| Приглашаем посетить сайт |
|
Есенин (esenin-lit.ru)
|
До Екатерины управление городами находилось в руках магистратов и ратуш; магистраты были в больших городах, ратуши (по своему составу упрощенные магистраты) в более мелких. Хотя это и были выборные сословные учреждения, но по роду деятельности они были скорее органами центральной власти, чем городским самоуправлением. Их главной обязанностью был суд над горожанами и раскладка казенных податей и повинностей. Правда, на магистрате лежали заботы о внешнем благочинии и о внутреннем благоустройстве, но эти полицейские функции не получили развития. Прежде всего, полиция благочиния находилась в заведовании особого должностного лица, полицмейстера в больших городах и городничего в более мелких, а полиция благоустройства и благосостояния (постройка школ, сиротских домов, госпиталей) оставалась большей частью на бумаге; когда же некоторые города на самом деле стали заводить школы, то их деятельность сузилась и стала заключаться только в доставлении денег, а действительное заведование перешло в руки администрации. Таким образом, и петровские магистраты, и ратуши не были органами городского самоуправления, а скорее местными исполнительными органами центральной власти.
Екатерина и задумала изменить этот порядок и создать такое учреждение, которое главным образом радело бы о пользах и нуждах города и было бы действительным органом городского самоуправления. Петровский магистрат с его сословным характером она оставила как учреждение судебное. Но, оставив магистрат как судебное учреждение, Екатерина по рассеянности забыла снять с него функции административные, так что с изданием Городового положения 1785 года магистрат оставался не только судебным, но и административным учреждением.
Рядом с ним и в подчиненное положение, вроде какого-то приростка, Екатерина поставила городскую думу. Это было очень большой неловкостью.
Что такое эта городская дума, из кого она состояла и какова была ее компетенция? Городская общая дума состояла из городского головы и из гласных от каждого из 6 разрядов населения; при этом гласные от одного разряда имели один голос, то есть все вопросы предварительно должны были обсуждаться в пределах каждого сословия, а затем уже их решение представлялось одним голосом. Это бывало так в средние века, например, в генеральных штатах во Франции. Эти гласные выбирались следующим образом: так как настоящих городских обывателей было много, то они выбирали по одному гласному от каждой части города, гильдии — по одному гласному от каждой гильдии, цехи — по одному гласному от каждого цеха, иностранные и иногородние гости — по одному от народа или от города, именитые граждане по одному человеку от каждого звания, буде их будет пять или более человек; так как посадских людей было много, то они, как и настоящие городские обыватели, выбирали по гласному от каждой части города.
По своему составу общая городская дума была общесословным городским учреждением, но она оказалась пришитой к сословному городскому магистрату и в зависимости от него.
Общая городская дума собиралась раз в три года или чаще, если бывали экстренные дела. Заседания происходили в городском общественном доме.
Шестигласную думу, в состав которой входило по одному гласному от каждого разряда жителей, всего 6 гласных под председательством городского головы.
Что касается ведомства городской думы, то по Городовому положению оно было определено так. Дума должна заботиться, чтобы „жители города нужными пособиями к содержанию себя обеспечены были“, то есть о народном продовольствии; затем она должна заботиться об охране города от ссор и тяжб с соседними городами и селениями, а также хранить мир и согласие между жителями города, поощрять привоз необходимых продуктов, наблюдать за прочностью городских зданий, заботиться о возведении всего полезного, стараться о приращении доходов, разрешать недоумения между Шестигласной думой и магистратом и наблюдать, чтобы Городовое положение и Ремесленное положение были повсюду соблюдаемы. Два последних пункта могут вызвать вопрос недоумения: как же так? Некоторое разъяснение дает нам то обстоятельство, что всякие столкновения между гильдиями и цехами разрешали и дума, и магистрат. Городской думе строго запрещалось вмешиваться в судные дела жителей и делать постановления, противоречащие Городовому положению, Ремесленному положению и другим законам.
Так как на городскую думу были возложены известные задачи, то ей были предоставлены я известные финансовые средства. Она получала: 1) 2 % таможенных сборов с привозных товаров (в тех городах, где были таможни, преимущественно портовых), 2) 2 % с доходов от казенной продажи питей, 3) арендную плату с городских имуществ и угодий, 4) штрафные деньги с местных жителей и, наконец, 5) все выморочные имущества шли городу. Эти доходы шли на содержание магистрата и других должностных лиц, затем на школы, богадельни и другие заведения, на постройку и ремонт городских зданий и т. п. Екатерина оговорила, что кроме этих пунктов городская дума не имеет права расходовать деньги самовольно. Бели же городу предстоит какой-либо расход, то дума должна представить о нем губернатору и ждать его разрешения. Губернатору же должны представляться отчеты о доходах и расходах города.
Мы не будем касаться вопроса о том, в какой мере эти положения 1785 года вошли в жизнь, ибо вопрос этот еще не разработан в русской историографии, хотя представляет большой интерес, как вошли в жизнь разноречивые нормы Городового положения: А. А. Кизеветтер в своей диссертации раскрыл нам, какие недоумения возникали в Москве при его применении, но многое осталось им неразработанным. Наверное, Городовое положение нельзя было провести целиком в жизнь. Например, такое дело: многие города, особенно на юге, были так бедны, что в них совсем не было купцов, за которыми был бы гильдейский капитал, и гильдий, таким образом, не было; а раз не было гильдий, то отпадал один из 6 гласных, или представитель от гильдейских купцов. Все эти факты еще ждут своего исследователя, тем более что Городовое положение не осталось одной фантазией законодательницы, а вошло, как-никак, в жизнь.
Но как бы то ни было, надо сказать, что Городовое положение Екатерины является провозвестником развития общественного самоуправления. Впервые на Руси появилась такая организация, в которую входили все сословия. Ранее общественные органы были органами для платежа государственных податей, несения государственных повинностей, для наилучшего отправления правосудия и т. д.; интересы общества были налицо и ранее, но они имелись в виду лишь постольку, поскольку это было в интересах государства; наконец, они преследовали лишь сословные цели и не распространялись на все население данной территории. В Городовом положении Екатерина отступила от сословного начала и создала такое положение, которое заботилось о городе как о торгово-промышленном и культурном центре. Городовое положение — это начальное звено в той цепи общественных учреждений, которые так пышно расцвели в царствование императора Александра II.
