, и они ставили ей сценические сюрпризы. Екатерина необыкновенно просто и задушевно обращалась с воспитанницами, знала их не только по именам, но и по прозвищам и, допуская короткое обращение с собой, никогда не роняла своего величия. Дети писали Екатерине письма, и она иногда отвечала им. Не доверяя вполне учительницам и воспитательницам, Екатерина старалась научить детей своим собственным примером. Она искренне полюбила детей и была с ними проста. Екатерина не играла роль матери, как начальница института, но была действительно матерью: дети, бросавшиеся к ней навстречу, доставляли ей настоящую материнскую любовь. Переписываясь со своей „черномилой Лёвушкой“, Екатерина любовно входила во все подробности ее детской жизни и ее интересы.

Екатерина была очень довольна ходом дел в Смольном институте. В письме к Вольтеру в 1772 году она так отзывалась про его воспитанниц: „Они столь знают, что надо удивляться; они нравственны, но не мелочны, как монахини“. Падкая на комплименты, Екатерина любила показывать своих воспитанниц и щеголять ими. В 1777 году Смольный институт посетил шведский король Густав III. В честь его воспитанницы давали спектакль, а потом он ужинал вместе со взрослыми воспитанницами. Густав III был очарован (насколько искренне, об этом трудно судить). Из Швеции он написал воспитанницам такое письмо: „Я с умилением и удовольствием буду всегда вспоминать вас и вашу державную Основательницу. Это единственное зрелище, какое я только видел; это самое замечательное из всех дел Екатерины“.

Основывая Воспитательное общество благородных девиц, Екатерина задалась целью воспитать не только добродетельных, но и приятных для общества девиц. Но вторая цель, как более легкая, взяла верх над первой, оттеснив ее на задний план, и вместо воспитания добродетельных жен и матерей Смольный институт стал воспитывать светских женщин. К выработке внешности прилагалось большое старание. То общество, в котором вращались воспитанницы Смольного института, было самое отборное: разговоры велись только на французском языке, вокруг себя они видели ласковое, благородное обращение. Устав не позволял воспитанницам ходить к служанкам и разговаривать с ними, чтобы не заразиться от них дурным примером.

Стол воспитанниц в Смольном институте был простой, но зато туалеты были роскошные. По воскресеньям их рядили в шелковые платья, давали им белые перчатки, ботинки, духи и т. п. Когда девочки подрастали, то их начинали практически знакомить со светом. Для этого начальница приглашала старших воспитанниц к своему столу, куда для общества приглашались светские молодые люди. Тут заключается явная нелепость: родителей, как людей вредных, оттесняли, а посторонних свободно приглашали в институт.

Воспитанницы старших классов часто ездили ко двору, играли в Эрмитаже, бывали в гостях у Бецкого. В Смольном часто давались балы, на которые приглашались кадеты, зачастую кадеты вместе с девицами давали театральные представления. Раз в неделю, по воскресеньям, девочки публично танцевали. Екатерина сообщала Вольтеру о брате бывшего крымского султана Калге Султане, который каждое воскресенье повадился ездить в Смольный смотреть эти публичные танцы.

Как ни умна была Екатерина, но она не понимала, как вредно отзывается на девочках подростках 13–15 лет это любование, эти вечные смотрины. Во всяком случае атмосфера в Смольном была не такова, в которой вырастают достойные матери и жены. В своем сочинении „О повреждении нравов в России“ Щербатов произносит суровый приговор всей воспитательной деятельности Екатерины: „Из Воспитательного общества благородных девиц не вышло ни ученых, ни благородных девиц. Там более комедиями занимаются, нежели нравы и сердца исправляют“.

Екатерина ни разу не присутствовала на экзаменах, которые происходили в ее отсутствие. Члены совета обыкновенно давали самые лестные отзывы о знаниях и успехах учениц. Каждый протокол обыкновенно удостоверял, что много воспитанниц достойны награды шифром. Что руководило в данном случае экзаменаторами, дававшими самые лестные отзывы — пленяла ли их благовоспитанность учениц или они желали угодить Екатерине, — трудно сказать, вероятно было и то, и другое.

