Приглашаем посетить сайт
Шолохов (sholohov.lit-info.ru)

Любавский М. К.: История царствования Екатерины
Приложения. Александр I и Польша

Александр I и Польша

Восстановление Польши стало мечтой Александра еще в дни ранней юности, когда ему исполнилось 19 лет. Последний раздел Речи Посполитой случился как раз в то самое время, когда он только что закончил курс сентиментально-политического воспитания у Лагарпа, когда душа его преисполнена была мечтаниями о свободе, справедливости народов… Насилие, учиненное над Польшей, огорчало его, и он откровенно высказал это молодому князю Адаму Чарторыйскому в беседе в Таврическом саду весной 1796 года. Великий князь прямо заявил, что он не одобряет политики и действий своей бабки, осуждает ее принципы; заявил, что все его желания были на стороне Польши и ее славной борьбы, что он оплакивает ее падение, что Костюшко в его глазах — великий человек как по своим доблестям, так и по тому делу, которое он защищал, — по делу гуманности и справедливости.

Разумеется, эти признания будущего наследника русского престола привели в восторг и удивление князя Чарторыйского, который не замедлил сообщить о них и своему брату. Оба брата предались мечтам о светлом будущем, которое раскрывалось перед ними. "Я был тогда молод, — оправдывался впоследствии князь Чарторыйский, — преисполнен возвышенных идей и чувств; вещи необычайные меня не изумляли, и я охотно верил тому, что казалось мне великим и доблестным. Я поддался обаянию, которое легко понять: в словах этого молодого князя было столько чистосердечия, простодушия, несокрушимой решительности, самозабвения, духовного подъема, что он мне казался каким-то особенным существом, которое Провидение послало на землю для блага человечества и моей Родины".

России.

Но, сделавшись русским государственным человеком, Чарторыйский не забывал о своем отечестве и ждал только благоприятного случая, чтобы выступить с предложением восстановления Польши. Этот случай и представился в 1805 году. Готовилась коалиция держав против Наполеона, во главе которой должна была стать Россия. Чарторыйский, бывший в то время русским министром иностранных дел, предъявил государю свой план образования коалиции с указанием тех оснований, на которых она должна была быть утверждена. Он указывал, что одной внешней силы недостаточно для того, чтобы обуздать колосса, что необходимо пробудить в Европе чувство солидарности и уважения к международному праву, политике завоеваний противопоставить принципы справедливости и законности.

Почин и руководство в осуществлении всего этого должна бы взять на себя Россия. Так как первым нарушением международного права был раздел Польши, необходимо прежде всего восстановить в целости это государство, на престоле которого должен воссесть тот, кто воскресил его, т. е. властитель России. Чарторыйский рекомендовал прежде всего привлечь к союзу Англию, затем Австрию и, наконец, Пруссию, причем, если она будет противиться, принудить ее к тому силой; и согласии других правительств Чарторыйский не сомневался. Коалиция, по его мысли, должна была носить посреднический характер, гарантировать европейский мир и свободу. Франции должны быть предложены условия, соответствующие ее достоинству и положению: за нею должны остаться Майнц, Кельн, Люксембург, Бельгия, Савойя, Женева; Рейн и Альпы должны быть ее границами, но ей следует отдать Пьемонт, Голландию и Ганновер, которые должны стать самостоятельными государствами. За эти уступки Англия должна покинуть Мальту и другие колонии Франции, оказать Франции помощь для возвращения Сан-Доминго из рук черных. Сверх того, должен быть выработан международный морской устав. Если Франция отвергнет эти предложения, тогда уже надо действовать против нее оружием. Если война удастся наполовину, то надо удовольствоваться отторжением от Франции Италии и реставрацией Бурбонов; если же закончится полной победой, то надо будет отнять от Франции и Рейнские владения, причем из Бельгии и Голландии должно быть образовано особое королевство под властью Оранского дома. Итальянское королевство должно быть отдано Савойскому дому, а Рейнские провинции — Пруссии; Австрия должна получить взамен Италии и польских земель владения в Молдавии и Валахии. Россия, как сказано, должна получить Польшу.

Но все это здание, как оказалось, построено было на песке…

Питт, которому Новосильцев привез предложения, выработанные Чарторыйским, и слышать не хотел о каких-либо предварительных обязательствах Англии и, кроме того, не согласен был и с другими предложениями относительно распределения европейских владений. Неподатлива оказалась и Пруссия, так что России пришлось заключить коалицию только с Англией и Австрией, не в том роде, как планировал Чарторыйский, а просто для вооруженной борьбы с Наполеоном.

воссоздать ее силой оружия. Дело в том, что Англия и Россия, заключив союз против Наполеона, условились, принудить к тому же и Пруссию. Россия должна была поделить свои войска на две армии, из которых одна должна была отправиться через Галицию на помощь Австрии, а другая — вторгнуться внезапно в Пруссию и занять ее. Чарторыйский и задумал воспользоваться этим вторжением для восстановления Польши. Проживавший в Варшаве князь Иосиф Понятовский по уговору с ним должен был поднять восстание в прусской Польше, как только приблизятся русские войска, и провозгласить Александра королем польским. В этом направлении настраивалось и польское общество. Когда Александр вслед за своей армией отправился на помощь австрийцам, прибыл в резиденцию князя Чарторыйского — Пулавы, к нему стеклось множество поляков повидать того, кого молва называла освободителем их родины. Князь Понятовский прислал доверенных людей с выражением преданности и за получением приказов. Имя "короля польского" не сходило с уст посетителей Пулав. Казалось, что уже была близка минута возрождения Польши, но судьба определила иначе.