При начертании этого Положения Екатерина не доходила до такой зависимости от общества, как при составлении Жалованной грамоты дворянству и Губернских учреждений. Ведь Жалованная грамота дворянству была прямым ответом на вопросы дворянства в наказах; учреждение о губерниях также шло навстречу их потребностям. Что касается Городового положения, то тут при его составлении Екатерина действовала независимо и самостоятельно, руководствуясь не столько заявлениями купцов, сколько своими убеждениями о среднем роде людей.
Приведу для иллюстрации ряд примеров. Екатерина объединила в городе все сословия без исключения, в том числе и дворян, а наказы от городов предлагали объединить только один торговый класс: во всех наказах проводилась идея, что купеческим правом должны пользоваться лишь купцы. Как и дворяне, купцы желали замкнуться и поэтому они предлагали, чтобы купцам и цеховым был запрещен выход в другие сословия, чтобы купеческие вдовы и дочери выходили замуж за людей других сословий, лишь продав свою торговлю, и чтобы право заниматься торговлей, ремеслом и промыслами было предоставлено лишь купцам и ремесленникам. Но Городовое положение дало право на эти занятия всем. Стоя на сословной точке зрения, наказы предлагали организовать город на сословных началах, чтобы его органы — магистрат и ратуша — сплошь состояли из купцов. Только два наказа, от Москвы и Петербурга, предлагали допустить в общественное самоуправление и дворян, живущих в городе; это противоречие требованиям других наказов объясняется тем, что Москва и Петербург были переполнены дворянами. Екатерина, как вы уже знаете из описания устройства городского самоуправления, не ответила положительным образом на эти домогательства и в состав городского общества ввела также и дворян, имеющих недвижимость в городе.
Хотя Екатерина и самостоятельно составляла Городовое положение, но надо указать, что она использовала и те материалы, которые представляли ей наказы депутатов. Например, все наказы просили отвести для городов выгоны, сенные покосы, леса и пахотные земли. Екатерина пошла навстречу этим просьбам и предоставила городам все просимые ими угодья. Наказы хлопочут об отмене телесного наказания для купцов. Екатерина и это желание удовлетворила до известной степени, освободив от телесного наказания именитых граждан и купцов 1-й и 2-й гильдий, а остальным было гарантировано, что они могут потерять имения не иначе, как по суду. Наказы просили освободить горожан от казенных служб и от натуральных повинностей, а рекрутскую повинность просили заменить денежной. И в этом случае Екатерина пошла навстречу желаниям горожан, и именитые граждане, и купцы 1-й и 2-й гильдий были освобождены от личных служб и посылок, от командировок в казначейство для счета денег, для сбора кабацких денег и т. п. Жалованная грамота освобождала дома некоторых граждан от постойной повинности, а для купцов рекрутскую повинность заменила денежной. Статья 101 Городового положения гласит: „Записанные в гильдию не избираются к казенным службам, где таковые еще суть, к соляной, винной службе, к смотрению казенного имущества, на должности целовальников, счетчиков, а вместо того гильдии платят, сколько пристойно“. От постойной службы были освобождены дома, где жили городской голова, бургомистр, ратманы. От рекрутской повинности купцы за плату в 360 рублей были освобождены еще в 1776 году, а в 1785 году эта их привилегия была подтверждена.
Удовлетворяя нужды торгового класса, Екатерина заботилась и о ремесленниках. Все городские наказы просили организовать цехи. Ярославский наказ просил, чтобы заниматься ремеслом позволено было только в цехах, а чтобы сторонним людям было запрещено. Екатерина, как мы знаем, ответила на этот запрос. Наказы требовали устройства ярмарок, банков. И это нашло удовлетворение в Городовом положении, статья 26 которого гласит: „Учредить в городе одну ярмарку и более и для сего определить время, отвести место, куда иногородние люди могут свои товары привозить и продавать их, а непроданные свободно увозить“. Грамота позволяла из остатков капитала устраивать банки.
Итак, даже в свободно составленное Екатериной Городовое положение вошло много пожеланий, выраженных в комиссии для сочинения проекта Нового Уложения, и в данном случае деятельность комиссии прошла не бесследно, хотя и не в таком размере, как для Губернских учреждений 1775 года и для Жалованной грамоты дворянству 1785 года.
Екатерина решила вопросы дворянский и городской, но не решила крестьянского вопроса так, как она того хотела.
Еще в бытность великой княгиней, в 1759–1762 годах, Екатерина отрицательно выражалась про крепостное право: „Противно христианской вере и справедливости делать невольниками людей“. Уже в ту пору Екатерина прониклась философской идеей естественного права, в непримиримом противоречии с которым стояло крепостное русское право. Екатерина думала, что лет через 100 крепостное право может кончиться: она мечтала издать закон, который определял бы, что при передаче имения из одних рук в другие крестьяне освобождались от крепостной зависимости. Но действительность заставила Екатерину идти другим путем. Ее супруг 18 февраля 1762 г. освободил дворян от обязательной службы. Как логическое последствие этого манифеста должна была бы быть Жалованная грамота крестьянству. Крестьяне и стали ждать себе освобождающего их манифеста, а так как его не оказывалось, то появились слухи, что помещики скрыли этот государев манифест, и крестьяне стали волноваться. Волнения происходили в Тверской и в Смоленской губерниях. Тогда Петр III 19 июня издал манифест, коим опровергал эти слухи, „непотребными людьми распространяемые“, и заявлял, что он „намерен помещиков в их владении нерушимо сохранять, а крестьян в повиновении им соблюдать“.
Через 10 дней после этого манифеста Екатерина революционным путем при помощи гвардии, то есть высшего слоя дворянства, вступила на престол. Что же оставалось ей делать в таких условиях, как не подтвердить манифест своего супруга, что она и сделала 3 июля, какую-нибудь неделю спустя после восшествия на престол.
Между тем волнения крестьян все увеличивались и охватили Каширский, Тульский, Епифанский уезды Тульской губернии, Волоколамский уезд Московской губернии, Галицкий Костромской губернии, Вяземский и Южновский Смоленской губернии. Екатерина усмирять их послала князя Вяземского с солдатами и пушками.
