| Приглашаем посетить сайт |
|
Спорт (sport.niv.ru)
|
Что касается мер увеличения прямых налогов, то Екатерина позаботилась произвести новую ревизию, так как подати (подушная) собирались по ревизским сказкам. Распоряжение о производстве третьей ревизии было отдано еще Елизаветой, но не было приведено в исполнение. Новая ревизия была сущим бедствием для населения. Не говоря уже о том, что к старым плательщикам присоединялись еще новые, сам процесс производства ревизии для населения был разорителен. Ревизоры прямо обирали и помещиков, и крестьян; от ревизии, как от морового поветрия, народ бежал, преимущественно в Польшу. Ревизоры за взятки или показывали меньшее число жителей, или, если им было дано мало, показывали большее число жителей, а так как подати вносились не каждым отдельным плательщиком за себя, а по раскладке всем миром или помещиком оптом за всех крестьян, то это было разорительно как для крестьян, так и для помещиков.
Ввиду этого Екатерина решила изменить порядок производства ревизии. Она предписала Сенату, чтобы каждое селение через своих помещиков или старост вычисляло наличное число ревизских душ, свою ревизскую сказку пересылало бы в воеводскую канцелярию, воеводская канцелярия пересылала бы губернатору, а губернатор уже в Сенат. В скором времени оказалось, что воеводские канцелярии отказываются принимать без взяток от старост их ревизские сказки; тогда Екатерина предписала отправлять ревизские сказки в воеводские канцелярии по почте. При таком способе переписи, конечно, были утайки, но ведь утайки были и при ревизорах, и поэтому Екатерина решила, что лучше уж пусть происходит так, по крайней мере ревизоры не будут разорять население. Тем не менее были объявлены строгие наказания за утайку ревизских душ. В общем Екатерина не ошиблась в своем расчете; ошиблась она только в расчете на скорость переписи, которая была окончена только к 1 июня 1768 года. Но все же расчет Екатерины оправдался, ибо всех ревизских душ теперь (для 1764 г.) окапалось 7 363 348, тогда как по второй ревизии их значилось всего 6 614 529, то есть плательщиков прибавилось более чем на 700 000.
В связи с вопросами государственного хозяйства выдвинулся вопрос о церковных имениях. Уже Петр III приступил к его разрешению и распорядился все церковные имения взять в Коллегию экономии, которая должна была только часть доходов отдавать на содержание духовенства. По восшествии на престол Екатерины духовенство подало ей челобитную о возврате отобранных у него имений. Сенат обсудил челобитную духовенства и решил вернуть ему отобранные имения, но с церковных и монастырских крестьян, кроме подушной подати, брать еще 1 рубль, из которого 50 копеек шли в казну на содержание инвалидов и 50 копеек на духовенство. Монастырские крестьяне должны были управляться собственными выборными старостами и освобождаться от присуда Коллегии экономии, управлявшей через своих отставных офицеров. Указом 12 августа 1762 года коллегия экономии с ее офицерами была «отставлена», то есть уничтожена. Но мнение Соната о разделении доходов не было принято Екатериной. Духовенство обещало платить государству оптом во все церковные имения 300 000 рублей в год.
Но жадные часто расплачиваются за свою жадность, так случилось и с духовенством. Когда духовенство предлагало этот платеж, Екатерина не знала еще, согласиться или нет. По предложению новгородского митрополита Дмитрия Сеченова была образована комиссия из светских и духовных лиц для сочинения «штатов» духовенству и монастырям. Когда заседала эта комиссия, монастырские крестьяне, не желая принадлежать опять духовенству, сильно взбунтовались. Это было на руку Екатерине, и по ее предначертанию комиссия решила восстановить Коллегию экономии с ее отставными штаб- и обер-офицерами, которые управляли церковными вотчинами и выдавали из собираемых ими денег на содержание архиереев и училищ. Духовенство теперь уже не было в состоянии возражать против этого.
Монастырских крестьян было отобрано в казну до 911 000 душ, не включая сюда губернии Херсонскую, Екатеринославскую, Харьковскую, Курскую и всю Малороссию. Решено было, чтобы каждый бывший церковный крестьянин, кроме подушной подати, платил еще за землю 1 рубль 50 копеек с души, что давало в общем 1 366 299 рублей в год. Из этой суммы 149 500 рублей шли на содержание архиерейских домов, почти 175 000 на содержание 676 мужских монастырей, вошедших в штат, 33 000 — на содержание женских монастырей и т. д. Что касается остальных монастырей, не имевших крестьян, то 161 из них, которые могли жить своими средствами, были оставлены, а остальные упразднены. Каждый архиерейский дом должен был содержать кроме архиерея еще богадельню и духовную семинарию.
Так был решен вопрос о церковных имениях, поставленный на очередь еще в начале XVI века при царе Иване III. Решение его в пользу государства имело крупные последствия. Секуляризация, лишив церковь ее материального обеспечения, лишила ее и самостоятельности и независимости от государства, которое с тех пор получило полное господство и торжество над ней.
Кроме задач упорядочения финансов перед Екатериной стоял грозный крестьянский вопрос. Екатерина говорила потом, что в начале ее царствования в явном возмущении было 49 000 заводских и до 150 000 помещичьих крестьян.
Для усмирения заводских крестьян Екатерина отправила князя Вяземского. В данной ему инструкции Екатерина поручала сначала привести крестьян «в рабское повиновение и послушание», затем сыскать подстрекателей и, наконец, исследовать те злоупотребления, которые привели заводских крестьян к возмущению. Екатерина боялась быть в данном случае справедливой и, чтобы не поднять еще большего возмущения, виновных приказчиков приказывала наказывать нестрого и тайно от крестьян. Усмирив крестьян и сыскав зачинщиков, Вяземский должен был расследовать состояние заводов и узнать, не лучше ли вместо крепостных употреблять рабочих по вольному найму и таким образом предотвратить беспорядки.
Вяземский исполнил данное ему поручение: крестьян усмирил и представил записку, в которой излагал причины их волнений. Эта записка очень любопытна в качестве описания жизни заводских крестьян. Крестьян, вопреки закону, приписывали к заводам не целыми деревнями, а отдельных по выбору, чиня этим им сильное отягчение. Затем, работы на заводе были так велики, что никто не мог выполнить своего урока, не говоря уже о том, чтобы оставалось свободное время. Иногда приписывали крестьян, живших от завода верст за 400, так что они теряли много времени на проход туда. При таком положении дел заводы не приносили прибыли, а крестьяне бедствовали и бунтовали.
