Лопатин В. С.: Письма, без которых история становится мифом.
Страница 2

Только через 50 с лишним лет эти письма были опубликованы в России. Оттиск, сохранившийся в архиве В. Д. Бонч-Бруевича, привлек внимание Н. Я. Эйдельмана, работавшего над политической историей императора Павла I. Письма, комментарии и статья Я. Л. Барскова были опубликованы в журнале "Вопросы истории" {ВИ. 1989. No 7--10, 12.}. Эйдельман сопроводил публикацию кратким предисловием, в котором отметил большое историко-культурное значение писем и выразил надежду, что когда-нибудь они будут тщательно исследованы и, по возможности, датированы. Казалось бы, круг замкнулся. Работа Барскова увидела свет на родине. Однако публикация в "Вопросах истории" далека от совершенства. Французские фразы, часто встречающиеся в письмах Екатерины, даны в переводе на русский без указаний на изменение текста. В корректурных оттисках, выполненных при жизни Барскова, сохранялся язык оригинала. Сами письма содержат большое количество ошибок и неточностей. Так, например, письмо No 738 заканчивается пожеланием императрицы скорее увидеть отсутствовавшего несколько дней Потемкина. "Кажется, год, как не видала, -- пишет Екатерина и прибавляет: Прощай, Бог с тобою, я цалую Вас, мой друг, приезжай весел и здоров или бит будешь". Характерный для государыни народный оборот речи превратился у Барскова в нелепицу и пошлость: "Приезжай весел и здоров и любить будешь" {ВИ. 1989. No 12. С. 118.}. Историк пытался сверить копии писем с оригиналами, но то ли возраст (ему было 70 лет), то ли другие причины помешали выполнить работу на должном уровне. Сами комментарии старого историка несут на себе приметы времени. Так, постоянно подчеркиваются сведения о суммах, якобы выплаченных фаворитам Екатерины при их отставке. Сведения, взятые зачастую из сомнительных источников. К месту и не к месту приводятся сведения о раздаче императрицей в частные руки государственных крестьян. Советские историки, напоминая о раздаче 500 тысяч государственных крестьян, усматривали в этом факте большой разоблачительный заряд. На самом деле правовое положение крестьян мало менялось, а их имущественное положение могло заметно улучшиться. Княгиня Е. Р. Дашкова, рассказывая об обстоятельствах своей ссылки при Павле I, приводит красноречивый эпизод общения с крепостными крестьянами села Коротово, в 33 верстах от Весьегонска (куда была выслана бывший президент Российской академии). "Я несколько раз спрашивала крестьян, почему они были так привязаны ко мне, несмотря на то, что они уже несколько лет перешли во владение моего сына. Они неизменно отвечали: "За время твоего управления нами мы разбогатели и сделались счастливыми, и ты воспитала и нашего батюшку-князя в таких же правилах; хотя он и повысил оброк, но он все-таки значительно меньше оброка, который наши соседи платят своим господам" {Записки / Подг. текста, ст. и примеч. Г. Н. Моисеевой. Л., 1985. С. 197.}. Обличая Екатерину Великую, советские историки были вынуждены молчать о расправе над миллионами крестьян в период гражданской войны и в годы коллективизации.

Многие важные сведения в комментариях Барскова опущены. Так, о статс-секретаре императрицы С. М. Козьмине говорится, что он "был в литературном кружке М. М. Хераскова", а его высокая должность не называется. "Параша" (из письма No 83) отождествлена с Прасковьей Андреевной Потемкиной (урожденной Закревской), женой троюродного брата Светлейшего -- П. С. Потемкина. На самом деле речь идет о близкой подруге императрицы графине Прасковье Александровне Брюс (сестре фельдмаршала П. А. Румянцева). Письмо легко датируется и относится к июлю 1774 г. Брюсша (как звали ее при дворе) способствовала сближению Екатерины с Потемкиным. Параше Закревской было в ту пору всего 10 лет!

носила ограниченный характер и не может быть признана удачной.