За девять лет, протекших со времени беседы в Таврическом саду, Александр не растерял своих добрых чувств по отношению к полякам, не утратил своего расположения к ним, с удовольствием выслушивал в Пулавах комплименты и выражения преданности, но эти чувства, возвышенные идеи юности уже не в состоянии были направлять его волю, влиять на его образ действий. Александр стал доступен и встречным воздействиям, и холодным расчетам политики, и новым сантиментам и эмоциям. Князь Чарторыйский нашел сильного противника в лице молодого генерал-адъютанта князя Петра Петровича Долгорукова, который, пользуясь дружбой государя, всячески противодействовал планам и внушениям Чарторыйского, представлял часто Александру опасность разрыва с Пруссией, пагубность восстановления Польши, прибавляя исподтишка, что князь Чарторыйский для Польши изменяет России. Однажды в горячем споре за царским столом Долгоруков прямо бросил Чарторыйскому: "Вы рассуждаете как польский князь, а я рассуждаю как русский князь". Мнительный и подозрительный Александр не мог не склониться на представления Долгорукова.

Он не только не поднял восстания в Польше, не провозгласил себя королем польским, но отправил в Берлин князя Долгорукова с изъявлением своей приязни королю Фридриху-Вильгельму, с предложениями приступить к союзу против Франции. Нерешительный король Фридрих-Вильгельм, на которого налегала со своей стороны Франция со своими предложениями, долгое время колебался и не знал, что делать, пока не вмешалась его супруга королева Луиза. Она послала к Александру в Пулавы приглашение прибыть лично в Берлин, и Александр тотчас же отправился на зов обожаемой женщины, которую он имел случай уже два раза видеть и которая произвела на него чарующее впечатление, Королева добилась своего. 3 ноября в Потсдаме была подписана конвенция о вступлении Пруссии в коалицию против Наполеона. Русский император и прусский король на гробе Фридриха Великого в присутствии королевы Луизы поклялись в вечной дружбе России и Пруссии. Пулавская идиллия сменилась Потсдамской мелодрамой.

Все планы князя Чарторыйского рухнули, и поляки бросились в объятия Наполеона. Они приняли горячее участие в борьбе его с коалицией и в награду за все жертвы и усилия получили так называемое Варшавское герцогство… Надежда на "одбудование отчизны" [120]

На этот раз инициатива вышла уже от самого Александра. Когда стала надвигаться война с Наполеоном в 1811 году, Александр вступил в оживленную переписку с князем Чарторыйским. Чарторыйский после заключения Потсдамской конвенции устранился от заведования иностранными делами и остался только куратором Виленского университета. В 1811 году, подчиняясь сеймовому предписанию, чтобы все обыватели герцогства Варшавского оставили иноземные службы, князь Чарторыйский просил Александра уволить его от всех вообще званий и обязанностей по русской службе и стал проживать в своем имении Пулавы. Здесь и стал атаковать его своими письмами Александр. В этих письмах император тщательно учитывал шансы сторон в предстоящей борьбе и приходил к выводу, что окончательная победа принадлежит Россия, а следовательно, и полякам надо помогать ему, Александру, а не Наполеону. За оказание помощи Александр торжественно обещал восстановить Польшу. Император приглашал князя Чарторыйского стать do главе своего народа и склонить его к союзу с Россией. В частности, Александр просил Чарторыйского уговорить князя Иосифа Понятовского, командира польских войск, покинуть Наполеона и предаться на сторону России. Для облегчения ему этого шага Александр предлагал устроить внезапное вторжение русских войск в Польшу, причем князь Понятовский как бы по необходимости должен был сдаться. Но Чарторыйский уже горько разочаровался в своем царственном друге, мало верил в его успехи, а главное, очень хорошо понимал, что поднять поляков за Россию против Наполеона — несбыточная мечта. Поэтому он не только не принял предложения Александра, но даже счел своим долгом остеречь князя Понятовского насчет замыслов русского императора.