Результатом этой записки был указ Берг-коллегии, который предписывал объявить заводчикам, что крестьяне восстали не сами, а послушавшись по простоте своей наущения злоумных людей; но так как крестьяне несли большие отягчения от заводчиков, то и содержатели заводов не могут искать своих убытков. Так, Екатерина оштрафовала заводчиков за отягчение крестьян. Затем заводчикам предлагалось войти в мирное соглашение с крестьянами относительно работы.
Но это были совершенно платонические пожелания. Екатерина сознавала это сама, и в 1765 году была созвана комиссия, чтобы решить вопрос, не лучше ли заводы из партикулярных рук отобрать в казну на ее содержание. В своих записках Екатерина признается, что возмущения заводских крестьян происходили до тех пор, пока крупные заводы не были отобраны в казну и и 1779 году не был издан манифест, таксировавший размеры работы на заводах.
Еще труднее был вопрос о помещичьих крестьянах, которые бунтовали в разных местах России. Усмирять их Екатерина послала Бибикова с солдатами и пушками, который исполнил ее поручение, причем некоторые селения пришлось бомбардировать.
Но все эти меры не были решением крестьянского вопроса. Справедливость требовала, чтобы после манифеста 18 февраля 1762 года, освобождавшего от обязательной службы государству дворян, последовало бы освобождение крестьян от обязательной работы на дворян, службу которых они обеспечивали. Это сознание и подняло крестьянские массы и привело их в волнение. Но государственные основы крепостного права затмились в сознании правительства и высших классов и заменились частно-правовой точкой зрения. Екатерина, обязанная дворянам своим восшествием на престол, не могла отклониться от этого взгляда, и в манифесте, изданном в начале царствования, она прямо заявила, что благосостояние государства требует, чтобы «все при своих имениях и правостях сохраняемы были, и мы намерены помещиков нерушимо во владении сохранять и крестьян им содержать».
русского правительства произвести раздел Польши, которое разделялось и дворянством, было желание уничтожить ту область, куда укрывались беглые крестьяне. Частные меры, вроде амнистии вернувшимся на родину и даже посылки военных команд в Польшу, не помогали общему положению дел: необходимы были не частные, а общие меры.
Екатерина была озабочена этим вопросом, и вскоре Петр Иванович Панин подал ей доклад, в котором указывал на причины крестьянских побегов и на меры их пресечения. Интересно послушать от дворянина XVIII века, как жилось, на Руси крестьянам. Из России в Польшу бежало много раскольников. Панин объясняет это строгостью корыстолюбивого духовенства. Затем, крестьяне бежали от рекрутских наборов и от привычки продавать крестьян из своих деревень другим помещикам для зачета рекрутов, требуемых с крестьян того помещика. Панин считает возможным добирать лишних рекрутов в другой деревне того же помещика, если в какой-нибудь его деревне не хватает рекрутов, но продавать крестьян другим помещикам для зачета в рекруты Панин считает совершенно недопустимым. Затем он указывал на дурное содержание рекрутов до распределения их по полкам: рекрутов обирали, заставляли работать, оставляли без помещения, так что зимой они целый день проводили на морозе, а ночь в жаре в торговых банях. Панин указывал также на безграничность власти помещиков, роскошь которых заставляет употреблять труд своих крестьян свыше меры. Общие условия жизни также были неблагоприятны: дорогие цены на соль и вино и их монопольная продажа. Много, по Панину, значило и с правосудие, нерадение и лихоимство администрации. Тут уже затрагивался вопрос, полезный не только для одних крестьян.
Для возвращения беглых Панин рекомендовал Екатерине вернувшихся раскольников облагать небольшой подушной податью в 2 рубля 70 копеек; крестьян, вернувшихся из-за границы не возвращать прежнему помещику, с которым они не ужились, а платить ему выкуп в 100 рублей, а крестьян зачислять в казенные, и если возвращались дети или внуки бежавших, то помещики не получали ничего. С деревень и городов, которые лежат не далее 70 верст от границы, Панин предлагал совсем не брать рекрутов, а брать выкуп в 100 рублей на вербовку вольных людей в гусарские полки. Затем надо запретить продажу рекрутов в чужие деревни, а вообще же продажу крестьян разрешить только семьями. Так как много крестьян бежало от рекрутчины, то Панин предлагал издать закон «для приласкания идущих в солдаты и для утешения разлучающихся семей», то есть предлагал гуманное отношение к солдатам. Затем, вследствие того что многие крестьяне бежали по вине помещиков, Панин предлагал сочинить «примерное уложение для работ», но не опубликовывать его, а тайно разослать губернаторам, которые должны были руководиться им при усмирении волнений. И этом «уложении» Панин рекомендовал требовать с крестьян 4 рабочих дня в неделю, считая нормальным рабочим днем, если крестьянин вспашет 1 десятину, скосит три четверти десятины сена или нарубит полторы погонных сажени дров.
Но опять-таки легче было написать, чем исполнить все это. Екатерина увидела всю непрактичность этих мер, поняла, что вопрос лежит глубже, и стала искать новые пути. Об этих путях и о тех применениях, которые она сделала из них, речь будет впереди. Пока же мы остановимся на одной стороне вопроса.
Дело в том, что препятствием к раскрепощению крестьян была незначительность населения. На вольнонаемном труде нельзя было построить ни частного, ни казенного хозяйства, и поэтому правительство поневоле «приписывало» крестьян, а помещики укрепляли их за собой. До чего велика была нужда в крепостном праве видно из того, что даже депутаты торгового сословия а «Комиссии для сочинения проекта Нового Уложения» просили себе права иметь крепостных, мотивируя это тем, что не из кого им нанять надежных приказчиков. Екатерина поняла это и стала заботиться о приращении населения в России.