8 октября Екатерина издала новый указ „О пребывании крестьян под властью помещиков“ и велела читать его в церквях по воскресным и праздничным дням. Под впечатлением крестьянских волнений в 1765 года издан был закон о праве помещиков ссылать на каторгу своих крестьян (и возвращать их) „за предерзостное состояние“. Так, следовательно, крепостное право было не только не уничтожено, но и санкционировано и даже расширено. В 1767 году издан был еще новый указ, который запрещал крестьянам подавать жалобы на высочайшее имя.
Но было бы ошибкой думать, что изданием этих указов Екатерина и ограничилась в разрешении крестьянского вопроса, который ставился на очередь ей самой жизнью. Эти указы изданы были благодаря сложившимся обстоятельствам, по требованию минуты, но Екатерина не отступила от своего первоначального плана, только дала ему другое направление. Русская действительность показывала ей, что немыслимо было поднимать вопрос об освобождении крестьян, можно было думать только об ограждении их от произвола. На это указывали ей и сановники.
крестьян землей; эту реформу он предлагал начать с дворцовых крестьян. Елагин возлагал много надежд на то, что быт крестьян сильно повысится, если они будут работать на своей земле. Другой вельможа, русский посланник в Париже князь Дмитрий Александрович Голицын в письмах своему двоюродному брату вице-канцлеру Александру Михайловичу Голицыну советовал крестьянам даровать право собственности на их движимость. Вице-канцлер эти письма давал читать Екатерине. В них Д. А. Голицын излагал ответы Швейцарского экономического общества на тему о влиянии права собственности на быт земледельцев. Это сделало вопрос о крестьянской собственности предметом общественного обсуждения.
В 1765 году Екатерина обратилась в Вольное экономическое общество, недавно тогда учрежденное, с письмом, в котором она шкала, что „многие авторы доставляют и рассуждение показывает“, что нет торговли там, где нет земледелия, а земледелие не может процветать там, где нет у земледельцев права собственности, или, значит, иными словами, что обрабатывающая промышленность не может быть там, где у земледельца нет права собственности. Поэтому Екатерина и предлагала Вольному экономическому обществу разрешить вопрос, в чем должно заключаться право собственности крестьянина — в земле или в движимости? Таким образом Екатерина поставила вопрос об имущественных правах крестьянина, желая от них перейти к личным, то есть подошла к этому вопросу с конца, а не с начала.
Это письмо Екатерина не подписала полностью своим именем, а осталась инкогнито, поставив лишь свои инициалы И. Е. (императрица Екатерина). В Вольном экономическом обществе не обратили на это письмо внимания, думая, что это дело какого-либо праздного философа. Оно спохватилось лишь тогда, когда это таинственное И. Е. прислало вторично письмо с сопровождением ящика, в котором, лежало 100 червонцев. Тогда они поняли эти инициалы. Эти деньги аноним просит употребить в качестве премии за лучшее сочинение, написанное на тему „В чем состоит собственность земледельцев — в земле или в движимости, и какую пользу она иметь может“. Тема теперь бессмысленная, но тогда, она имела смысл, если под земледельцами понимать крестьян. Вольное экономическое общество поняло эту тему в таком именно смысле и предложило сочинения для соискания премии на тему: „Что крестьянское имение в собственности земельной или в другом имуществе заключается и как далеко его права простираться могут“. За лучшее сочинение была назначена премия в 100 червонцев и медаль в 25 рублей.
Екатерина не могла не порисоваться и прислала письмо в Вольное экономическое общество, на этот раз подписанное полным именем, в котором говорила, что, узнав о полезном начинании неизвестного автора, она сама посылает еще 1000 червонцев и просит удвоить награды. Екатерина не удержалась, чтобы анонимно не похвалить себя.
Предлагая вопрос о крестьянской собственности на общественное обсуждение, Екатерина желала получить только детали, а сам вопрос ею уже был решен в положительном для крестьян смысле. В тогда же составленной ею первоначальной редакции Наказа Екатерина указывала на крепостное право как на зло. Тут она писала, что „законы могут учинить нечто полезное для собственности рабов“; затем Екатерина доказывала необходимость земледельцу иметь свою собственную землю, ибо на ней он будет старательнее работать, то есть она давала психологическое объяснение вялости крепостного труда. В первоначальной редакции Наказа, не увидевшей света, Екатерина высказывалась за необходимость гарантировать крестьянам их имущественные права, чтобы они могли накопить известный достаток для выкупа себя; цену выкупа Екатерина предлагала определить законом. Но цензорам, читавшим Наказ, это показалось чересчур опасным, и было все вычеркнуто. Кроме этого Екатерина мечтала о постепенном освобождении от крепостного права: „Могут законы определить и урочные годы службы: законы Моисеевы определяли их в 6 лет“. Это заявление императрицы вызвало еще большую оппозицию цензоров. Писатель А. В. Сумароков, приложивший в числе других свою руку к „маранию и черканию“ Наказа императрицы, ответил ей строгой репликой, что в таком случае „холопы и рабы будут бездельничать и бунтовать, а господам придется удерживать их у себя и поневоле ласкать, чтобы не лишиться слуг, и будут несогласия и брани и потрясения во всем государстве“.
Все места Наказа, в которых говорилось о возможности ослабления или отмены крепостного права, были вычеркнуты цензорами, и с высот политической и философской мысли Екатерине пришлось сойти на низы русской действительности, над которой она и стала работать. Екатерина считала своей обязанностью издать гражданские законы, регулирующие русское крепостное право. „Русское крепостное право, — писала она, — есть смешение покорности личной с покорностью существенной, то есть холопства с крепостным правом; сие смешение опасно и надлежит, чтобы законы предотвратили его“. К этим законам должны относиться также законы, обеспечивающие крестьянам их право собственности и оберегающие их от произвольных поборов. „Кажется, — писала она, — что невозможным способом увеличивают хозяева свои доходы, облагая оброком своих крестьян по рублю, по 2, по 3 и даже по 5 с души, несмотря на то, как достаются эти деньги. Вельми было бы нужно предписать, чтобы оброк полагался сообразно с земледелием“. Екатерина восстает против отхожих промыслов, которые вынуждены необходимостью заплатить оброк, так как земледелие по большей части дает пропитание только для себя. Екатерина возмущается таким проявлением помещичьей власти, как обычай помещиков насильно женить своих „подданных“. „Петр велел, — пишет она, — отдавать под опеку не только безумных, но и мучащих своих подданных. По первому пункту исполнение чинится, а почему второй в бездействии пребывает, неизвестно“. Эти слова написаны в окончательной редакции Наказа, а в первоначальной у нее, кроме этого, стояло еще: „Законам о том попечение надлежит иметь, чтобы рабы в старости и болезни не оставляемы были; когда законы позволяют их наказывать, то надлежит определить и порядок суда“. Далее Екатерина приводит пример Финляндии, где выборные крестьяне судят своих односельчан, а помещик только утверждает их приговор. Екатерина предлагала издать закон для ограждения крестьянок от изнасилования, предоставляя, сообразно с Ломбардскими законами, обесчещенной крестьянке свободу.