Но когда начали оправдываться расчеты Александра и победа стала склоняться на сторону России, Чарторыйский счел своим долгом покинуть занятую им позицию. 12 декабря 1812 года он писал Новосильцеву, что после таких успехов надо делать великие и прекрасные дела, не ограничиваясь простыми завоеваниями: "Восстановление Польши необходимо для России, для Англии, для всей Европы; одним разом оно в состоянии парализовать все средства Наполеона на севере". Дм недели спустя Чарторыйский написал в этом же смысле самому императору Александру: "Всем сердцем приступил я с народом к конфедерации, не покидая его в минуты несчастий и опасностей. Подай нам руку, светлейший государь, и я разделю радость с народом; оттолкнешь нас, и я разделю с ним горесть и отчаяние". Чарторыйский предложил русскому государю восстановить Польшу в прежнем ее виде под скипетром царского брата великого князя Михаила Павловича. Чарторыйский остался верен всем прежним взглядам на восстановление Польши, которое, по его мнению, должно было послужить началом нового правового порядка в Европе. Но Александр дал на письмо в высшей степени сдержанный ответ. "Для того чтобы провести в Польше мои любимые идеи, — писал он, — мне, несмотря на блеск моего теперешнего положения, предстоит победить некоторые затруднения, прежде всего общественное мнение в России. Образ поведения у нас польской армии, грабежи в Смоленске и в Москве, опустошение всей страны оживили прежнюю ненависть. Затем, разглашение в настоящую минуту моих намерений относительно Польши бросило бы всецело Австрию и Пруссию в объятия Франции… Эти затруднения при благоразумии и осторожности будут побеждены. Но чтобы достигнуть этого, необходимо, чтобы вы и ваши соотечественники содействовали мне. Нужно, чтобы вы сами помогли мне примирить русских с моими планами и чтобы вы оправдали всем известное мое расположение к полякам и ко всему, что относится к их любимым идеям. Имейте некоторое доверие ко мне, к моему характеру, к моим убеждениям, и надежды ваши не будут более обмануты…" Указав далее на то, что он всегда отдавал предпочтение либеральным формам правления, Александр самым решительным образом отклонил мысль о великом князе Михаиле Павловиче как о короле Польши и восстановлении ее в прежних границах. "Не забывайте, что Литва, Подолия и Волынь считают себя до сих пор областями русскими и что никакая логика в мире не убедит Россию, чтобы они могли быть под владычеством иного государя, кроме того, который царствует в ней. Что же касается до наименования, под коим они будут входить в состав империи, то это затруднение легче устранить… Итак, вот в общем выводе результаты, которые я могу сообщить вам: Польше и полякам нечего опасаться от меня какой бы то ни было мести. Мои намерения по отношению к ним все те же. Успехи не изменили ни моих идей относительно нашего отечества, ни моих принципов вообще, и вы всегда найдете меня таковым, каким вы знали меня". Несмотря на то что Александр, как видно из его письма, ушел уже далеко от своих юношеских намерений касательно Польши, Чарторыйский при всем том счел нужным явиться к нему в главную квартиру в Калиш, чтобы принять деятельное участие в решении судьбы своего отечества.

Александр исполнил свое обещание — не мстить полякам за все то зло, которое они причинили России в 1812 году. Он милостиво принял депутацию от польского войска, сражавшегося под знаменами Наполеона, явившуюся к нему в Париже 13 апреля 1814 года, после отречения Наполеона, воздал должное храбрости поляков и их любви к родине и разрешил полякам возвратиться в герцогство Варшавское со своими знаменами, назначив главнокомандующим над ними великого князя Константина Павловича. В письмах к генералу Костюшко Александр выражал надежду, что с помощью Всевышнего ему удастся осуществить возрождение храброй и почтенной нации, к которой принадлежит Костюшко. Но при всем том от каких-либо прямых и категорических обещаний на ближайшее время Александр уклонился, ясно сознавая, какие трудности необходимо преодолеть для того, чтобы восстановить Польшу. "Пройдет еще несколько времени, — писал он, — и при мудром управлении поляки будут снова иметь отечество и имя, и мне будет отрадно доказать им, что именно тот человек, которого они считают своим врагом, забыл прошедшее и осуществил все их желания". В Пулавах, куда Александр заехал, отправляясь на Венский конгресс, он выразился яснее. "Еду на конгресс, — говорил он, — чтобы работать для Польши, но надо двигать дело постепенно. У Польши три врага — Пруссия, Австрия и Россия, и один друг — это я. Бели бы я хотел присоединить Галицию, пришлось бы сражаться. Пруссия соглашается восстановить Польшу, если ей отдадут часть великой Польши. А я хочу отдать польским провинциям около 12 миллионов жителей.

Составьте себе хорошую конституцию и сильную армию, и тогда посмотрим". Из этих заявлений видно, что, предвидя затруднения со стороны соседей и со стороны русского общественного мнения к восстановлению Польши в прежнем объеме, Александр все более и более сосредоточивался на мысли создать Польское государство, какое только можно по условиям момента, соединить его с Россией и, если будет можно, усилить польскими провинциями России, окончательное же восстановление предоставить будущему, когда разовьется и окрепнет созданное Польское государство и когда более благоприятным образом сложатся внешние обстоятельства. В конце концов, и князь Чарторыйский должен был принять эту же самую программу.

и дать решительный голос Франции в предстоявшем устройстве европейских дел, вручил князю Меттерниху ноту, в которой заявлялось, что французский король почитал бы себя счастливым, если бы разрешен был польский вопрос, и народ, столь интересующий другие народы своей древностью, храбростью, оказанными Европе услугами и своими несчастиями, получил бы свою прежнюю и полную независимость. "Раздел, который вычеркнул его на списка народов, был провозвестником происшедших в Европе смятений". Представитель Австрии, несмотря на то, что его государство также участвовало в разделах Польши, не только не оскорблялся предложениями Франции, но даже пошел им навстречу. "Никогда Австрия, — писал он, — не видела врага в свободной независимой Польше. Принципы, которых держались и достойные предшественники его величества императора, и он сам со времени разделов не пришли в забвение; отношение Австрии к этому краю было только следствием обстоятельств, неодолимых и не зависящих от воли австрийских монархов". К этому Меттерних прибавлял: "Австрия не пожалеет никаких жертв для восстановления королевства Польского — независимого и управляемого народным правительством".