Екатерина, будучи поклонницей французской просветительной литературы, верила, что в том государстве процветают образование, наука, искусство, торговля и промышленность, в котором много населения. В этой уверенности есть доля правды, так как, действительно, при более густом населении жизнь вообще идет ускоренным темпом. И вот Екатерина указом 15 октября 1762 года велела Сенату принимать в Россию без доклада всех иностранцев, кроме евреев. Так как иностранцы боялись ехать в Россию, опасаясь притеснений, то была устроена особая канцелярия «опекунства иностранцев», президентом которой был назначен Орлов. Иностранцам по желанию позволялось записываться в купцы, в цеховые любых городов или селиться особыми колониями. Они получали гарантию в свободе исполнения своей религии, разрешение строить церкви и держать пасторов и обращать в свою веру магометан. Им запрещалось только строить монастыри (это относилось к католикам) и совращать православных. Колонисты получали льготы на 20 лет, а поселившиеся в городах — лет на 5-10; каждый из них по прожитии 10 лет три года получал денежное вспомоществование. Все колонии получали самоуправление.
Так было положено начало иноземной колонизации Поволжья и южных степей, если не считать иностранной колонизации, которую производила в военных целях Екатерина, поселяя на пограничных линиях сербов.
Предоставляя льготы иноземцам, Екатерина имела в виду не только одно численное увеличение населения, но и культурное влияние их на русских. Но эта надежда ее не оправдалась: иностранцы до самого последнего времени жили особняком, не сообщаясь с остальным населением.
В интересах гуманности Екатерина заботилась и о «зазорных детях», то есть о незаконнорожденных. В 1763 году Екатерина утвердила план генерального Императорского Воспитательного дома, который через год и был открыт в Москве, а несколько позже и в Петербурге.
Панин указывал на страшное неправосудие и нерадение администрации. На это зло указала и императрица в своем манифесте от 18 июля 1762 года. «Ищет ли кто, — писала она, — защиты от клеветы, он обороняется деньгами, клевещет ли кто, он действует тоже ими… Судьи свое священное место в торжище превратили. Звание судьи почитают данным для доходов на дом, а не за службу Богу, государю и отечеству… Берут не только за беззаконные дела, но и за те, за кои монаршее благоволение следует». Екатерина была очень расстроена, узнав, что новгородский губернский регистратор Яков Ренберг брал деньги за привод к присяге на верность ей.
Господствующее лихоимство Екатерина объясняет том, что на должности назначают людей без разбора, и тех, которые не имеют пропитания, отсылают к делам, а денег им не платят.
Действительно, после Петра I у нас водворилась еще более откровенная система кормлений, чем в былое время в Московской Руси, где дьяки, подьячие и разные приказные люди какое-никакое, но все же получали денежное жалованье, а после Петра люди определялись на должности совершенно без жалованья с тем, чтобы они кормились от дел. 15 декабря 1763 года Екатерина издала манифест о назначении жалованья чиновникам по штату, служащим не только в столице, но и в провинции. Этот манифест был крупным шагом вперед в деле государственного управления. Последовательность требовала и назначения пенсий, что и было сделано: за 30 лет службы была назначена пенсия.
Кроме лихоимства чиновническое управление страдало от их полной индифферентности: подчиненные органы не проявляли никакой инициативы. Это объясняется отчасти тем террором, который был наведен на чиновников в царствование Петра I: чиновники во избежание ответственности или даже просто объяснений ничего не делали по собственному почину, исполняли только то, что приказывало начальство.
Такую индифферентность Екатерина склонна была объяснять тем, что Сенат лишил подчиненные органы инициативы. Но дело заключается не только в этом. Еще в Московском государстве подчиненные органы были исполнителями приказаний свыше: централизация — это давнишний злой факт русской жизни. Екатерина считала централизацию крупным недостатком и старалась противодействовать ему.
В 1764 году она издала инструкцию губернаторам, объясняющую им их права и обязанности. Здесь Екатерина объясняет, что губернатор — это хозяин губернии, ответственный за нее перед государем, который должен заботиться о населении вверенной ему губернии, о процветании в ней земледелия, торговли и промышленности, о размножении производимых здесь продуктов, должен следить за дорогами, ловить воров и разбойников, заботиться о сохранении лесов и т. д. Всех чиновников, обвиненных в лихоимстве, он должен отстранять без суда. В экстренных случаях, на пожаре, при наводнении или во время народного мятежа, губернатор должен принять на себя главное начальство над всеми. Все учреждения, до сих пор не подчиненные губернской канцелярии, переходят в ведение губернатора. Как «опекун» губернии губернатор имеет право представлять о пользах и нуждах общественных и должен защищать бедных. Эти взгляды Екатерина воплотила потом в «Учреждении об управлении губерний»: инструкция 1764 года была теоретической прелюдией закона 1775 года.
К числу мероприятий, предпринятых Екатериной до созыва комиссии 1767 года, относится реформа управления Малороссией. Екатерина слышала о нестроении гетманского управления Малороссии и поручила Тяглову написать доклад. Тяглов, бывший в Малороссии, представил Екатерине записку о беспорядках. По его словам, Малороссия управлялась не законом, а силой и кредитом старшин. Благодаря этому число свободных казаков и посполитых уменьшалось, а число крепостных — увеличивалось. По ревизии, произведенной после смерти гетмана Скоропадского, числилось 45 000 дворов свободных казаков и посполитых, а при Разумовском число их сократилось до 4000, то есть уменьшилось раз в 11. Происходило это так потому, что свободные земледельцы — казаки и посполитые, желая избежать тягостей военной службы, продавали свои земли казацким старшинам, а сами становились по отношению к ним в положение арендаторов, подсуседков, которые военной службы не несли, а платили подать 2 копейки или алтын: это и соблазняло казаков и посполитых бросить свои земли. Тяглов говорит, что переход крестьян очень разорителен для бедных помещиков и вреден для крестьян, которые, таскаясь от помещика к помещику, приучились к лени и безделью.
По докладу Тяглова Екатерина издала указ об учреждении вместо бывшей ранее гетманской власти. Президентом этой коллегии был назначен Румянцев, а членами — 4 великорусских чиновника и 4 малороссийских старшины. Румянцеву была дана инструкция, чтобы он составил подробную карту Малороссии, чертежи и планы разных городов, чтобы он заботился о процветании земледелия, о сохранении лесов, разведении табака и других полезных растений и т. п. Кроме того, ему поручалось помогать архиереям, но в то же время наблюдать за ними, чтобы они не присваивали себе власти сверх своего сана и не вмешивались бы не в свои дела, что они любят делать по корыстолюбию своему.