Имея такие свои взгляды на крепостное право, Екатерина предложила высказаться по этому вопросу писателям-специалистам и депутатам комиссии. От первых она ждала теоретических рассуждений, а от вторых практических законов, охраняющих от произвола.
Что же ей ответили писатели-специалисты и депутаты? Обратимся сначала к специалистам-писателям.
До 22 апреля 1766 года в Вольное экономическое общество поступило 262 сочинения, из которых только 7 было на русском языке, а остальные на немецком, французском, шведском, голландском языках. Сочинения поступали отовсюду. Многие из них были под девизами, прямо определявшими направление работы: „Nec lex libertatie erat; nec spee“ [112]; „Tandem bona causa triumphat“ [113]; „Salue rei publicae salute colonum cuncta est“ [114]; „Beatus, qui paternam terram suie manibus colit“ [115] и т. п.
Сочинения эти прочитывались особыми комиссиями и одобренные ими выслушивались в общем собрании. Лучшие из них поступали в конкурс. Таких лучших сочинений было одобрено 15. Для конкурса был выбран особый комитет, авторов, сочинения которых будут признаны достойными, решено было пригласить в общество, но медали им не давать.
Вопрос о крепостном праве стал на очередь при Екатерине II и вызвал серьезные усилия разрешить его как с ее стороны, так и со стороны общества. Я, по возможности, подробно остановлюсь на этом вопросе, чтобы выяснить, какие пути, какие меры предлагались к разрешению крестьянского вопроса и для того, чтобы выяснить, что сомнения, колебания, возникшие при проведении реформы 1861 г., были в наличии уже в царствование Екатерины, тогда уже высказывались все те же элементы за освобождение и против, что и в 60-х годах XIX столетия. Если сопоставить борьбу мнений при Екатерине II с тем, что происходило в царствование императора Александра II, то видно, что крестьянский вопрос вызвал длительное, напряженное усилие общественной мысли, направленное к его разрешению.
Екатерина решила привлечь общество в лице интеллигенции, чтобы выяснить его взгляды на крепостное право путем печатных прений. Из всех сочинений премированными оказались сочинения Биарде де ля Виля, русского радикала Поленова, гальберштадского каноника Лёвнера, лифляндского дворянина фон Мекка и француза Расле.
Биарде де ля Виля.
Крестьяне, начинает автор, есть корень и основание государства; крестьяне приносят пользу государству уже одним тем, что увеличивают население; крестьяне должны иметь неотъемлемую собственность, чтобы и не опасаться, что их дети будут голодными, и не сдерживаться в размножении. Но прежде, чем крестьянам дать собственность, нужно дать им личную свободу: богатые рабы подобны комнатным собакам, украшенным побрякушками. Вся вселенная требует от господ, чтобы они освободили крестьян; повсюду крестьяне — основа существования. Самое лучшее средство поощрять трудолюбие крестьян — это сделать их собственниками земли, ибо иметь только движимую собственность — это значит не иметь никакой. Таким образом Биарде де ля Виль высказался за освобождение крестьян и за дарование им земли в собственность. Недаром в первой либеральной части своего девиза он написал: „Все народы вопиют о свободе“. Но недаром свой девиз он и закончил таким выражением: „Но есть мера в вещах“ (sed est modus in rébus). Автор против спеха в проведении реформы, он опасается спустить медведя: крестьяне, говорит он, в случае освобождения предадутся праздности и лени и будут погибать от голода, как освобождаемые негры в Америке. Прежде чем дать крестьянам право собственности, надо приготовить их к восприятию свободы, надо приучить дорожить ею, а для этого надо дать образование, то есть Биарде де ля Виль предлагает вовсе не такое радикальное решение вопроса, какого могли бы мы ожидать, читая начало его работы. Право собственности Биарде де ля Виль рекомендует давать исподволь, как награду за усердие, и притом по мелочам: пусть усердие и трудолюбие вознаграждается дарованием сначала движимого, а затем уже и недвижимого имущества. Когда умы будут уже достаточно к тому подготовлены, можно будет окончательно разорвать цепи рабства. Этот ход рассуждения не находится в соответствии с первоначальным, ясно выраженным, радикальным принципом. Для того чтобы расположить помещиков к дарованию крестьянам свободы, надлежит все имения передать на откуп иностранцам: доходы помещиков возрастут, и, кроме того, им не надо будет хлопотать по хозяйству и по управлению имуществами. Что касается мужиков, то их надо сделать господами своих „имений“ (автор подразумевает — небольших наделов); тогда, писал автор, вы можете доверить ему хозяйство, вы можете быть спокойны, что получите арендную плату — его клочок земли, его привязанность к нему будут вам порукой, что крестьянин будет дорожить тем, что у него есть свое имение, и он будет добросовестно работать.
Таково в кратких словах сочинение, написанное Биарде де ля Вилем.
Понятно, за что Биарде де ля Виль получил премию из Вольного экономического общества, члены которого были люди либеральные, но в то же время землевладельцы. Биарде де ля Виль предлагал самим помещикам решить весь крестьянский вопрос, без вмешательства со стороны государства: по его плану господин сам он полагал, что крестьянские участки не должны быть велики, дабы крестьянам приходилось арендовать помещичьи земли. Но на самом деле Биарде де ля Виль откладывал решение крестьянского вопроса в долгий ящик. Он, как рационалист, был проникнут политическим оптимизмом: мужики узнают блага свободы и собственности и из глупых и нерадивых превратятся в умных и трудолюбивых, а их владельцы, увидав пользу освобождения крестьян, будут освобождать их. Биарде де ля Виль не предусматривал, что будет, если крестьяне не поймут благ свободы и не будут стараться, а равно и помещики не поймут пользы освобождения. Как рационалист, он не ставил этого вопроса, полагая, что если раз что дойдет до разума, то необходимо выльется и в поступки.