Но всему бывает предел. Екатерина заметила, что в Смольном дела идут не так, как нужно, и в 1783 году приказала произвести ревизию учебного дела Комиссии об учреждении народных училищ. Расследованием было обнаружено, что введенный план не всегда точно исполнился, преподавание предметов начиналось тогда, когда по плану оно должно было уже кончаться. В четвертом возрасте, например, воспитанницы не должны были изучать науки, а должны были готовиться к практической деятельности, а на деле им преподавали там немецкий, итальянский языки, физику, естественную историю и рукоделие, то есть сама жизнь указала, в каком направлении должно произойти изменение программы. Комиссия усмотрела, что неуспех преподавания объясняется том, что науки преподаются на иностранных языках, еще мало понятных воспитанницам, в результате получилось то, что и языки мешали наукам, и науки мешали языкам — окончившие курс девицы имели крайне мало общих сведений и не умели даже правильно писать свое имя. Недостаток преподавания заключался также в том, что в одной комнате сидели 2 или даже 3 учительницы и выспрашивали учениц. Учениц Делили на группы даже по таким предметам, по которым можно было бы вести общее преподавание, например по истории. Затем, девиц часто отрывали от занятий для танцев, спектаклей и прочего, меняли без нужды у них учителей и т. д.

Причину этих недостатков комиссия объясняла невежеством учителей. Результатом расследования явилось преобразование плана института, вследствие чего он стал не только воспитательным, но и учебным заведением.

Сделав доклад о неудовлетворительной постановке обучения в Смольном институте, комиссия предложила: 1) чтобы все науки преподавались на русском языке, 2) чтобы вместо неспособных учительниц были приглашены опытные учителя, которых директор должен „освидетельствовать в их звании“ и 3) чтобы наблюдение за исполнением обучения по классам было возложено на директора, которому в помощники должен быть дан учитель. Комиссия предложила также и новые способы обучения: в круг преподавания предложено было ввести простое чтение книг. К взрослым воспитанницам должны быть приставлены учительницы, хорошо знающие русский язык, чтобы они наставляли в нем воспитанниц — в этом уже виден поворот к национальному воспитанию.

Екатерина согласилась с доводами комиссии и определила новую учебную программу: теперь вводилось в неделю 24 учебных часа, а для таких занятий, как танцы, рукоделие, отводилось оставшееся свободное время. Таким образом, Воспитательное общество благородных девиц получило иной, чем прежде, тип, оно стало по преимуществу учебным заведением. В царствование Екатерины этот новый план еще окончательно не вошел в действие и не строго выполнялся, так что Смольный институт оставался в каком-то переходном состоянии.

Главная цель, которую Екатерина поставила Смольному институту, — быть рассадником светского воспитания — также не достигалась вполне, благодаря заведенному тепличному воспитанию. Правда, воспитанницы Смольного, выходившие в свет, были ловки, непринужденно держали себя в обществе, не боялись и не дичились людей, но что касается действительного знания жизни, то в этой области они имели целый ряд ложных представлений и отличались такой наивностью, которая граничит прямо с глупостью. Например, одна воспитанница рассказывала после, что к ним в институт ездил один генерал Луганов, семь сыновей которого, также посещавшие институтские балы, — все служили офицерами в конной гвардии; воспитанницы признавались, что они думали, что все конногвардейцы назывались Лугановыми, то есть они смешивали фамилию и служебную должность. Греч рассказывал, что воспитанницы Смольного спрашивали, на каких деревьях растет белый хлеб. Тот же Греч приводит стихотворение, сочиненное воспитанницами:

Иван Иваныч Бецкий.
Человек немецкий,
Носил мундир шведский.
Воспитатель детский.
В двенадцать ле
Выпустил в свет\
Шестьдесят кур.
Набитых дур.

Но все же несправедливо было бы отрицать ту пользу, которую приносило воспитание в Смольном институте. Уже одно то, что сотни девиц воспитывались в гуманной обстановке, а не в побоях, имело хорошие результаты. Мы имеем свидетельства, что из Смольного выходили некоторые идеальные женщины: такова, например, („мирная, дочь одного мелкопоместного помещика, убитого Пугачевым, вышедшая затем за князя Долгорукого. Выйдя замуж, она поехала к матери своего мужа, женщине совершенно необразованной, сошлась с ней и жила с ней в большой дружбе. Дмитриев, знавший княгиню Долгорукую, говорит, что она была женщина идеальная и на своего мужа имела хорошее влияние. Князь Долгорукий, бывший губернатором во Владимире, поело ее смерти пожертвовал в память ее дом, в котором была основана гимназия. К этому дому он прибил надпись в память своей жены:


17 лет вкушал с ней райское блаженство,
В чертах ее лица зрел мира совершенство,
В чертах ее души зрел образ божества.