Результатом выполнения этой инструкции явилась так называемая Румянцевская опись Малороссии, богатый материал, который в настоящее время исследуется учеными.
Все эти мероприятия Екатерины не были радикальным разрешением вопросов, поставленных на очередь русской жизнью. Екатерина сознавала это и, желая ближе ознакомиться с положением дел в своей стране, предпринимала путешествия. Так, в 1763 году она ездила из Москвы в Ростов и Ярославль, в 1764 — из Петербурга в Малороссию, а в 1767 году — по Волге вплоть до Симбирска.
Эти путешествия не могли дать ей полного понятия о России. Более пользы принесла ей созданная ею «Комиссия для составления проекта Нового Уложения». К рассмотрению этого наиболее замечательного учреждения Екатерины мы теперь и обратимся.
В своих записках 1779 года Екатерина говорит, что в первые годы своего царствования из разных прошений, сенатских и коллежских дел, из рассуждений сенаторов она усмотрела «неединообраэные о единой вещи суждения и правила», также усмотрела, что законы, изданные в разное время, противоречат друг другу, и задалась целью привести законодательство в лучший порядок.
регламенты, и указы, которые изменяли их, и новые указы Сената, Верховного Тайного Совета и т. д. Все эти указы отменяли один другой, не были собраны воедино и вообще не были известны правительственным органам, кроме немногих старых подьячих, которые из своей монополии знания всех законов извлекали большую выгоду.
Хаотичное состояние законов заботило и предшественников Екатерины, но их попытки улучшить положение остались без результата или имели очень слабый успех.
В 1700 г. Петр учредил палату для исправления Уложения, в состав которой вошли бояре, окольничие, дьяки, всего 71 человек. Эта палата должна была написать «Новоуложенную книгу», то есть свести Уложение 1649 года с новоуказными статьями. Палата исполнила возложенное на нее поручение, но «Новоуложенная книга» явилась чисто механическим сводом статей Уложения с новыми, между которыми часто не было согласия: рядом со статьями, расположенными, в системе, стояли статьи совсем без нее. Познакомившись с «Новоуложенной книгой», Петр велел, чтобы судьи судили по старому Уложению, а из новых указов пользовались лишь теми, которые «не в перемену, а в развитие и дополнение старых статей изданы». Это еще более затрудняло дело. Не надеясь на исполнение, Петр приказал Сенату озаботиться собранием статей, изданных в дополнение к Уложению, и присоединить их к ному, то есть составить новый кодекс законов. Сенат, не желая заниматься этим делом сам, выделил из себя особую комиссию. Петр велел составить новый кодекс к 1720 году, но к этому времени комиссия успела дополнить лишь 10 глав.
Скучая в ожидании русских законов, Петр решил заменить «Новоуложенную книгу» иноземным кодексом, исправив его и приспособив для русской жизни. Но откуда взять иноземные законы? Наиболее подходящими Петру казались шведские законы. Тогда была создана новая комиссия, в которую вошли 3 иностранца и 5 русских. Комиссия эта работала до конца 1725 года, но исправила всего 4 книги Уложения. Большинство членов комиссии со временем выбыло, так что Екатерине пришлось пополнить ее 2 духовными, 2 военными особами, 2 гражданскими чиновниками и 2 из главного магистрата. Но прибавка новых членов не помогала, так как дол о само по себе очень несуразное: русские люди должны были разбирать иностранные законы, в которых ничего не понимали, так как не знали ни языка, ни строя иностранных государств, которые им приходилось теперь изучать. Из их работы ничего не вышло.
Отчаявшись в возможности сделать что-либо при помощи чиновников, правительство решило обратиться к обществу. В мае 1728 года Верховный Тайный Совет указал Сенату организовать новую комиссию для сочинения Уложения, для чего выслать из офицеров и дворян каждой губернии (кроме Эстляндии, Лифляндии и Сибири) по 5 человек, которые должны собраться в Москве к 1 сентября 1728 года. Но дворяне не спешили выбирать, а выборные не спешили ехать в Москву. Все смотрели на это дело как на новую тяжелую повинность, как на прихоть правительства. Местное начальство для поощрения выборов должно было прибегнуть к репрессивным мерам: чтобы дворяне охотнее выбирали и чтобы выборные скорее ехали в Москву, губернаторы стали арестовывать их жен и захватывать их крепостных. В результате были выбраны не пригодные к делу лица: дворяне послали тех, кто не мог отбояриться. Когда эти выборные собрались, то правительство поспешило распустить их по домам и предписало произвести новые выборы под ответственностью губернаторов.
К декабрю 1730 года осталось всего 5 депутатов, остальные разбежались. Видя такое упорное нежелание общества, правительство велело отпустить и этих; работа опять была поручена одним чиновникам. Но чиновники тоже не выполнили своей задачи, так как она, кроме того, была еще осложнена. С одной стороны, приказано было выбрать новый материал из иностранных законов, а с другой стороны, требовалось сделать сводку русских законов. Такие требования действительно могли казаться капризом правительства. Чиновники, заваленные текущей работой, уделяли мало времени на составление кодекса и при Анне Иоанновне разработали только вотчинную главу.
Но жизнь настоятельно требовала новых законов, и правительство Елизаветы пошло навстречу этому требованию. В 1754 году Сенат постановил для составления свода законов избрать общую комиссию из 8 лиц и целый ряд (35) частных комиссий при ведомственных учреждениях и губернских канцеляриях. Задачей общей комиссии было уложить главы судную, уголовную, вотчинную и о правах состояния, то есть гражданское и уголовное уложение и закон о правах состояния; другие, более частные отделы права подлежали разработке и специальных комиссиях. Ко времени 1755 года общая комиссия разработала 2 части — судную и криминальную, а когда дошла до закона о правах состояния, то надумала привлечь к делу выборных от дворян, духовенства и купечества. Сенат согласился с этим и, издана я указ о производстве выборов от дворян и купцов, указывал, сколь необходимо участие общества в законодательстве. Общество и на этот раз осталось глухо: выборные и депутаты прибегали ко всяким уловкам, чтобы только не явиться, а явившихся пришлось отпустить, так как это были глухие старцы. Но на этот раз выборные как-никак приняли участие в кодификационной работе. К сожалению, у нас имеется мало сведений об их работе, мы знаем только, что депутаты оставались до 1763 года, а комиссия работала вплоть до самого 1767 года.