Никаких радикальных мер не предлагало и сочинение русского радикала Поленова, которое не было разрешено напечатать за „надменные выражения“. Автор начинает с теоретических доказательств необходимости свободы и собственности. Необходимо, чтобы крестьяне стали зажиточными, так как зажиточный охотнее вступает в брак, старательнее работает, лучше платит подати и т. д. Лишение права собственности ведет к печальным последствиям: люди становятся нерадивыми, недомовитыми и начинают плохо размножаться. Притеснения рабов не только вредны, но и опасны для общества и государства. Поленов, как на доказательство, ссылается на восстание илотов в Греции, рабов в Риме, на волнения казаков и холопов в Польше; о недавних волнениях русских крестьян Поленов из деликатности молчит. Как на меру к разрешению крестьянского вопроса Поленов указывает на образование, — это наказание, гораздо действительнее и полезнее воспитание, которое на самом деле может исправить крестьян. Автор предлагает завести школы и обязать крестьян зимой посылать детей учиться; учить в этих школах должны священники и дьячки.
Переходя к основному вопросу, Поленов говорит, что крестьянину должно быть предоставлено полное право заниматься хлебопашеством и скотоводством, и помещик не имеет права согнать крестьянина с земли, а если дело дойдет до этого, то земля может быть отобрана только по суду. Какие же права получал крестьянин на свою землю? Он получал право продавать, дарить, закладывать и делить ее, но с тем, чтобы его преемник или наследник земли тем самым становился в обязательственное отношение к помещику, то есть Поленов предлагал устроить вечную аренду с правом свободной смены лиц. Торговля людьми в одиночку должна быть абсолютно воспрещена; крестьян можно продавать только вместе с землей и в составе всего имения; если помещику нужны деньги, то пусть продает уже все. Чтобы поощрить крестьян, нужно облегчить их бремя, надо прервать пути к грабежу и разорению со стороны помещиков. Поленов предлагает брать с крестьян одну десятую урожая натурой или деньгами, по справедливой оценке, и кроме того барщины один день в неделю. Затем Поленов коснулся больного места — суда. Он требует, чтобы староста вместе с 3–4 крестьянами судил крестьян по мелким делам и разбирал словесные обиды; дела более важные и несогласия крестьян с владельцем должен ведать крестьянский суд, в котором заседают люди, знающие законы; апеллировать на его решения можно в земский суд, где должны заседать дворяне и юристы. Кроме того, Поленов предлагает дозволить богатым крестьянам выкупаться на волю, причем цена выкупа должна быть определена законом.
Резюмируя идеи Поленова, можно сказать, что он ратовал за всяческие облегчения участи крестьян, но основной идеи — идеи крепостного права, он не трогал. Эти облегчения в участи крестьян Поленов предлагает вводить постепенно, „ибо известно, — говорит он, — сколь велики бывают в таком случае неистовства подлого народа“. Если сопоставить пожелания Поленова с тем, о чем говорила Екатерина в первой редакции своего Наказа, то можно увидеть большое сходство в их пожеланиях.
Третьим премированным сочинением и удостоенным сверх того медали было сочинение гальберштадского каноника Лёвнера. — государство лишь поощряет.) Условия и основания передачи земли Лёвнер предлагает выработать Вольному экономическому обществу, а выработанные им условия должны быть подтверждены соизволением государыни. Автор предлагает не лишать вообще крестьян земли, кроме как в виде наказания ленивых и дурного поведения. Каждому отдельному крестьянину должно разрешить делать всяческие улучшения, сеять любой хлеб и кормовые травы. (В этом сказался заграничный наблюдатель, который со стороны мог видеть вред русской „трех полк и“ и косности всей общины, „мира“.) Крестьянин, который по болезни или старости не может более работать на земле, свободно может ее продать, а покупатель должен исполнять все обязательства крестьянина; кроме того, на таких же условиях он может подарить ее или завещать детям или родственникам. Получившие в собственность землю крестьяне остаются в подданстве помещика и платят двойной оброк, но его цифра не должна повышаться.
В сочинении Лёвнера мы видим развитие той же основной идеи, что и у Биарде де ля Виля и у Поленова.
Крестьяне, говорит он, должны иметь собственную землю, но с дарованием ее нечего спешить. Дарование это должно происходить таким способом: господин является в суд и заявляет, что таким-то, которые хорошо работают, он дает право неограниченного распоряжения землей. Это записывается в книгу, а правительство следит за правильностью исполнения. Право крестьянина распоряжаться землей ограничено тем, что его участок не может быть отделен от имения владельца. Это — та же идея вечной аренды с правом перемены арендаторов, что и у Поленова.
Гораздо дальше всех шел французский исследователь Расле. Его теория интересна тем, что она легла в основу программы так называемых трудовиков. Теоретическими доводами Расле доказывает, что земля должна быть в собственности того, кто ее обрабатывает, то есть крестьян, и притом в таком количестве, сколько кто может обработать, то есть тут выдвигается теория трудового надела. Переходя к современному строю, Расле говорит, что хотя полностью и нельзя провести этот принцип, тем не менее следует приступить к его выполнению. Крестьянину должно принадлежать и его движимое имущество.
Вот сочинения, которые были поданы в Вольное экономическое общество и удостоены им премий. Несмотря на различие сочинений, легко можно подметить общие черты и основания их авторов: 1) обеспечить быт крестьян от произвола помещиков, 2) но и устранить вмешательство государства, 3) решение крестьянского вопроса предоставить доброй воле и усмотрению владельцев, долженствующих сознать свою выгоду.
владельцы, сознавали ли они те выгоды, которые должно принести им постепенное освобождение крестьян, и как общество в лице своих депутатов ответило на пожелания Екатерины II, выраженные ею в Наказе.
Что же принесли по крестьянскому вопросу депутаты в своих наказах?
„Сего просим, дабы дворовые люди крестьяне в надлежащем повиновении были и в проекте подтвердить должно, что законом дворянская власть над ними не отъемлется безотменно, как ныне есть, так и впредь будет“.
Обратимся к другому наказу — кашинских дворян, требования их те же: „Чтобы крестьяне были в безотрицательном повиновении владельцев и в полной их власти, дабы тишина, спокойствие и экономия распространились, без чего оные быть не могут“. Этот взгляд диаметрально противоположен тем либеральным взглядам, которые утверждали, что только при отмене крепостного права могут процветать экономия и безопасность.