Князь Долгорукий отзывался хорошо и о других воспитанницах Смольного института, подругах его жены, бывавших у них в гостях.

Воспитание в Смольном институте во всяком случае было выше, чем в частных домах и пансионах, и воспитанницы, несмотря на аристократические тенденции этого заведения, выходили более гуманные и человечные, чем из частных пансионов.

Устраивая Смольный и другие подобные ему институты, Екатерина задавалась мыслью перевоспитать общество, создать новую породу людей добродетельных. Mo средства, которыми она действовала, были ниже намеченной цели. В самом деле, если бы эти институты nu пускали идеальных людей, то их все равно было бы ничтожное количество. Екатерина, когда ее пыл остыл, не могла не заметить, что выходит слишком мало образованных людей; а поэтому в Наказе она признала, что невозможно дать общее воспитание такому многочисленному народу и отдавать всех детей в „нарочные дома“.

Екатерина воняла, что без домашнего образования обойтись нельзя, и поэтому в своем Наказе она изложила общие правила для домашнего воспитания. От родителей требовалось воспитывать детей в страхе Божием, внушать им любовь к просвещению, отвращать от жестоких поступков, не позволять тем, кто будет состоять при детях, показывать им дурные примеры. Из поданного ей доклада Бецкого „о воспитании обоего пола юношей“ Екатерина издала отдельно целый ряд правил.

Но Екатерина предчувствовала, что всех этих принимаемых ею мер будет мало, и поэтому она поставила вопрос об открытии, целой сети училищ „низших“, „средних“ и „верховных“, то есть начальных училищ, гимназий и университетов. Поняв огромное значение заведения училищ, Екатерина велела учредить при комиссии для составления проекта Нового Уложения особую частную комиссию, чтобы она занялась вопросом об учреждении училищ. Эта комиссия выработала проекты о нижних деревенских, нижних городских и средних городских школах. На этом проекте остановимся подробнее.

Комиссия предложила, по примеру Пруссии, ввести обязательное обучение в деревнях мальчиков, а в городах и мальчиков, и девочек. С этой целью она предложила основывать школы в каждом селе и в каждой деревне, с тем расчетом, чтобы на каждые 100–250 семей приходилось по школе. Постоянное содержание этих училищ проект возлагал на прихожан, а чтобы обучение стоило дешевле, оно поручалось по проекту духовенству за особую плату. Поп должен получать три четверти ржи и 2 рубля, а дьяконы и дьячки по 4 рубля (дьяконы и дьячки получали больше, потому что собственно они вели преподавание, а священнику предоставлялся только высший надзор). Учение должно происходить по составленным Синодом руководствам. В круг обучения в низших школах входили: церковная и гражданская азбука, некоторые молитвы, краткий катехизис и изложение обязанностей крестьянина или горожанина. Крестьянские мальчики должны обязательно обучаться чтению, а письму, если только пожелают; в городах обучение обязательно с семилетнего возраста не только мальчикам, но и девочкам; мальчики обязательно обучаются и чтению, и письму, а девочки обязательно только чтению, обучение письму для них необязательно. Комиссия предлагали также штрафовать тех родителей, которые не будут посылать своих детей учиться, налагать штрафы на те общества, которые не будут платить на содержание училищ, и наказывать помещиков, которые будут препятствовать своим крестьянам отдавать детей.

— архиерею и дворянам, которые должны выбрать от себя депутата, чтобы он по крайней мере один раз в два месяца посещал школы, присутствовал на экзаменах, наблюдал за учителями и смирял их и т. п. Таким образом, проект училищной комиссии выдвинул план постройки церковноприходских школ, которые усиленно вводились в жизнь при Александре III.

Что же касается средних школ, то комиссия предлагала установить единственный тип их — гимназии. Средняя школа должна быть единоначальной, светской и духовной одновременно; в эти гимназии комиссия предлагала обратить все существовавшие уже духовные семинарии. При таких задачах средняя школа и управляться должна светскими и духовными властями — архиереем и губернатором; во главе ее должны стоять два ректора — один духовный, архимандрит или игумен, по назначению Синода, а другой светский по назначению университета.