Деятельность Елизаветинской комиссии не была безрезультатной. Она разработала три главы: 1) о суде, 2) о розыскных делах и «как за словесные преступления казнити» и 3) о состоянии подданных, то есть о юридическом положении сословий. Анализ содержания разработанных глав показывает, что это были не простые своды, а проекты, предлагавшие новые ответы, вводившие новые начала. Многое из постановлений Елизаветинского уложения повторялось в депутатских наказах Екатерининской комиссии: очевидно, что эти поправки в Елизаветинское Уложение были В этом и состоит характерная черти Елизаветинской комиссии, объясняемая участием и влиянием выборных.
Итак, кодификационные попытки не пропали даром, принесли известный результат. Екатерине оставалось воспользоваться трудами своих предшественников, но она предпочла идти не проторенной дорогой, а самостоятельным путем, задумала составить кодекс новых законов. Это соответствовало взглядам Екатерины — последовательницы французской просветительной литературы. Она хотела дать Екатерина считала составление новых законов делом легким; она пожелала продолжить и работу представителей.
Для осуществления своего намерения Екатерина считала необходимым сначала найти общие правила, принципы, а затем уже разработать подробности.
«Духу, законов» Монтескье. Екатерину прямо очаровывало это произведение, которое, по ее словам, должно быть молитвенником монарха, и она стала полной рукой черпать мысли Монтескье для своего плана законов. Екатерина писала Деламберу: «Скоро я пришлю вам тетрадь, из которой вы увидите, как я обобрала президента Монтескье. Но я надеюсь, что если бы Монтескье с того света увидал это, то простил бы мне мою литературную кражу, так как она совершена для блага 20 000 000 людей. Он слишком любил человечество, чтобы обидеться на это. Его книга — это молитвенник монархов». Анализируя содержание екатерининского «Наказа комиссии для составления проекта Нового Уложения», можно заметить, что из 526 его статей около 250 действительно заимствованы из «Духа законов» Монтескье. Кроме «Духа законов», Екатерина много заимствовала еще из сочинения итальянского юриста «О преступлении и наказании»: отсюда она взяла до 100 статей. Затем, она пользовалась сочинением Гельвеция «О разуме, о человеке»
Сама Екатерина, посылая экземпляр Наказа Фридриху II, писала: «Ваше Величество не узнаете здесь ничего нового. Я, как ворона в басне, нарядилась в чужие перья, набрав в разные части своего сочинения чужие мысли, только распределяя их по предметам, то строчку, то несколько слов, так что, если собрать мои мысли, то будет не более 2–3 листов». Заимствования свои Екатерина делала, или переводя слово в слово (так она заимствовала из Беккариа), или переделывая, как она поступала с Монтескье (часто не совсем удачно: — по-видимому, Екатерина сама не всегда точно понимала смысл).
Работая два года, Екатерина секретничала и никому не говорила. Но как-никак через два года первая часть задачи была решена, общие принципы были найдены Екатериной, но тут ее постигло первое разочарование. Когда Наказ был уже готов, Екатерина по частям раздала его разным лицам, желая знать их мнение. Только один Орлов был в восторге, а другие держались совсем иного мнения. Никита Панин, воспитатель наследника, был поражен радикализмом «Наказа» его несоответствием с русской действительностью и прямо заявил его автору: «Ведь это такие аксиомы, от которых стены дрогнут». Подобные замечания были сделаны и другими лицами. Это заставило Екатерину переделать свой Наказ. В 1767 году она писала Деламберу: «Я занимаюсь не тем, что желала бы сделать. Половина моей работы зачеркнута и сожжена, и Бог знает, что будет с остальной, однако придется окончить работу». Перед изданном сокращенной уже редакции Наказа Екатерина созвали в село Коломенское, где она тогда находилась, «вельми разномыслящих персон» и заставила их слушать Наказ. При обсуждении каждой статьи возникали сильные прения. «Я дала им волю черкать и вырезать, — писала потом Екатерина, — и они более половины помарали, и остался Наказ, яко оный напечатан». Таким образом, едва ли четверть всего, написанного Екатериной, попило в печать.
Сохранилась, однако, рукопись Екатерины, и по ней можно установить, какие именно сделаны сокращения: эти сокращения чрезвычайно характерны, они указывают на настроение той дворянской среды, которая окружала Екатерину. Так, например, в первой редакции Екатерина писала: «Два рода есть покорностей, одна существенная, другая личная, то есть крестьянство и холопство; существенная — это значит обязательственные отношения, которые привязывают крестьян к определенному участку земли. Такие рабы были, например, у германцев: они служили господам своим, давая им определенную часть урожая или скота, или своего изделия, далее этого их зависимость не шла. Так дело обстоит и сейчас в Венгрии, в Чехии, в Южной Германии и других странах. Личная служба — это принадлежность определенной личности. ». В этом рассуждении правильно определяются понятия крепостного права и холопства и осуждается смешение их. В XVIII веке не только фактически, но и в понятиях произошло смешение крестьянства и холопства.
Это рассуждение, делающее честь меткости глазомера Екатерины, глубине ее анализа, «было вычеркнуто цензорами и в печатный Наказ не попало. Цензоры оставили только следующую затем фразу: „Какого бы рода покорность ни была, надлежит, чтобы законы гражданские злоупотребление рабством отвратили и разобрали бы, отчего сие может произойти“, то есть цензора выпустили, как бы сказать, все ядро рассуждения Екатерины и оставили лишь одну скорлупу.
что господин должен наказывать своих слуг как судья –8 выборных крестьян судят односельчан в имении помещика.
Екатерина далеко заносилась в своих мечтах, она мечтала об освобождении крестьян, но не быстром и крутом, а медленном и постепенном. „Законы могут чинить нечто полезное для рабов, — писала она, — и их в таком состоянии содержать, чтобы сами они себе купили свободу. Надлежит, чтобы законы гражданские определяли точно, сколько рабам за освобождение своим господам по уговору уплатить“. Из этого видно, что Екатерина в своем Наказе не прочь была исподволь подготовить эмансипацию крестьян, обеспечив законом имущественные права крестьян, чтобы они не только не разорялись, а могли бы накопить имущества для своего выкупа, право которого должно быть оговорено.