Все эти заявления были продиктованы, конечно, не какими-либо добрыми чувствами к Польше, а соперничеством с Россией, боязнью, что этот сосед через присоединение герцогства Варшавского и других польских владений станет еще более сильным и опасным, чем в данное время.

Более бескорыстно высказывалась в то время симпатия к Польше в английском парламенте. Лорд Кэстльри от имени Великобритании заявил, что он также разделяет мнение парижского и венского кабинетов и что его правительство также желает видеть Польшу, в большем или меньшем объеме, но непременно независимой.

Но эти заявления шли уже вразрез с намерением и самолюбием "освободителя Европы", желавшего воссоздания Польши непременно в союзе с Россией, наподобие того, как соединена Венгрия с Австрией. Александр употребил все усилия к тому, чтобы в этом направлении воздействовать на общественное мнение поляков и показать, что сам народ польский желает соединения с Россией. В Польше распространялись вести, что все правительства стоят за раздел и уничтожение Польши, что один только Александр защищает ее и домогается ее восстановления. Власти устраивали в честь Александра банкеты, торжественные молебствия. Как бы в подтверждение ходивших слухов великий князь Константин 29 ноября издал приказ по польской армии, призывающий ее к защите отечества. "Вы ознаменовали себя, — говорилось в этом приказе, — великими подвигами в борьбе, нередко вам чуждой. Теперь, когда вы обратите все свои усилия к защите отечества, вы будете непобедимы. Беспредельная преданность императору, который желает одного блага вашему отечеству, любовь к его августейшей особе, повиновение, дисциплина, согласие — вот средства, могущие обеспечить благоденствие вашей страны, состоящей под мощной защитой императора. Таким путем вы достигнете той счастливой доли, которую другие вам могут обещать, но которую лишь он один вам может доставить. Его могущество и его добродетели в том ручаются". Результатом всех этих усилий были адреса, посланные императору Александру в Вену от различных общественных групп Польши. Эти адреса нарочно распространялись во всеобщее сведение. Русский министр иностранных дел Нессельроде сделал заявление конгрессу, что 8 миллионов поляков готовы по приказу его государя бороться за независимость своей родины. Но все это привело лишь к тому, что 22 декабря Талейран, Меттерних и лорд Кэстльри для обуздания претензий России подписали тайную конвенцию, в силу которой Франция, Австрия и Англия обязывались выставить на случай войны со 120 тысяч пехоты и по 30 тысяч конницы, к коалиции предполагалось привлечь и другие государства: Баварию, Виртемберг и Нидерланды.

Польский вопрос готовился стать причиной новых кровавых столкновений в Европе. Но преждевременная высадка Наполеона во Франции предотвратила борьбу коалиции с Россией. Наполеон, чтобы отвлечь Россию, оповестил Александра о заключенной против него тайной конвенции и прислал копию договоре Австрии, Франции и Англии. Но Александр остался непоколебим в своей вражде к Наполеону и простил своим союзникам их тайные замыслы против России. Началась борьба, но не против России, а против Наполеона, кончившаяся окончательным низложением его и ссылкой на остров св. Елены. Во время борьбы с Наполеоном державы уже не ставили серьезного вопроса о восстановлении и независимости Польши, а старались, главным образом, лишь о том, чтобы поменьше досталось на долю России. Александр желал соединить с Россией герцогство Варшавское в его полном объеме, гарантируя ему свободное бытие под властью русского государя, конституцию и народные учреждения. Эта гарантия является как бы исполнением прежних его обещаний касательно воссоздания Польши и удовлетворением либеральных заявлений Англии, Австрии и Франции. Приехавший в Вену князь Чарторыйский хорошо понимал, что о восстановлении прежней Польши в данный момент не может быть и речи, и всячески поддерживал Александра в его стремлении получить все Варшавское герцогство. Но им не удалось этого достичь. 21 апреля 1815 года были подписаны трактаты между Россией, Австрией и Пруссией, коими судьба Варшавского герцогства была определена таким образом: герцогство неразрывно связывалось реальной униею (par la constitution) с Россией, за исключением Познани, Бромберга и Торна, отданных Пруссии, Кракова, объявленного вольным городом, и соляных копей Велички, возвращенных Австрии вместе с Тарнопольским поветом, который с 1809 года принадлежал России; Александр принимал титул короля польского и предоставлял себе даровать этому государству, пользующемуся особым управлением, то внутреннее протяжение, которое признает подходящим. Вместе с тем гарантировано было, что поляки, подданные России, Австрии и Пруссии, получат политическое представительство, какое каждое из правительств сочтет для них полезным и подходящим.

Александр ясно сознавал, что он не выполнил своих обещаний полякам, и как бы в оправдание себя писал президенту польского сената Островскому: "Если великий интерес всеобщего спокойствия не допустил, чтоб все поляки были соединены под одним и тем же скипетром, то я, по крайней мере, старался смягчить, насколько возможно, суровость разъединения их и доставить им повсюду возможное пользование их национальностью". 4 мая в Вене Александр подписал основания будущей конституции царства Польского, выработанные князем Чарторыйским, и издал манифест жителям царства Польского о даровании им конституции, самоуправления, собственной армии и свободы печати.