Курс этих гимназий-семинарий должен быть чрезвычайно многопредметен. В него входили: латинский, греческий, французский, немецкий языки, философия, метафизика, архитектура, геодезия, космография, геометрия, политика, история, юриспруденция и т. д. Но так как научить все эти предметы было нельзя, то ученикам предоставлялось право выбрать себе из них несколько для специального изучения, то есть устанавливалась предметная система с группами.

Гимназии эти должны были быть закрытыми, учеников отпускали домой лишь на каникулы, рассчитаны они были на 120 казеннокоштных учеников. В гимназии принимались дети как дворян, так и разночинцев, но дети дворян должны были по возможности отделяться от детей разночинцев как в помещении, так и в столе.

Таков был план народного образования, выработанный в частной комиссии об училищах.

Академия наук предложила учредить „особое правительство“ для заведования высшим, средним и низшим образованием. Это правительство из 9 лиц, подчиненное непосредственно государю, должно было выработать общий план обучения и отдельные уставы. Этот проект заслуживает нашего внимания: народилась идея особого центрального ведомства народного просвещения. Эта идея нашла себе первоначальное осуществление в царствование Екатерины, а затем окончательное при Александре I“ когда было учреждено Министерство народного просвещения.

Екатерина не нашла возможным ввести всеобщее обучение и не приняла проект. Дело учреждения училищ было возложено ею на приказ общественного призрения. По „Учреждению о губерниях“ 1775 года предписано было открывать школы не только в городах, но и в селах, учиться могли желающие, без всякого принуждения. За учение полагалась умеренная плата, от которой бедные освобождались совсем. Курс этих школ состоял из обучения чтению, письму, арифметике, рисованию и основам катехизиса. Екатерина даже в общем плане дала ряд наставлений учителям: телесные наказания запрещались совсем, рекомендовались упражнения на свежем воздухе и т. п.

Все эти постановления остались мертвой буквой, да и не могли не остаться ею. Приказы общественного призрения не имели средств для оборудования и содержания училищ. Правда, им было дано по 16 000 рублей, но этот капитал был только фондом, на проценты с которого должны были содержаться училища. Приказы общественного призрения и стали заботиться о приращении процентов, но так увлеклись этой ссудной деятельностью, что забыли, что проценты должны расходоваться на школы; они их только копили и расширяли свои ссудные операции, давая деньги под залог имений. Но главным препятствием было полное отсутствие учителей и руководства, то есть перед Екатериной стояла задача создать и тех, и других. Екатерина не остановилась перед этой задачей, и за то многое, что она сделала, мы должны быть благодарны ей, так как она, можно сказать, почти и а ничего положила основание русскому школьному образованию.

Итак, Екатерина заботу о постройке новых училищ возложила на Приказ общественного призрения, который должен был иметь попечение о школах. Но это, как мы уже видели, было очень непрактично: приказы общественного призрения занимались ссудными операциями и не строили школ на получаемые проценты; правда, они должны были привлекать частные пожертвования, но из этого выходило очень мало пользы. Главным препятствием было то, что не было учителей.

Заботясь о приискании учителей, Екатерина вела переписку с Гриммом и другими западными учеными. Но на верный путь она стала только в 1767 года, когда свиделась в Могилеве с австрийским императором Иосифом II, который рассказал ей, как поставлено дело народного образования в Австрии. Там преподавание велось по методу, выработанному в Пруссии настоятелем августинского Сатанского монастыря Фельбингером. И Австрии школы вводились этим самым Фельбингером, который был выписан для этой цели Марией Терезией. Екатерина захотела ввести в России такую систему обучения, которая уже была в Австрии. Иосиф II выбрал для нее подходящего человека — серба, православного, знавшего русский язык — Янковича де Мириево, который был директором народных училищ. Этот Янкович и мнился у нас творцом общеобразовательной русской школы: он сделал так много, что все, сделанное до него, кажется только обрывками.

„Комиссия об учреждении народных училищ“ под председательством Завадовского. Янкович был дан и в распоряжение этой комиссии; ему было поручено составить „общий план народных училищ“, что он и исполнил, и 21 сентября 1782 года этот план получил санкцию Екатерины. Свой окончательный вид этот план получил в „Уставах народных училищ“ 1786 года.

Этот план предлагал три вида начальных школ: двухклассные малые, трехклассные средние и четырехклассные главные. Двухклассные школы предполагалось строить в селах, трехклассные в городах и четырехклассные в губернских городах. Все преподавание разделялось концентрически, так что программа каждого класса представляла из себя нечто целое и повторялась в следующем классе, только в большем размере.