Но на деле оказалось, что далеко не всеми принципами рационального законодательства можно пользоваться при составлении кодекса новых законов. Но все же Екатерине удалось выработать ряд правил, отвечавших идеалам современной западноевропейской философской мысли. В печатном Наказе мы встречаем такие положения, которые в настоящее время стали уже общепринятыми аксиомами, но тогда были новостью, особенно для русского общества. Например, Екатерина высказала следующую норму: „Ничего не должно запрещать законом, кроме вредного или каждому, или, особенно, целому обществу“; прежде держались другого мнения, что разрешено все, что не запрещается законом. Затем Екатерина писала: „Законы устанавливаются не с иным намерением, как на пользу людям; посему нужно, чтобы каждый знал, что ради его пользы соблюдать законы должно“. Екатерина высказывалась, что пытка „противна здравому, естественному рассуждению“. Рассуждая о мерах пресечения, Екатерина говорила, что арест (предварительный) есть наказание, и потому „законы должны стараться, чтобы определить знаки преступления и при этом самое заключение сколь возможно короче и снисходительнее быть, ибо обвиняемый не есть обвиненный“. Екатерина высказывалась против смертной казни, говоря, что применение ее не приносило пользы; также она была против наказаний, уродующих человека, и вообще — за мягкие наказания. Наказание — это только паллиатив, лучше предупреждать преступления, чем наказывать за них: „Надо добрые нравы, нежели дух граждан в унынии казнями держать“.
„Хотите предупреждать преступления, надо воспитывать людей во взаимной любви“. Поэтому Екатерина уделяет воспитанию целую главу, в которой излагает общие правила; она советует „вперять детям любовь к отечеству и к законам, возбуждать их к трудолюбию и к таким занятиям, чтобы быть полезными гражданами своего отечества, хорошими членами общества, украшением родины“. Само общество должно быть в таком состоянии, чтобы гражданское равенство поддерживалось одними законами, чтобы бедный не боялся богатого. Свобода бывает лишь там, где граждане боятся не друг друга, а лишь закона.
Екатерина дала не только общее определение свободы, но и говорит и о свободе слова, печати и вероисповедания. „Весьма беречься надо, изыскивая о сочинениях язвительных, ибо опасность есть погубить дарование, разум и охоту писать“, то есть Екатерина говорит, что не надо быть придирчивым, чтобы не парализовать всякое стремление. Веротерпимость Екатерина считает обязательной для правительства такого государства, как Россия, в котором живет столь много разных народов.
Я нарочно подробно остановился на разборе Наказа Екатерины. Вы видите, таким образом, что он вносил в обиход русского общества много тех либеральных воззрений, из которых слагается наше теперешнее мировоззрение. Можно сказать, что Наказ Екатерины — праотец современного либерализма.
В свое время Наказ расходился не только с русской жизнью, но и с чувствами русского общества. Екатерина не, могла этого не заметить и старалась оправдать свой радикализм. „Россия есть страна Европейская, — писала она в начале своего Наказа, — доказательства тому следующие: перемены, которые предпринял Петр I, оказались очень удобными потому, что нравы наши не сходствовали с климатом и принесены были к нам чужими народами, в применении европейских нравов Петр нашел такие удобства, которых не ожидал“. Екатерина и хочет продолжать дело Петра, она вносит европейские начала в русские законы, которые, по ее словам, не могут не привиться на Руси. Таким образом, Екатерина зажигала веру в русский народ как в народ европейский, в его способность принять в себя европейские начала, хотя на первых порах они могут быть и не всегда удобными.
а были лишь принципами философии. Но Екатерина верила, что эти начала должны и могут найти себе применение в реальной жизни: в атом сказалась присущая ей самоуверенность. Приступить к составлению Нового Уложения Екатерина решила в 1767 году при помощи депутатов от народа на началах, которых не отвергнут те, кто любит человечество.
Но Екатерина жестоко ошиблась: депутаты не только не приняли ее основных начал, но и Уложения не составили…
Задачу составления Нового Уложения на основах установленных ею начал Екатерина возложила на общество. Она понимала, что правительству не под силу справиться с такой задачей. „Можно найти общие правила, — писала Екатерина Вольтеру, — но подробности?“ Екатерина понимала, что в законодательстве должно выражаться коллективное творчество народа, но она не понимала, что это коллективное творчество есть сложный, продолжительный процесс. К этому коллективному творчеству Екатерина и решила пригласить народ, чтобы он сразу составил систему законов. Для этого необходимо было произвести выборы депутатов.
и уездов. Этих депутатов она вызывала не только для того, чтобы выслушать Наказ, но они допускались и в „Комиссию для составления проекта Нового Уложения“.
К этому указу был приложен и порядок производства выборов или, как выражалась Екатерина, обряд выборов. Депутаты созываются от дворян, от горожан, от и от кочующих инородцев, причем дворяне выбирают по депутату от каждого уезда, горожане по депутату от каждого города, крестьяне по депутату от каждой провинции и кочующие инородцы по депутату от каждого народа. От горожан и дворян выборы должны быть одностепенные, а от крестьян трехстепенные, то есть от каждого погоста выбирался поверенный, поверенные погостов одного уезда выбирали уездного поверенного, из которых затем выбирался депутат провинции. Определение числа депутатов от казаков было возложено на их начальство. Депутаты должны быть не моложе 25 лет, им назначалось жалованье: дворянам 400 рублей в год, горожанам по 122 рубля, а остальным по 37 рублей в год. Депутаты навсегда освобождались от смертной казни, от пыток и телесного наказания; обидевший депутата отвечал вдвое. Внешним отличием депутатов был значок, носимый ими на шее, на котором было написано „блаженство каждого и всех“. Каждый депутат получал полномочия и наказ, составленный комиссией пяти избирателей. Кроме того, дворянство каждого уезда перед выборами депутата должно было выбрать себе на два года который занимал меж ними первое место и под председательством которого происходили уже выборы депутата. Точно так же и горожане перед выборами должны были выбрать городского голову.