9 мая 1815 года в Варшаве состоялось торжество восстановления Польского королевства. В соборном костеле собрались все должностные лица герцогства Варшавского, и после торжественной мессы были прочтены акт отречения короля саксонского, манифест императора всероссийского и короля польского и основания будущей конституции. Государственный Совет, сенат, чиновники и жители принесли присягу в верности государю и конституции. Польское знамя с белым орлом было водружено на королевском замке и на всех правительственных учреждениях, а во всех костелах было отслужено благодарственное молебствие с колокольным звоном и пушечной пальбой. Близ Воли на равнине собрались войска перед сооруженным алтарем и в присутствии великого князя присягали побатальонно на верность королю. Торжество закончилось канонадой и ружейными залпами и криками: "Да здравствует наш король Александр!"

Варшаву из Вены князя Чарторыйского. "Вы имели случай, — писал он ему, — ознакомиться с теми намерениями относительно учреждений, которые я хочу установить в Польше, и улучшений, которые я желаю ввести в этой стране. Вы постараетесь никогда не терять их из вида при совещаниях совета и обращать на них все внимание ваших товарищей, для того чтобы ход правительства и реформы, которые ему поручено произвести, были согласны с моими воззрениями". Чарторыйский исполнил возложенное на него поручение и принял деятельное участие в выработке польской конституции.

Толпы народа приветствовали его криками: "Да здравствует Александр, наш король!" Александр оказывал своим новым подданным всяческое расположение. Снят был секвестр, наложенный на имения тех, которые служили под знаменами Наполеона. Государь удостаивал своим посещением дома знатнейших поляков, присутствовал на многих балах, где очаровывал всех своей любезностью, носил польский мундир и орден Белого Орла, пожаловал многих девиц во фрейлины, назначил к себе несколько польских генерал- и флигель-адъютантов, учредил целый штат польского двора. Но полякам, разумеется, всего этого было мало: их помыслы и ожидания были направлены на то, какое "внутреннее расширение" даст Александр своему маленькому королевству согласно с предоставленным ему Венским трактатом правом. По свидетельству одного русского очевидца, "поляки смотрели вообще на нас пасмурно. Они казались недовольными и даже не скрывали в разговорах, что им следует возвратить Могилев, Витебск, Волынь, Подолию и Литву". Этот вопрос поднял в секретной аудиенции князь Огинский, прибывший в Варшаву с депутатами губерний Виленской, Гродненской и Минской. Но Александр просил не компрометировать его, не ставить в затруднительное положение. "Я не могу допустить, чтобы вы просили о присоединении ваших областей к Польше, так как не следует подавать повода к мысли, что вы меня о том просите. Необходимо, чтобы все были убеждены в том, что я это делаю по собственному почину, что я именно желаю этого". Здесь говорило, по-видимому, не одно только опасение общественного мнения России, но и самолюбие, затронутое назойливостью поляков. Александр не прочь был благодетельствовать Польше, но только добровольно, а не под давлением поляков… Не отказываясь от мысли когда-нибудь соединить западные губернии с Польшей, Александр заявил, что он устроит это соединение тогда, когда упрочится связь этих областей с империей и когда соединение с Россией будет сопровождаться доверием и полным согласием между одними нациями. Другими словами, Александр откладывал на неопределенное время исполнение своего обещания о присоединении к Польше 12 миллионов подданных.

Кроме отказа в присоединении к Польше Великого княжества Литовского, Александр огорчил польских патриотов и отношением своим к вырабатываемой конституции. Согласно его указаниям, не нашли себе выражения в проекте конституции первая и последняя статьи обнародованных начал этой конституции. Первая статья гласила: "Новая конституция, даруемая королевству, должна быть сближена с конституцией 3 мая, насколько позволяет различие времени и обстоятельств". На самом же деле новая конституция вышла переработкой конституции герцогства Варшавского, а не конституции 3 мая. Последняя статья начал гласила: "Великая книга конституции, которую мы жалуем жителям нашего Польского королевства, должна быть признаваема главной и священнейшей связью, коей это королевство неразрывно и на вечное время будет соединено с государством всея России, как в лице нашем, так и в лице всех наших наследников и преемников". Эта статья, гарантировавшая навсегда отдельное государственное бытие Польши, была опущена в тексте выработанной конституции. Сверх того, Александр в сотрудничестве с Новосильцевым внес некоторые изменения в представленный ему Чарторыйским текст конституции.

"Римско-католическая религия есть религия государственная" была внесена статья "Религия римско-католическая имеет пользоваться особым покровительством"; вместо статьи "Сохраняется древнее польской право: neminem captivabimus nisi jure victum" внесена статья: "Сохраняется право: neminem captivare permittemus niai jure victum" и т. д. И только после всех этих изменений Александр подписал конституционную хартию Польши (15/27 ноября 1815 года).