В малых школах в I классе преподавалось чтение, письмо, цифры, катехизис, грамматика; во II классе предметы были те же, но катехизис подробнее, хотя и без текстов, вместо цифр уже начала арифметики, затем чистописание, рисование и „книга о должностях человека и гражданина“.

Средняя школа состояла из тех же двух классов и кроме них еще третьего, в котором преподавались те же предметы, но катехизис уже с текстами, затем история и география России.

В главных народных школах к трем предыдущим классам присоединялся еще четвертый, в котором география и история проходились подробнее, грамматика — не только орфография, но и правила сочинения, основы геометрии, естественной истории, начала физики и архитектуры.

Вот какой план был спроектирован комиссией об учреждении народных училищ.

Этот план не получил полного осуществления. Екатерина нашла непрактичным устраивать высшие, средние и низшие школы и решила основывать только низшие и высшие школы, причем в программу последних был включен еще латинский язык, так как предполагалось, что из них ученики пойдут в университет; таким образом, школы в губернских городах сделались предшественниками гимназий.

Цель этих учебных заведений была создать нравственного человека и доброго гражданина. Янкович в своих инструкциях требовал от учителей, чтобы они приходили в класс не для одного только задавания уроков или выспрашивания отдельных учеников, а для того, чтобы ученики усвоили урок; для этого он должен спрашивать всех учеников.

Янкович рекомендовал даже ряд приемов занятий в классе для лучшего усвоения учениками уроков: например, учитель читает ученикам, за ним повторяет один ученик, а потом все хором; или же учитель, прочитав что-либо, пишет на доске одни заглавные буквы прочитанных им слов, а ученики догадываются, как будет далее. Это не Бог знает, какого достоинства метод, но для того времени это было крупное улучшение. В некоторых случаях Янкович рекомендовал заставлять учеников пересказывать своими словами, вообще же он советовал чаще прибегать к наглядному обучению и индивидуализировать учеников: тех, кто имеет хорошую память, но плохо соображает, надо заставлять рассказывать своими словами, приводить свои примеры; тупым детям надо всячески облегчать учение и не обращаться с ними строго. Теперь эти наставления опять-таки представляют из себя труизмы, а тогда, в конце XVIII века, когда педагогическая практика была совершенно иная, это было новостью. Мягкость, гуманное обращение с учениками были обязательны для учителей; телесные наказания совершенно исключались, потому что „нельзя детей растить, как скот“. Для поддержания дисциплины в классе достаточно увещаний, предостережения и лишения приятного. В этих инструкциях были разработаны все детали, все предвиделось наперед.

Но одних инструкций было мало: надобны были еще учителя и учебники. Заготовкой и тех и других занялась комиссия.

семинаристов. Семинаристы у нас на Руси всегда служили и служат затычкой; их употребляют всегда в тех случаях, когда надо что-нибудь изготовить наспех. Янкович обратился к семинаристам, и в четыре месяца были подготовлены учителя для первых семи училищ. В первые четыре года было открыто до 70 малых училищ. Для того чтобы готовить учителей, в Петербурге было учреждено Главное народное училище, сделавшееся учительской семинарией. В нее набирали учеников из семинарий, из Славяно-греко-латинской академии, всего 100 человек. К 1786 году был уже подготовлен первый выпуск учителей, из которых половина получила праве быть преподавателями в главных училищах, а другая половина — в малых. Таким образом, оказалась возможность открыть училища в 26 губерниях, а затем главные народные училища были открыты еще в 14 губерниях.

Одновременно с этим печатались учебники и другие учебные пособия. Ко времени открытия училищ было уже напечатано 27 учебников, большей частью переведенных с немецкого, но некоторые из них, как, например, „Книга о должностях человека и гражданина“, были самостоятельным произведением. Эта книга интересна я том отношении, что она показывает новую точку зрения Екатерины на школьную науку. Екатерина отступилась теперь от своей первоначальной мысли, что наука ничего не может дать для облагораживания человека; теперь она заботливо стала следить за составлением новых учебников — в этом видна несомненная эволюция.

С открытием в 1786 году главных народных училищ потеряла смысл „Комиссия об учреждении народных училищ“.

Тогда она была преобразована в Главное правительство училищ, родоначальник современного Министерства народного просвещения.

Это Главное правительство училищ было непосредственно подчинено императрице.