Нельзя сказать, чтобы положение о выборах в должной мере соответствовало положению страны, чтобы за будущим кодексом была обеспечена должная полнота. Дело в том, что целые сословия не получили представительства, например духовенство, которое, как-никак, занимало известное положение в государстве. Не было представителей и от дворцовых, экономических (бывших монастырских) и от посессионных (то есть заводских) крестьян, которых легко можно было приравнять к свободным крестьянам. В целях Екатерины важно было участие в представительстве и владельческих крестьян, но об это она и подумать не смела, зная настроение дворянства. Таким образом, значит, далеко не все русское общество было представлено. Потом, нельзя не указать на неравномерное распределение внутри сословий и на несоответствие выборных представителей фактическому значению класса. Например, в числе депутатов были уравнены такие большие города, как Петербург и Москва, с такими захудалыми городишками, как Буй или Волоколамск. Затем, так как число городов было более числа уездов, то представителей от городов было более, чем представителей от уездов (от городов 208 представителей, а от дворян 161), так что можно было бы подумать, что преобладающим классом в России того времени была городская буржуазия, а не землевладельческое дворянство. Впрочем, необходимо оговориться, что горожане выбирали не как сословие, а как обыватели города, так что их депутатами часто бывали дворяне. Так, от Петербурга депутатом был граф Орлов, а от Москвы князь Черкасов.
Но как бы то ни было, на этот раз общество отозвалось с большей готовностью, чем раньше, и на открытие Комиссии для сочинения проекта Нового Уложения явилось в Москву к сроку 460 депутатов; это уже не какие-нибудь 5–6 депутатов времени Елизаветы. Опоздала к сроку и не явилась всего какая-нибудь одна шестая часть из всех выборных.
что не было соображений материального характера отсутствовать (в прежнее время дворянство принуждено было складываться, чтобы отправить в Москву депутата). Во-вторых, депутаты пользовались почетом и отличием от других людей, они носили особый значок и пользовались своего рода пожизненной неприкосновенностью личности, следовательно, быть депутатом было не только не разорительно, но даже лестно. Затем, население отправило депутатов не с пустыми руками, а с требованиями, которые должны были получить удовлетворение. Население серьезно отнеслось к делу и им было составлено более 1600 депутатских наказов, которые и были привезены о Москву, из них 163 наказа от дворян, 401 от горожан и 1066 от государственных крестьян — каждый погост, каждая волость вырабатывала свой наказ.
Но несмотря на готовность населения содействовать законодательству, последнее не удалось. Какие же были тому причины?
Прежде всего необходимо отметить трудность задачи, возложенной Екатериной на комиссию. Комиссии было поручено составить проект Нового Уложения, обнимающий собой все стороны права, причем законы, выработанные ею, должны быть новыми законами. Русское общество рассматривалось Екатериной как находящееся в первобытной стадии развития, поэтому она считала необходимым создать заново русский государственный и гражданский быт. Все предыдущее развитие как бы аннулировалось и Русское государство сравнивалось с „tabula rasa“, чистой доской, которую предстояло заполнить законодателю.
„непререкаемые правила и истины ее Наказа, желания и требования общества, здравый смысл и любовь к отечеству депутатов“. Что же касается до действующего права, то Екатерина, разрывая с прошлым и желая заново создать русский государственный и гражданский строй, считала, что им нужно пользоваться лишь как справочным материалом.
Возьмем, например, Наказ с его „непререкаемыми правилами“. Наказ мало дает как источник закона: по многим вопросам он давал общие и неопределенные начала или делал указаний на иностранные законы, не делая, впрочем, выводов. Вот, например, какие мысли были в нем: „Надо установить порядок, неподвижный для наследства“. Но ведь в этой фразе нет никакого ответа на жизненные вопросы. Или другой раз Екатерина, указывая на греческие и римские законы о наследстве, добавила: „Мое мнение склоняется к разделу“. У нас на Руси имения тоже делились: но довольна ли была императрица, она не указывала. Или еще пример: „Полезно учреждение об опекунах“. Возникает вопрос: какое учреждение? Автор говорит, что опека должна быть над малолетними и безумными, но в России и ранее была опека, и притом не только над малолетними и безумными, но и над жестокими и расточительными, и ее правила определялись полнее, чем в „непререкаемых истинах Наказа“. По многим отраслям права Наказ не давал никаких указаний, гражданское же право он совершенно игнорировал. По мнению Сергеевича, Наказ не обнимал собой и сотой части всей сложной системы права, так что депутатам приходилось работать собственными усилиями. Таким образом, „непререкаемые правила Наказа“ мало годились для практического законодательства.
Второй источник законодательства — это депутатские наказы, но эти депутатские наказы часто противоречили большому Наказу. Я уже говорил вам, что Екатерина отрицательно смотрела на смертную казнь и вообще на строгие наказания, а дворянство в своих наказах, жалуясь на размножение воров, ретиво просило отмены ограничения пытки и смертной казни, требуя возвращения к практике Уложения. Вопреки мнению императрицы дворяне говорили, что мягкие законы и гуманные суды приведут к разложению общества. Такие противоречия депутатских наказов с Наказом императрицы ставили комиссию в затруднительное положение. Кроме того, Екатерина предупреждала, что ее Наказ не имеет предрешающей силы, то есть правила, изложенные в нем, „не надлежит выписывать яко законы, а мнения на них основывать можно“. На деле приходилось наказы, противоречащие Наказу Екатерины, отсылать назад для исправления. Таким образом, депутатские наказы только затрудняли, а не облегчали работу комиссии.
Но как ни трудна была работа депутатов, как ни несовершенен был их состав, они все же смогли бы выработать Уложение, если не во вкусе просвещенной философии XVIII века, то соответственно с русской действительностью. Но этому помешали нелепая организация работ в комиссии неумение руководить работами. Легче бы всего правительство достигло своей цели таким образом, если бы оно само при помощи специалистов заготовило проект нового Уложения, а потом предложило бы его депутатам для обсуждения и исправления. Таким путем шло правительство царя Алексея Михайловича, которое, составив в комиссии проект, предложило его Земскому собору, на котором он читался и исправлялся и в конце концов добился известного результата: Уложение 1649 года, отвечавшее тогдашним нуждам, было готово. Но Екатерина пошла совершенно противоположным, более длинным путем. Она поручила составление нового Уложения такому учреждению, которое, по-настоящему, должно было только слушать его и обсуждать: не дело собрания пестрого состава вести эту работу, ему следовало бы решать дела в окончательной форме. Но раз составление Уложения было возложено на многочисленную комиссию, то надо было, по крайней мере, провести разделение труда, организовать отдельные подкомиссии, поручив им разработку отдельных частей, а общему собранию предоставлять уже готовые законопроекты. Екатерина пыталась, но неудачно, организовать частные подкомиссии, разделить дело между отдельными депутатами, но она не освободила от черной и подготовительной работы и общее собрание, причем делопроизводство комиссии пришло в полный хаос.