Хартия гласила, что королевство (царство) Польское навсегда соединяется с Россией: польский престол принадлежал российскому императору и его наследникам и преемникам; император принимает титул короля (царя) польского и как таковой коронуется в Варшаве и приносит присягу в соблюдении конституции. Королю принадлежит верховная распорядительная и исполнительная власть во всем ее объеме: он объявляет войну и заключает договоры, распоряжается войсками и доходами государства, назначает духовных и светских сановников и должностных лиц, раздает ордена, шляхетство и почетные звания. Но все его приказы должны скрепляться подписью соответствующего министра, который является ответственным за все, что в этих приказах будет противоречить конституции и законам. В отсутствие короля управление ведется его наместником, которым может быть или великий князь из царствующего дома, или природный или натурализованный поляк, и Государственным Советом. Наместник действует в пределах предоставленных ему королем полномочий. Совет под председательством короля или его наместника слагается из министров, советников, референдариев и лиц, коих король захочет особо ввести в его состав. Он делится на административный совет и на общее собрание. Первый слагается из министров и других лиц, особо приглашенных королем, под председательством наместника, причем наместнику принадлежит решающий голос, а членам — совещательный. Общее собрание Государственного Совета под председательством короля или его наместника вырабатывает проекты законов и решает вопросы об отдаче под суд чиновников за преступления по должности, споры властей о юрисдикции и другие вопросы по приказанию короля или его наместника. Текущее управление вверяется пяти комиссиям: вероисповеданий и народного просвещения, юстиции, внутренних дел и полиции, военной и финансовой, под председательством и руководством соответствующих министров. Кроме того, при особе короля находится министр статс-секретарь, который должен докладывать ему все дела, присылаемые наместником, и обратно — пересылать наместнику королевские постановления, ему же вверяются и внешние отношения, насколько они будут касаться царства Польского.

"местах" — муниципальные власти, в гминах — войты. Наряду с ними устанавливаются органы самоуправления — воеводские "рады" из советников, избранных на шляхетских сеймиках и гминных [121] собраниях. На этих радах избираются члены судов первых двух инстанций, окончательно вырабатываются списки кандидатов на административные должности на основании представлений сеймиков и гминных собраний и охраняется общее благо воеводства согласно особым установлениям. Органом законодательной власти является сейм, состоящий из сената и посольской избы и созываемый каждые 2 года на 30 дней. Сенат слагается из принцев императорско-королевской крови, достигших 18 лет от роду, бискупов Кроме выполнения законодательной функции на сейме, сенат собирается и между заседаниями сейма. Он обсуждает и решает вопросы о предании суду сенаторов, министров, членов Государственного Совета и референдариев за преступления по должности либо по указанию короля, либо по жалобе посольской избы, вопросы относительно законности сеймиков и гминных собраний и происходивших на них выборов и т. д. Посольская изба слагается из 77 послов, выбранных шляхетскими поветовыми сеймиками, и 51 депутата от гмин. Послы и депутаты избираются из лиц, которым исполнилось 30 лет и которые платят не менее 100 злотых налогов. На сеймиках, избирающих послов, членов воеводских рад и кандидатов на административные должности, имеют право голоса только шляхтичи-землевладельцы, записанные в обывательскую поветовую книгу, составленную воеводской радой и утвержденную сенатом, и имеющие не менее 21 года от роду. В гминные собрания, избирающие депутатов, членов воеводских рад и кандидатов по административной должности, допускаются: владельцы недвижимой собственности, но не шляхетского сословия, ремесленники и хозяева ремесленных заведений, купцы, имеющие товары на складе или магазине на 10 тысяч злотых, плебаны и викарии, профессора и учителя, художники. Сейм обсуждает проекты гражданских, уголовных и административных законов, выработанные Государственным Советом, а равно и проекты об изменении или ограничении компетенции властей, установленных конституцией, проекты финансовые и военные и наконец — общий отчет о состоянии государства, составленный Государственным Советом. Для предварительного рассмотрения проектов в каждой избе тайной подачей голосов избираются три комиссии: финансовых законов, гражданских и уголовных, органических и административных. Эти комиссии и сносятся с Государственным Советом, который по их представлению может перерабатывать внесенные законопроекты. Из комиссий проекты поступают на обсуждение изб, причем члены Государственного Совета имеют совещательный голос, если не состоят сенаторами, послами или депутатами. Совещания сейма публичны, но по желанию десятой части членов может быть образован тайный комитет. Голосование происходит открыто. Проект, принятый большинством голосов в одной избе, переходит в другую избу, где должен быть принят тем же порядком; при равенстве мнений проект считается принятым. Проект, принятый одной избой, не должен изменяться другой, но должен быть целиком либо принят, либо отвергнут. Принятый обеими палатами проект делается законом лишь после санкции короля. Власть судебная по конституции 1815 года вверялась и назначенным королем, и выборным судьям; первые должны быть пожизненны, вторые несменяемы до следующего выбора; они могут быть устраняемы за злоупотребления по должности не иначе, как по суду. Учреждалось несколько судебных инстанций: мировые судьи, суды гражданские и полиции в каждом "месте" и в каждой гмине земские суды и съезды, уголовные суды в каждом воеводстве; трибуналы для нескольких воеводств и верховный трибунал в Варшаве для всего государства; сеймовый суд для разбора дел по государственным преступлениям по должности. Конституция содержала и общие гражданские гарантии. Католическая религия объявлялась предметом особого попечения правительства, без ущерба, однако, для свободы других вероисповеданий, последователи которых пользуются одинаковыми с католиками политическими и гражданскими правами.