Местным управлением в каждой губернии ведали губернатор и Приказ общественного призрения. Губернатор должен был заботиться об устроении по городам училищ и ободрять учащих и учащихся. Приказ общественного призрения должен был изыскивать средства и помещения для училищ, подыскивать учителей и заготавливать учебники. Заведование учебным делом было поручено директорам народных училищ, которых должно быть по одному на губернию. Директор должен наблюдать, чтобы никто не попадал в учителя без надлежащего экзамена и диплома, должен присутствовать на экзаменах и посещать уездные училища по крайней мере один раз в год. В уездных городах для наблюдения за училищами избирались попечители, или, как тогда называли, „смотрители“, должность вроде инспекторов. Нынешняя организация во многом ведет начало от времен Екатерины.

имело право командировать членов для осмотра, ревизии училищ.

Положение о народных училищах принадлежит к числу замечательных актов Екатерины: им было положено начало широкому народному образованию в России. Петровские цифирные школы не были удачны, и они не привились, после них появлялись лишь сословные школы, да и то лишь в Петербурге, а в провинции были только бестолковые духовные училища. При таком положении дел законодательство о народном обучении, обдуманное и проверенное опытом других стран, явилось важным и крупным шагом вперед. В основе его лежала продуманная система, с мельчайшими подробностями было объяснено и распределено решительно все, не только предметы, подлежащие изучению, но и часы занятий, жалованье учителям, администрация и даже помещения. В нашей истории можно найти немало примеров, когда законы оставались только на бумаге. Законодательство об училищах не было бесплодным, так как яму предшествовали энергичные меры, например, были напечатаны руководства, то есть было сделано именно то, чего недоставало петровским школам.

Но местные органы управления народным образованием не были вполне на высоте своей задачи: губернаторы были завалены текущей работой, а Приказы общественного призрения стали ведать только хозяйственные дола. Попечители, „смотрители“, были нередко людьми невежественными, которые часто не только не содействовали делу образования, но даже тормозили его. В этом отношении обессмертил себя один козловский купец, смотритель, который докладывал начальству, что „все училища вредны и оные полезно было бы повсеместно закрыть“.

Самой слабой стороной народного образования было то, что на него не было отпущено достаточных средств. Когда Екатерина давала 15 000 рублей в качестве фонда в Приказы общественного призрения, то она рассчитывала, что Приказы будут привлекать общественные пожертвования. — в Новгороде, в Петербурге и других, большей частью жертвовались помещения для школ. Благодаря этому в уездных городах открылось довольно много училищ.

Но, как это всегда бывает в России, первый порыв остыл, и городские думы стали тяготиться содержанием училищ и не только не стали строить новые помещения, но и просили закрыть старые. В 1786 году обыватели Лебедяни, Спасска (города Тамбовской губернии) подали губернатору просьбу освободить их от несения повинности на училища, мотивируя ее следующим образом: „Понеже купецких и мещанских детей в школах не состоит, и впредь отдавать их туда мы не намерены, того ради, что пользы в сем не видим“.

Вследствие всех этих причинам училища влачили жалкое существование. Учителя прямо бежали от своих должностей, так как полагавшееся им грошовое жалованье часто платили не вовремя или же не доплачивали; те же, кто оставался, то прямо спивались от горя, так как приходилось побираться, для того чтобы не умереть с голоду. При таких условиях не было места идеальным методам, и дело шло по-старому: учителя продолжали выспрашивать учеников, а ученики долбили уроки.

Но как бы то ни было, делу народного образования при Екатерине было положено серьезное начало. К концу царствования Екатерины во всей России числилось 316 народных училищ с 744 учащими 14 341 учащимися. Преемникам Екатерины пришлось только совершенствовать начатое ею дело, а не созидать его заново.

Мы познакомились с попытками, которые предпринимались в царствование Екатерины для решения Они не привели к полному разрешению вопроса, но не были и безрезультатными: крестьянский вопрос получил широкую теоретическую разработку, был поставлен на очередь в литературе, так что XIX век в разрешении крестьянского вопроса шел уже по проложенному пути, дополняя его новыми деталями.

Затем мы рассмотрели то, что предпринималось для народного просвещения. Первоначальный широкий план ни попечительства о народном образовании: при ней по всей России была раскинута сеть народных училищ, которые должны служить для просвещения широких кругов.