В силу „обряда управления комиссии“ при большой комиссии были учреждены 3 частных: и 3) комиссия для разбора депутатских наказов.
Обязанности дирекционной комиссии заключались в общем направлении работ: она предлагала общему собранию организовать новые подкомиссии, и под ее надзором происходили выборы кандидатов в них. Дирекционная комиссия наблюдала также за деятельностью частных комиссий, которые через каждую неделю должны были представлять ей „мемории“ о своих работах. Выработанные законопроекты представлялись в дирекционную комиссию, которая смотрела, не противоречат ли они Наказу» то есть как бы цензуровала. После этого законопроекты переходили на рассмотрение (нелепое название), которая следила за тем, чтобы законопроекты «по правилу языка и слога изложены были», то есть цензуровала их с внешней, стилистической стороны. Третья комиссия, по разбору депутатских наказов, должна была читать наказы и разбирать их по материям. Таким же образом было организовано 16 частных комиссий, установилось сложное, медленное делопроизводство.
Вот каково было нормальное течение дел: каждый вопрос предварительно обсуждался в общем собрании, затем по предложению дирекционной комиссии поручался частной комиссии, которая, выполнив возложенное на нее дело, передавала его дирекционной комиссии. Дирекционная комиссия цензуровала проект и, если была надобность, то передавала его обратно в частную комиссию. Когда дирекционная комиссия кончала свои дела, то проект переходил к экспедиционной комиссии, чтобы та внесла его в окончательной форме на общее собрание. Таким образом, каждое дело проходило несколько ступеней, и притом повторявшихся. Устанавливая такой порядок делопроизводства, Екатерина совершенно не предусмотрела вопросов: поэтому вопросы попадали в комиссию случайно, без плана, перебивая один другой, результатом чего был полный хаос.
Не наблюдалось плана, системы и в организации частных комиссий, которые возникали по личной инициативе отдельных депутатов, из-за этого по одному вопросу возникало несколько комиссий. Так, например, была учреждена комиссия «о разборе родов государственных жителей», мы бы сказали, комиссия о сословиях, но затем образовали комиссию «о среднем роде людей», то есть о горожанах. Устроена была комиссия «о размножении народа и о домостроительстве», а затем возникла комиссия «о сохранении лесов» — вопрос, входивший в компетенцию предыдущей комиссии. Курьезнее всего то, что, учредив комиссию для разбора депутатских наказов, Екатерина не освободила и всю комиссию от слушания и разбора их в общем собрании. Таким образом, общее собрание не освобождалось от черновой, подготовительной работы.
При такой организации дела и при неумении «маршала» Бибикова, работы комиссии затянулись и не привели к результатам.
читали Наказ императрицы, который привел их в восторг, после чего они решили поднести Екатерине титул Вопросу о титуле было посвящено целое заседание, на что Екатерина иронически замечала: «Я велела им рассмотреть законы, а они занимаются анатомией моих качеств». 12 августа состоялось торжественное поднесение титула Екатерине, но она отклонилась от него, говоря, что премудрый и великий только Бог, что же до титула матери отечества, то она ответила уклончиво, говоря: «Любить подданных за закон почитает и желает быть ими любима».
Начиная с восьмого заседания, целых 15 заседаний депутаты читали наказы и прочитали их 12. Не дочитав их, они стали разбирать закон о дворянах, справлялись со старыми законами, плохо их понимали и потратили на это 10 заседаний. Не кончив этого дела, они обратились к чтению купеческих наказов, на что ушло 36 заседаний. Таким образом, до 60 заседаний они потратили на чтение законов и наказов; это чтение без голосований, без резолюций проходило совершенно задаром. От купеческих наказов комиссия обратилась к Эстляндским и Лифляндским привилегиям, на что ушло 11 заседаний.
18 февраля 1768 года комиссия была переведена в Петербург, где стала заниматься вопросами юстиции. Тут депутаты делали свои замечания и заседали в частных комиссиях. Председатель по-прежнему не поднимал вопросов и не ставил их на голосование. Так прошло еще б месяцев. Не кончив вопроса о юстиции, депутаты опять вернулись к вопросу о сословиях, ибо комиссия «о разборе родов государственных жителей», закончив к этому времени порученный ее разработке вопрос, внесла его на общее собрание. На это потратили 20 заседаний, но к определенному решению не пришли. После этого стали обсуждать закон о вотчинах.
Так дело продолжалось когда началась война с Турцией и когда высочайшим указом депутаты, не состоявшие членами частных комиссий, были отпущены по домам. Частные комиссии продолжали заседать до самого конца 1774 года, когда указом от 4 декабря и они были прекращены.
Таким образом, Екатерининскую комиссию постигла та же участь: Новое Уложение не было составлено. Остались лишь проекты, из которых многие, как, например, о городах, об училищах и другие, не были закончены. Вполне разработаны были только 3 закона: о правах благородных (то есть дворян), о правах среднего (горожан) и низшего (то есть свободных крестьян) рода государственных жителей.
Но было бы крупной ошибкой думать, что Екатерининская комиссия ничего не сделала — в действительности результаты ее деятельности были огромные. Важно то, что перед Екатериной были депутаты, и она лучше, чем в путешествиях, познакомилась с нуждами своей страны. «Комиссия об Уложении, — писала она, — подала мне свет и сведения обо всей Империи, с кем дело имею и о ком пещись должно». Правительство, должно было убедиться в необходимости реформ, и именно, каких реформ. Мало того, Городовое положение 1785 года и Жалованная грамота дворянству были переделками проектов, выработанных в комиссиях. Другими словами, комиссия 1767–1768 годов вдохновила Екатерину на реформаторскую деятельность, но не в рационалистическом духе, а в соглашении с нуждами страны, и подготовила ее реформы.
Лишь только замерла работа комиссий, как началась законодательная деятельность самой Екатерины. «Учреждение об управлении губерний Всероссийской империи».
Это Учреждение радикально изменяло старое положение и изменяло соответственно с пожеланиями, выраженными в наказах. Чтобы познакомиться с тем, что произошло, необходимо узнать, против чего протестовали в комиссиях и в наказах.