Бежицкое дворянство наказывает своему депутату протестовать против всякого ограничения крепостного права, требует „дворянство во владении содержать“ и мотивирует это тем, что „русский народ сравнения не имеет в качествах с другими“.
уездные дворяне, составлявшие наказы, не допускали и мысли, что крепостное право будет уничтожено, а если некоторые наказы просят о сохранении права, то потому, что авторы их стали примечать, „что люди их послушания им не чинят“.
беглых. Тамбовские дворяне просили наказывать беглых отдачей в рекруты и ссылкой на каторгу в Сибирь с предварительным наказанием плетьми и кнутом. Ливенские дворяне просили не ставить помещику в вину, если он до смерти забьет своего беглого крепостного. Новоржевские дворяне во избежание побегов в Польшу просили поместить по границе через каждые 5 верст военные отряды с пушками, а по самой границе провести двойной ров с валом, „дабы помешать побегу с телегами, скарбом и скотом“. Дворяне Шелонской пятины, указывая на побеги крестьян в Финляндию и Эстляндию, просили посылать туда военные отряды для сыска беглых. Почти все наказы говорят, что за укрывательство беглых законы карают слишком слабо, и просят усиления наказаний. Затем почти все дворянские наказы просят подтвердить, что владеть крепостными имеют право лишь дворяне, и просят устранить от владения лиц всех остальных сословий.
Теперь посмотрим, о чем хлопочут другие классы русского общества в отношении крепостного права.
Почти все наказы, составленные торгово-промышленным классом, выражают желание, чтобы купцам 1-й и 2-й гильдий было дано право владеть крепостными, В этом отношении дворяне получили поддержку от других сословий, разнились они лишь в своем стремлении к исключительности. Купеческие наказы просили права купцам иметь крепостных по разным мотивам, но самым типичным является тот мотив, что им, купцам, часто приходится отлучаться по делам из дому, а на наймитов (то есть наемников) положиться нельзя; затем они указывали на то, что купцы и мещане обложены многими личными повинностями, как то — караулить, ходить на пожар тушить, а так как первостатейному купцу зазорно стоять ночью на перекрестке с колотушкой, то они просили позволить им вместо себя посылать своих людей. Затем те купцы, которые занимаются развозной торговлей, указывали на то, что им неудобно иметь дело с наемными служащими, так как они, забрав деньги и товар, имеют обыкновение бежать, а если и живут, то чинят самовольство, не смотрят за деньгами и товаром. По этим причинам для исправности торговли купцы и просили себе права иметь крепостных.
духовенства говорил в комиссии синодский депутат и требовал права для духовенства покупки себе в услужение людей, ссылаясь на то, что не самому же отцу протоиерею идти пахать землю или продавать что-либо.
В Сибири были старые служилые люди, их потомки и просили дарования им дворянского звания, раздачи земли и права покупать людей.
Депутаты от казацких войск, Донского, Чугуевского и Яицкого, просили, чтобы и казацким старшинам разрешено было иметь крепостных крестьян.
Однодворцы отслужившие свой срок, просили себе права иметь крепостных.
Таким образом, почти ото всех сословий слышатся просьбы а о распространении на них права владеть крепостными.
Раз это было так, то Екатерина и думать не могла об освобождении крепостных и принуждена была направить законодательство в сторону правового и экономического быта крестьян.
Как на эту сторону крестьянского вопроса смотрело русское общество, что выражали дворяне в своих наказах и что говорили по этому вопросу депутаты в комиссии?
Многие дворянские наказы требуют запрещения торговли крепостными и обуздания жестоких помещиков. Но в этом сказалось не гуманное чувство, а простой хозяйственный расчет. Эта торговля крепостными и неистовства владельцев порождали восстания крестьян, поэтому дворяне и требуют прекратить торговлю крепостными и жестокость помещиков как причину восстаний. Михайловские дворяне (Рязанской губернии) просили ограничить продажу крестьян без земли пределами уезда, чтобы проданные крестьяне оказались недалеко от своих родных. Решительнее были настроены шлиссельбургские дворяне: они потребовали совершенно запретить продажу крепостных и дворовых людей без земли. Кинешемские дворяне (Костромской губернии) просили запретить торговлю крепостными на три месяца в году во время рекрутского набора. О том же просили тамбовские дворяне. Но это требование совершенно непрактичное, оно ни к чему не вело, ибо если торговля будет запрещена на три месяца, то помещики будут совершать нужные сделки за неделю до этого срока. Костромской наказ требовал накладывать опеку на тех, „кто неистово своими деревнями владеет и подданных мучает“. Некоторые говорят, что опеку следует накладывать и на жадных, кто своих подданных поборами разоряет.
Только юстиц-коллегия поручила своему депутату добиться ответа на вопрос, какое наказание следует налагать на дворянина, забившего своего крепостного насмерть. Да еще депутат главной полиции заявил, что надлежит разрешить дворовым и крепостным жаловаться на своих господ, и спрашивал, что делать с теми дворянами, на которых принесена жалоба.
Юстиц-коллегия и главная полиция потому подняли этот вопрос, что сама жизнь указывала им на него: в своей практике им приходилось наблюдать неистовства и жестокость дворян, которые сплошь и рядом посылали своих крепостных в участок, чтобы их там наказали кнутом. Своеволие, каприз порой были слишком очевидны, а не исполнить приказания было нельзя.
Итак, высшее начальство подумывало о смягчении участи крестьян, но мысли его по этой части отличались неопределенностью и ни на чем не сосредоточивались. Что касается опеки над жестокими помещиками, то она была введена еще Петром Великим теперь высказывалось только пожелание о ее введении, которое так и осталось пожеланием.