При Екатерине была поставлена на очередь и та задача, которая с трудом разрешается теперь: я разумею попытки и желания ограничения самодержавной власти через определенные конституционные формы.

Еще в начале своего царствования в манифесте от 6 июля 1762 года Екатерина писала: „Наиторжественнейше государственные установления, по которым бы правительство любезного Нашего отечества в своей силе и прилежащих границах течение имеет“. Как ни туманен смысл этой фразы, в ней нельзя не видеть действовавшую тогда самодержавную власть on конными учреждениями.

По всем данным, это обещание вырвалось у Екатерины под давлением обстоятельств. Возможно, что на нее действовал в этом направлении Никита Иванович Панин. Н. И. Панин с Е. Р. Дашковой и еще целый круг дворян замышляли ограничение самодержавной власти. По словам Ривьера, это намерение ограничить самодержавную императорскую власть привлекло к себе много сторонников. Княгиня Дашкова в своих „записках“ рассказывает, что раз, во время разговора с ней, H. И. Панин сказал, что недурно было бы новое правительство устроить на началах шведской монархии. В сущности говоря, ограничение власти было необходимо Панину, так как он работал для переворота, но не в пользу Екатерины, а в пользу малолетнего Павла; Екатерина, по его мнению, должна была бы стать только регентшей: поэтому-то и являлась необходимость подумать, как бы оградить регентшу каким-нибудь постоянным учреждением.

совещательное учреждение — Императорский Совет. Все законы обязательно должны проходить через этот Совет, сепаратные распоряжения государя не должны уже иметь места.

Императорский Совет Панин определял как то учреждение, в котором и через которое действует императорская власть. Припомним судьбу этого проекта: Екатерина, распознав, что значит, что если ее указы не могут миновать Императорского Совета, отступилась от своей первоначальной точки зрения и надорвала уже подписанный ею манифест.

После этого Екатерина на некоторое время сосредоточилась на мысли В секретной инструкции генерал-прокурору князю Вяземскому Екатерина писала, что, „хотя некоторым воспоминание о недавних событиях и приятно, но, пока я живу, я все оставлю по-старому. Российская империя есть страна столь обширная, что всякая иная власть кроме самодержавной ей вредна“.

Такова точка зрения Екатерины приблизительно около 1764 года. Те же мысли она развивала и в Наказе. Тут она находила поддержку у Монтескье, который считал неограниченную монархию самой подходящей формой правления для страны с редким населением и обширной территорией.

Хотя Екатерина и решилась поддерживать самодержавную власть, она, тем не менее, получала внушения ограничить самодержавие

Такое внушение сделал ей Дидро, советовавший снова созвать распущенную комиссию для составления Нового Уложения и сделать ее постоянным учреждением, то есть преобразовать ее в Государственную думу. Дидро исходил из того, что хорошие монархи, как Екатерина II или Петр I, редки, а более бывают монархи плохие, да, ни конец, и хорошие монархи могут испортиться, так что необходимо принять меры к ограждению нации от их произвола. Недостаточно только созвать что от самой Екатерины зависит, какую часть своих прав и прерогатив уступить комиссии, „но раз отчужденные ей права необходимо оградить от произвола: пусть Комиссия не вмешивается в политику, но пусть ей будет дано право писать новые законы и право петиций“.

Вот что предлагал Екатерине Дидро.

И дома находились люди, которые предлагали Екатерине ввести народное представительство в России. Тут на первый план нужно поставить профессора Дилътея, того самого, который одно время представлял собой весь юридический факультет Московского университета. Собрание народных представителей, по Дильтею, должно охранять основные законы от нарушения их монархом; я случае, если монарх нарушит основные законы, то народные представители имеют право низложить и судить монарха. Это писалось тогда вполне открыто и было издано.

конституционным проектом Никита Иванович Панин. Панин предлагал внести но только для одних дворян. Панин предлагал учредить Верховный Сенат, Панин требовал права совещаться о местных и государственных пользах, предлагать высшей власти о своих пользах и вносить проекты новых законов. должен быть облечен законодательной властью, а — исполнительной.

По некоторым известиям, этот проект явился будто бы плодом заговора, составленного Н. И. и П. И. Паниными, княгиней Дашковой и некоторыми из вельмож и гвардейских офицеров. Заговор этот имел целью низложить Екатерину и возвести на престол Павла; говорят, что будто бы Павел знал о предстоящем перевороте и о готовящейся конституции и присягнул не нарушать законы и конституцию.