Все граждане объявлялись равными перед законом; им гарантировалась неприкосновенность личности (Neminem captivari permittenius, niai jure victum), неприкосновенность имущества. Польский язык объявлялся обязательным в публичном делопроизводстве — административном, судебном и военном; объявлялось замещение всех публичных должностей природными или натурализованными поляками. Сохраняются гражданские и военные ордена: Белого Орла, Св. Станислава и военного креста (virtuti militari). Конституционный устав развивается органическими статутами, изданными в законодательном порядке. Первый бюджет доходов и расходов составляется королем и государственным советом, но изменяться в дальнейшем должен уже королем и палатами. Законы, постановления и распоряжения короля публикуются в "Дневнике королевства Польского".

С обнародованием конституции королевство Польское получило не только бытие, но и организацию. Казалось бы, что наместником его должен быть тот самый человек, который принимал такое близкое участие в его создании. Все ожидали, что наместником будет князь Чарторыйский. Но неожиданно для всех, уступая представлениям своего брата великого князя Константина и Новосильцева, Александр назначил на эту должность генерала Зайончка. Это назначение послужило как бы предуказанием той политики, которой будет держаться самодержавный русский монарх в конституционной Польше. Эта политика в дальнейшем и была иллюстрацией невозможности соединения на одном челе короны самодержца и конституционного короля. Правление первого конституционного короля началось с целого ряда антиконституционных деяний.

Прежде всего появилась не предусмотренная конституцией должность императорского комиссара. Александр назначил Новосильцева своим комиссаром на несколько месяцев на время введения конституции. Но затем и после Новосильцев остался императорским комиссаром, исполняя роль своего рода ревизора над действиями польского правительства. Он сделан был сверх того членом административного совета и государственного, хотя и не был ни природным, ни натурализованным поляком, и, знакомясь хорошо с положением дел в королевстве, посылал донесения в Петербург и оказывал давление на наместника и министров. Этот наместник, долженствовавший по конституции быть в непосредственном подчинении у короля, фактически оказался в подчинении у великого князя Константина, главнокомандующего польской армией. Он докладывал ему обо всех постановлениях и предложениях административного совета, отдавал на его одобрение все назначения и повышения чиновников, поверял ему даже такие дела, которые подлежали личному утверждению императора. Константин и Новосильцев стали властно распоряжаться в королевстве, мало справляясь с конституцией. Под их опекой и руководством польские власти издали ряд постановлений в нарушение конституции, например, без участия сейма ввели табачную и соляную монополии, обложение шинкарей и т. д. Первый сейм 1818 года не преминул обратить на это внимание государя. Но Александр был уверен, что не он склонен нарушать конституцию, а поляки. Через министра статс-секретаря он дал понять сейму, что конституция не дает ему права критиковать действия правительства и в чем-либо упрекать его: сейм может лишь только высказывать свое мнение по вопросам, переданным на его рассмотрение правительством.

объясняются предостережения, которые он сделал полякам в тронной речи при открытии первого сейма в 1818 году, и обращенное к ним приглашение доказать на деле пользу "законно-свободных постановлений" и "тем дать ему, императору, возможность распространить их и на другие страны, Провидением его попечению вверенные".

Поляки, однако, не прониклись внушениями своего короля. В 1818–1820 годах, под влиянием испанских и итальянских революционных событий, в Польше, как и в других странах, началось брожение умов. Газеты стали наполняться нападками на произвольные действия администрации. Правительство ответило на это репрессиями: закрыта была "Ежедневная газета" и "Белый Орел"; публицист Сколоровский был арестован, а редактор "Белого Орла" Моравский должен был спасаться бегством за границу. Постановлением наместника от 22 мая 1819 года введена была цензура для журналов и периодических изданий, 16 июля того же года распространена была на все книги, издаваемые в царстве. Это постановление, нарушавшее статью 16 конституции о свободе печати, получило высочайшее утверждение. Сообщением королевским от 13 декабря 1819 года на имя наместника провозглашена была неизбежность ограничения личной свободы граждан, насколько будет требовать того безотлагательность момента (l'urgence du moment). Это сообщение открыло широкую дорогу административному произволу. Великий князь Константин начал преследовать лиц, подозреваемых в революционных замыслах, и без судебного следствия сажал их в Кармелитский монастырь в Лешне, который был превращен в тюрьму.

Предвестия надвигающегося разрыва между королем и польским народом обнаружились явственно на сейме 1820 года. В тронной речи при открытии сейма 12 сентября Александр предостерегал поляков относительно "злого духа, который носится над Европой", конституцию называл порядком, который он ввел по своему усмотрению, намекая этим на возможность ее отмены. С другой стороны, сейм отверг подавляющим числом голосов (117 против 3) устав уголовного судопроизводства, внесенный правительством, и органический статут для Сената. В многочисленных (около 90) петициях сейма наряду с пожеланиями положительного характера помещено немало жалоб на отступления правительства от конституции. В сеймовых дебатах особенно резко выступал по этому поводу посол Калишского воеводства Викентий Немоевский. "Конституция, — говорил он, — это собственность народа. Король не имеет права ни отнимать ее, ни изменять. Мы уже лишились свободы печати; нет у нас неприкосновенности личности; право собственности нарушается; наконец, теперь хотят отнять у нас ответственность министров (по проекту органического статута для Сената ограничивалось его право обжалования действий министров тем, что такое обжалование должно было идти к монарху от Государственного Совета). Что же останется от всей конституции? Stat magni nominis umbra…" [123] Александра, и в прощальной речи при закрытии сейма (13 октября) он бросил послам упрек, что они своими действиями замедлили дело восстановления своего отечества и что на них за это падет тяжкая ответственность. Уезжая на другой день в Петербург, Александр дал великому князю Константину carte blanche , т. е. предоставил полную свободу действовать, не стесняясь конституцией.