Вопрос об ограничении крепостного права сделался предметом горячих Прения эти продолжались больше месяца и в них участвовало 20 ораторов, из которых 8 высказались за улучшение крестьянского быта и 12 против. Прения приняли особенно страстный характер после речи Коробьина, депутата от козловских дворян, произнесенной 5 мая 1768 года, Рассуждая о причинах побегов крестьян за границу, Коробьин сказал, что в них виновны сами помещики, которые сверх обычных работ заставляют крестьян отрабатывать свои долги, удаляют их от семейства, и что всего хуже — когда крестьянин накапливает известный достаток, они разоряют его, увеличивая с него оброки. Коробьин предлагал учинить „благоразумные и человеческие законы“: надо, чтобы помещик считал своей только часть своего имения, а остальную предоставил крестьянам, дав им свободу распоряжаться ею, закладывать, продавать, делить и дарить по своему усмотрению. Коробьин стоял за то, чтобы законом были точно определены все повинности крестьян. Коробьина поддержал Чупров, депутат от северных черносошных крестьян, депутат от однодворцев Маслов, депутат от Казанской губернии Кибенский и другие; но больше всех высказался депутат от Екатеринославской провинции Козельский.
просит, говорил Козельский, учредить опеку над жестокими помещиками, разоряющими своих крестьян, но зачем это делать, когда крестьяне уже разорятся, лучше предупредить их разорение: следует определить число барщинных дней в неделю и количество оброка сообразно с местными условиями. Нельзя, говорят, продолжал оратор, ограничивать власть дворян, но ведь и самодержавная власть не требует от служащих ей людей всей их службы, так как же давать помещикам власть большую, чем самодержавная? По предложению Козельского, крестьянин должен 2 дня работать на себя, 2 дня на помещика и 2 дня на государство, на подати, а 7-й день должен быть посвящен Богу. Годовой оброк Козельский предлагал установить с крестьянского двора в 10 рублей, ценя рабочий день в среднем в 10 копеек, а население двора в 3–4 души, этот оброк приблизительно соответствовал подушной подати в 2–3 рубля, которую платили крестьяне. Для того чтобы оградить крестьян от злоупотреблений помещика, следует выделить им землю из имения помещика, чтобы крестьяне могли основательнее обзавестись. Крестьянин должен обладать неотъемлемой землей, хотя Козельский и не предлагал их освобождать. Его предложение было одним из лучших проектов временных улучшений.
Все эти заявления Коробьина и его единомышленников вызвали бурные протесты со стороны многих депутатов. Коробьин и другие ораторы подверглись целому потоку личных нападок и оскорблений. Но дело не ограничилось личными нападками, Коробьину был высказан целый ряд принципиальных возражений, к которым мы не можем относиться только отрицательно. Это возбуждение мысли, вызванное постановкой крестьянского вопроса, напоминает аналогичное возбуждение мысли в 1861 году, оно дало ряд ценных показаний со стороны тех, кого можно назвать консерваторами, в них указывалось на различные неудобства, которые могут возникнуть в разных сторонах жизни при решении крестьянского вопроса.
На это консерваторы справедливо указывали ему, что бегут за границу не только крепостные, но и государственные, экономические, то есть церковные, крестьяне и даже купцы от своей торговли. Раз это так, то следовательно виной тому не помещики, а общее развращение нравов. Один из видных вождей консервативной партии, историк князь Михаил Михайлович Щербатов, говорил, что причина побегов чисто физическая — он указывал на разность и жестокость климатов в России (которых он насчитывал 8), на разность в почве и т. п.; немудрено поэтому, что люди ищут более удобных мест для жительства. Кроме того, по Щербатову, имели значение и рекрутские наборы, обленивание населения и ухудшение нравов.
Затем дворяне отрицали сам факт экономического угнетения крестьян. „Помещики, — говорили они, — не только не разоряют крестьян, но кормят их в голодные годы, платят за них подушную, пекутся, как о детях“. Ораторы не ограничились одной защитой крепостного права, но подвергли критике все требования либералов. Либералы требовали определения размеров повинностей, на что консерваторы им указывали, что этого сделать невозможно вследствие крайнего разнообразия местных условий. Затем, говорили они, нельзя обеспечить крестьянину право собственности, оставляя его личность в зависимости от помещика. „Тщетно им собственность давать, когда тело их принадлежит другим“, — говорил Щербатов. Крестьяне могут жаловаться на притеснения господ, для чего надо устроить суды, предлагали либералы; консерваторы возражали им, что это только приведет к разрушению добрых отношений, увеличит количество судебных дел, возникнут бунты, подстрекательства, убийства. В этих словах есть доля правды, такие суды вводить было рискованно: весь трагизм крестьянского вопроса в том и заключался, что положение крепостных крестьян нельзя было улучшить, можно было только уничтожить крепостное право или не сделать ничего. Либералы предлагают наделить крестьян землей, но и у этого есть своя теневая сторона. Теперь, говорит Щербатов, помещики заботятся, чтобы крестьяне не страдали от недостатка или плохого качества земли, а с нарезкой земли эта забота прекратится и положение крестьян только ухудшится. Предоставление крестьянам в собственность земли приведет только к ее дроблению, что крайне вредно; как на поучительный в этом отношении пример консерваторы указывали на быт однодворцев: „Не можно хозяйство вести там, где крестьяне поделят землю на лоскутья“. От раздела земли произойдет еще новое неудобство — чересполосица, а она вызывает драки, ссоры, поджоги, убийства. Наконец, будет еще новая беда — крестьяне будут продавать свои земли и переходить таким образом в разряд безземельных рабов; но, возразят либералы, их можно будет наделять казенной землей, но тогда разорится дворянство, а если не наделять, то разорятся крестьяне.
Отвергая все предложения либералов, дворяне соглашались лишь на отдачу под опеку всех владельцев, мучающих своих людей и, кроме того, все соглашались на запрещение торговли людьми в розницу.
В доводах, выставленных консерваторами, было много меткого и верного. Этот обмен мыслей приводил к доказательству несостоятельности попытки улучшить быт крепостных крестьян при сохранении крепостного права. Господствующее течение было неблагоприятно настроено к проектам разрешить крепостное право или улучшить его даже в таком размере, в каком предлагала это Екатерина.