Но у нас есть также такие известия, более достоверные, которые утверждают, что мнение, будто бы этот конституционный проект составлен для Павла, является домыслом. Есть данные, что около того времени Екатерина сама думала об изменении самодержавного строя, так что этот конституционный проект, очень может быть, Панин составил для нее. Данные эти следующие: в 1773 году была напечатана в русском переводе книга Мабли „Наблюдение над историей Греции“, снабженная Радищевым примечаниями. В этих примечаниях Радищев выступил резким противником самодержавной власти.

„Самодержавие есть наипротивнейшее человеческому естеству состояние“. Эта книга была издана на средства самой Екатерины: значит, у нее самой были намерения ограничить самодержавную власть и их она хотела пропагандировать. Радищев далеко шел в своих примечаниях: „Неправосудие государя дает народу над ним право, какое дает ему (то есть народу) закон над преступником“. Таким образом, мы видим, что в книге, изданной самой Екатериной, проводилась мысль об отмене самодержавной власти и об ее ограничении.

Надо полагать, что проект Панина был знаком Екатерине. Мнения, высказанные в нем, отразились на Учреждении о губерниях 1775 года и на Жалованной грамоте дворянству 1785 года, ведь и тут, и там дворянству дается и подтверждается право совещаться о своих пользах и нуждах и подавать петиции.

Наконец, от 1775 года у нас сохранилось известие о разговоре Екатерины с московским главнокомандующим князем Волконским. Говоря ему о преобразованиях, которые в ближайшем будущем намечаются в государственных учреждениях, Екатерина сказала: „Сенат останется, при нем будет дабы Сенат мог совещаться с нею о законах. В Палату войдет Комиссия об Уложении“.

И долго еще Екатерина лелеяла мысль о переустройстве высшего управления в России. Накануне второй турецкой войны в 1787 году ею был заготовлен проект, о сенатской реформе. юстиции составляет „надзирание прав государственных“. Когда издаются новые законы, то проекты их, прежде всего, поступают на рассмотрение собрания всего Сената, а затем уже утверждаются самодержавной властью. Вот еще в каком году бродила в голове Екатерины мысль об устройстве в России народного представительства.

Но в 1788 году „Не время теперь делать реформы“. Не время было тем более, что тогда начиналась и Екатерину стал волновать вопрос, подпишет ли Людовик XVI предъявленную ему конституцию.

Подписание королем этой конституции привело к разрыву России с Францией. Екатерина, хотя и желала дать конституцию, была решительно против нее, когда она требовалась. Вот почему Екатерина разгневалась и на Радищева за его „Путешествие из Петербурга и Москву“, где он написал, в сущности говоря, то же, что и раньше, но только в решительном и требовательном тоне.

Княжнин, который написал тогда драму „Вадим Новгородский“. Здесь восхвалялась политическая свобода славян, а Рюрик, основатель династии, обрисовывался как узурпатор.

Конституционные идеи, насажденные в русском обществе самой Екатериной, с наибольшей яркостью расцвели в то время, когда во Франции начиналась революция. Священник Самосский, бывший при дворе Екатерины, писал в конце 80-х годов: „„Вольноглаголание о власти самодержавней стало всеобщим“ все восхваляют французов, что предвещает кровопролитие“. В мемуарах Сегюра сообщается, что взятие Бастилии взрыв радости не только среди французов, но и среди либерального русского общества. Прохожие посредине улиц обнимались и поздравляли друг друга, как с праздником.

против них. Поэтому ясно, почему ее конституционные мечты не получили осуществления.

На Екатерину в ее желании ввести конституционные учреждения влияла не только просвещенная мысль западной философии — в эту же сторону направлял ее и характер ее наследника Павла. Павел Петрович вышел очень похожим „на своего батюшку“, как выражалась Екатерина. Поэтому у Екатерины явилась мысль отстранить от наследования сына Павла, а преемником себе назначить внука Александра. Была и другая мысль, объявить на всякий случай нечто вроде конституции, так как Екатерина не была уверена, что Павел не свергнет Александра, и поэтому она желала оградить Павла известным учреждением. В конце жизни Екатерины ходили слухи, что 1 января 1797 года в России будет введена конституция.

Мечты Екатерины о введении конституции так и остались мечтами… Но важно указать, что вопрос об изменении формы правления в России был поставлен еще при Екатерине II, во второй половине XVIII века.