Вернувшись в Петербург, Александр хотел было издать указ об уничтожении конституции, но его удержали от этого министр иностранных дел Каподистриа и английский посол. Мысль эта, однако, не покидала Александра. В рескрипте на имя административного совета, данном в мае 1821 года, по поводу дефицита польской казны в несколько миллионов злотых, император выражал сомнение, может ли Польское королевство при существующей организации держаться своими собственными средствами или оно должно принять иную форму, более соответствующую его силам. Новосильцев, вырабатывавший общеимперскую конституцию, уже в 1820 году представил Александру проект постановления, отменяющего особность царства Польского и инкорпорирующего его в империю, как одно из наместничеств. Но конституция переставала действовать уже ранее ее отмены. В 1822 году должен был, согласно конституции, быть созван третий сейм. Но по представлению наместника о неспокойном состоянии умов, вызванном политическими арестами, созыв сейма был отсрочен. Выбор оппозиционных послов Калишского воеводства братьев Немоевских в члены Калишской воеводской рады был кассирован сенатом, а после вторичного их избрания распущена была и сама рада. Насильственные и произвольные действия правительства усиливали недовольство и революционное брожение в обществе. Существовавшая в Польше масонская организация старанием майора Валериана Лукасиньского и его друзей стала превращаться в политическое общество, поставившее себе главной задачей осуществление национально-политических идеалов польского народа. Эта эволюция польского масонства не ускользнула от внимания правительства, и в 1821 году был издан указ, закрывавший все масонские ложи и запрещавший все тайные общества. Но рассеянное масонство скоро возродилось тайно под именем "Народного патриотического общества", во главе которого стал особый комитет. Председателем его стал зять Лукасиньского референдарий Вежболович, но фактическим заправилой был Лукасиньский. Деятельность Лукасиньского, однако, скоро обратила на себя внимание полиции, и с некоторыми своими единомышленниками он был предан суду и присужден к семи годам каторжных работ с лишением звания и знаков отличия. Но тайное Патриотическое общество не было раскрыто и продолжало свою деятельность под руководством сенатора Станислава Солтыка и подполковника гвардейских стрелков Крыжановского. В 1824 и 1825 годах это общество вступило в сношение с тайным Южным обществом, организовавшимся в России, и вело переговоры о совместном и одновременном восстании, переговоры, которые, однако, не привели к каким-либо определенным соглашениям.

статья к конституции, отменявшая публичность заседаний сейма. Отмена эта мотивировалась тем, что публичность прений вызывает в ораторах погоню за популярностью, что прения благодаря этому вырождаются в пустые декламации, лишенные спокойствия и достоинства, приличествующих всякому серьезному обсуждению. Из заседаний сейма устранены были не только публика, но и некоторые послы, например Викентий Немоевский, посол Калишского воеводства. Незадолго до созыва сейма он написал царю письмо с указанием на незаконность ареста некоего Радоньского, участника неаполитанской революции. Письмо это показалось Александру верхом дерзости, и великий князь Константин, вызвав к себе Немоевского, запретил ему являться туда, где будет пребывать царь. Немоевский, избранный послом, тем не менее, поехал в Варшаву, но был задержан у Вольской заставы и интернирован в своем имении под надзором полиции, а выборы Калишского воеводства были кассированы. Заседания сейма происходили во дворце, окруженном войсками, переполненном русскими чиновниками и тайными агентами. Подавленные всеми этими распоряжениями и обстановкой, польские послы и депутаты обнаружили крайнюю осторожность и умеренность. Проекты, представленные правительством об изменениях в первой книге Наполеонова кодекса и об учреждении кредитного общества, были приняты сеймом. Сейм отказался от протеста против дополнительной статьи к конституции, отказался от принятия готового уже адреса об уничтожении этой статьи, не решился представить и петиции с жалобами на незаконные действия властей. Александр остался очень доволен поведением сейма и, закрывая его, сказал членам сейма: "Вы исполнили чаяния вашей отчизны и оправдали мое доверие. Моим желанием теперь будет убедить вас, какое влияние ваше поведение окажет на вашу будущность!" В интимных разговорах с великим князем царь заявил, что он остается при своем намерении соединить Литву с царством Польским. Но судьба решила иначе. Напряжение последних лет царствования Александра не только не разрешилось после роспуска сейма 1825 года, но еще более усилилось и в конце концов привело к революционному взрыву и крушению конституции 1815 года.

Примечания

[121] Гми́на (польск. gmina — волость) — наименьшая административная единица Польши. Название произошло от немецкого gemeinde ("община"). Гмины объединяются в повяты, а те в свою очередь в воеводства.

[123] Буквально (лат.) — Он стоит тенью могучего имени.

— чистый бланк) (устаревшее), чистый бланк, подписанный лицом, предоставляющим другому лицу право заполнить этот бланк текстом. В переносном смысле — дать карт-бланш — предоставить кому-либо неограниченные полномочия, полную свободу действий.