После этого совершенно неожиданно выплыл проект освобождения крестьян. В половине 1768 года, уже по окончании прений, комиссия о разборе родов государственных жителей выработала проект прав благородных. В нем говорилось: „Благородные могут, если пожелают, право владения крепостными деревнями переменить на право деревень свободных, но право деревень свободных на право деревень крепостных переменить не могут“. Для того чтобы понять это предложение, надо указать, что в России в то время в некоторых местностях (например, в Малороссии, в Эстляндии, на некоторых островах Балтийского моря) существовали еще свободные крестьяне. Эти свободные крестьяне имели право переходить с одного места на другое, они брали у помещиков столько земли, сколько могли обработать, обыкновенно на несколько лет на определенных условиях. Теперь мы можем понять, что проект этот предлагал освобождение крестьян без земли и их юридическую зависимость от помещика превратить б экономическую. Проект предлагал создать такие законы, которые в дальнейшем обеспечивали бы возрастание количества свободного населения. Для этого он советовал запретить наследовать крепостные деревни, с тем чтобы по наследству переходили только свободные деревни. Этот закон заставил бы помещиков перед смертью освобождать своих крестьян, так как иначе они все равно будут свободны. Чтобы поощрить переход крепостных деревень в свободные, проект предлагал освободить покупку и продажу свободных деревень от всяких пошлин.
„Еще российский народ требует много просвещения, которое крестьяне только от господ получить могут. Единым словом свободы не произведешь“. Освобожденные крестьяне всегда будут подозревать своих господ, что они берут с них свыше должного. От освобожденных крестьян будут заражаться соседние крепостные деревни. Далее Щербатов высказывал мнение, что под властью помещика крестьяне становятся только сильнее и зажиточнее: это видно из жалоб купцов, что крестьяне забивают их на всех рынках. Освобождение крестьян от зависимости разорит их; пострадает не только их нравственность, но и материальное положение, начнутся разбои, грабежи, недоимки. Придерживаясь учения о влиянии климата на нравы, Щербатов говорил, что при холодном климате России земледельца необходимо понуждать, а так как правительство не может этого выполнить, то лучше надзор за крестьянами поручить дворянам. Так Щербатов предвосхитил мысль, высказанную потом императором Павлом, что в России столько полицейских, сколько помещиков.
В общих заседаниях дело и ограничилось этими спорами. Общей постановки вопроса сделано не было, голосования не происходили ни по каким вопросам. Общая комиссия дожидалась проектов от частных комиссий. Больше всего ждали от комиссии по разбору родов государственных жителей, которая должна была разработать вопрос о правах третьего рода людей (крестьян). Эта комиссия осенью 1770 года, когда общих собраний уже не было, выработала проект по крестьянскому вопросу.
В этом проекте в отделе о личных правах крестьян на первом плане стоял вопрос о подсудности. Комиссия предлагала, что крестьяне в гражданских делах должны судиться в учрежденных из них же помещиком судах. Если одна из тяжущихся сторон состояла не из крестьян, то дело должно разбираться в обыкновенном земском суде, а уголовные дела разбирались в нем обязательно. Вторая статья трактовала о наказаниях. Проект признает за помещиками право наказывать крестьян за непослушание, но умеренно, без членовредительства и тем паче убийства. Третья статья говорит, что помещик не властен продать жену от мужа, мужа ст жены и от родителей детей моложе 7 лет. Четвертая статья говорит, что крепостной крестьянин, если помещик начнет отнимать у него землю, имеет право защищаться в „учрежденных местах“, но в каких именно, проект не определяет. Что касается имущественных прав, то вся движимость принадлежит крестьянину, и он имеет право свободно продавать ее; спрашивать разрешение у помещика он должен лишь на продажу хлеба и рабочего скота. Земля принадлежит помещику, но посеянные крестьянином растения принадлежат ему самому. В случае, если в оброке окажется недоимка, то помещик может продать часть движимости крестьянина, но не в большем размере, чем нужно для покрытия недоимки. Размер оброка определен не был, его должна была определить другая комиссия — комиссия о земледелии.
Я нарочно остановился на этих деталях, потому что здесь кроется вся программа преобразований, которая развивалась в царствование Павла I, Александра I и Николая I. Затем, говоря о праве крестьянина располагать своим трудом, проект говорит, что крестьянин имеет право наниматься для отработки оброка, причем помещик не имеет права отнимать его заработной платы. Женятся крестьяне по собственному желанию, причем в пределах одного имения безденежно, а если берут жену со стороны, то только при наличии отпуска от помещика. Крестьяне из лесов помещика могут брать с его разрешения бревна и дрова для своего потребления, они могут ловить рыбу из вод помещика удочками, наметками, вершами и т. д., только не неводом.
Этот проект, собственно говоря, санкционировал то, что было, но его нельзя не признать шагом вперед, так как он хотел законодательным путем подтвердить и очертить крепостное право.
Комиссия земледелия должна была определить размер крестьянских повинностей. В ней работал депутат Титов, который и выработал специальный законопроект, который ценен как проект разрешения крестьянского вопроса. Титов предлагал дать крестьянам земли по 9 десятин на работника, ибо он предполагал, что один работник может обработать 3 десятины в поле и скосить до 500 пудов сена. По сравнению с этим наделом крестьянский надел по Положению 1861 года представляется мизерным. Но Титов неспроста предлагал дать большой надел, ибо треть урожая он предлагал назначить помещику; для барщины он предлагал установить один день в неделю в летнее время и два дня в зимнее. Это улучшение в сравнении с обычным порядком, так как обыкновенно полагалось ходить на барщину три дня в неделю, но оно объясняется тем, что часть урожая с земель крестьянина идет помещику. Чтобы можно было учесть урожай, крестьяне должны работать сообща, весь собираемый хлеб должен складываться в одно место; третью часть из него получает помещик, две пятидесятых отделяется для бесприютных, а остальное делится по числу работников. Потом с крестьян собирают пятую часть приплода скота (пятого теленка, пятого жеребенка, пятый рой пчел и т. д.) и кроме того сбор с холста, пятую часть, и пятую часть с хмеля. Крестьяне должны кормить помещичьих коров, за это они берут себе молоко и приплод (кроме обычной пятой части), а помещику дают в год 20 фунтов масла. Если земли будет недостаточно, то устанавливается оброк по 2 рубля 50 копеек с души (обычный) и пятую часть с домашнего производства. Землю неисправных крестьян проект предлагал отдавать другим крестьянам, а их самих отдавать к ним работниками, чтобы помещик не терпел убытка. По расчету, приложенному в конце системы Титова, выходит, что доход с одного крестьянина равнялся 3 рублям при оброке и 4 при барщине. Тут проект узаконивал среднюю норму повинностей. Это опять-таки было полезно, ибо ограничивало требования помещика и разрастание оброков.
вопрос теоретически, а не практически.
Примечания
[112] Не было ни права свободы, ни надежды.
[114] Благосостояние государства соединено с благосостоянием крестьян.