Сегодняшний читатель в России судит о времени Екатерины II и Потемкина по романам прошлого столетия, по книгам Валишевского и "Фавориту" Пикуля. Переиздание "Записок Екатерины II" (к слову сказать, без сверки с оригиналом!), "Дневника А. В. Храповицкого" (по весьма неточной публикации 1862 г., хотя имеется научное издание 1872 г.) и других подобных материалов почти ничего не меняет. Отечественные историки так и не удосужились создать монографии ни о Великой Государыне, ни о ее гениальном соправителе. Редчайшим исключением является работа Е. И. Дружининой "Северное Причерноморье. 1775--1800" (М., 1959 г.) о созидательном подвиге России в Крыму и причерноморских степях, о роли Потемкина в заселении и хозяйственном освоении южных земель. Что же касается зарубежных авторов, то они, как правило, опираются на материалы, введенные русскими историками в научный оборот главным образом до 1917 г. Между тем в архивах России лежат невостребованными такие первоклассные источники, как письма Потемкина Екатерине II, как переписка Потемкина с П. А. Румянцевым, А. А. Безбородко, Н. В. Репниным, с императором Иосифом II и королем Станиславом Августом. Малоизвестны и далеко не полностью собраны письма Потемкина А. В. Суворову, не оставляющие камня на камне от мифа о бездарности Светлейшего как полководца, о его зависти и враждебности к своему гениальному подчиненному. Ждут научного издания такие памятники истории XVIII в., как переписка Екатерины II с бароном Ф. М. Гриммом, доктором И. Г. Циммерманом, принцем К. -Г. Нассау-Зиген и другими деятелями ее времени. Чтобы идти вперед, надо активно осваивать новые материалы. Ведь еще две с половиной тысячи лет назад Гераклит Эфесский -- великий диалектик древности -- высказал простую истину: "Очень много должны знать мужи-ученые!" 

* * *

"Екатерина II и Г. А. Потемкин. Личная переписка. 1769--1791" не просто собрание писем, когда-то публиковавшихся в Сборниках Императорского русского исторического общества и на страницах журналов "Русский Архив", "Русская старина", "Исторический вестник" и других. Это самое полное издание переписки двух выдающихся государственных деятелей России. В него вошло много новых, ранее не известных материалов, составляющих (по своему объему) около трети книги. Прежде всего это письма Потемкина императрице, большая часть которых никогда не публиковалась (факт сам по себе поразительный!). Никогда не публиковались и письма Екатерины II Потемкину, относящиеся к первым неделям начавшейся в 1787 г. войны с Турцией. Каким-то образом историки, занимавшиеся изданием писем императрицы, проглядели целую пачку ее писем Потемкину за август--сентябрь 1787 г. Поиски в архивах позволили выявить новые письма-записочки Екатерины, относящиеся к периоду ее сближения с Потемкиным.

Во-вторых, переписка проработана с целью установления времени написания недатированных писем и записочек. В значительной мере это относилось к письмам и записочкам 1774--1776 гг. В этих нежных, порой грустных, порой счастливых посланиях к возлюбленному, затем к мужу и соправителю Екатерина не ставила дат. Когда между супругами установилась регулярная переписка (1783--1791), Потемкин зачастую ставил только день и месяц отправления письма. По сопоставлению этих писем с письмами аккуратной императрицы (всегда начинавшей свой ответ с упоминания дат отправления его писем и их получения) удалось практически полностью восстановить хронологию переписки. Составитель, отдавший поискам писем более десяти лет, вынужден с сожалением отметить, что не все письма Потемкина, известные по ответным письмам государыни, удалось отыскать. Недостает более 40 писем. Может быть, они сохранились и когда-нибудь будут найдены. Наши архивы способны преподнести исследователям большие сюрпризы. Ведь начиная в 1978 работу над книгой, составитель не мог и предположить, что в один прекрасный день он будет держать в руках автографы писем Потемкина к Екатерине (более 150!), о существовании которых знал великий русский историк С. М. Соловьев {С. М. Соловьев процитировал некоторые из этих писем в своей книге "История падения Польши" (М., 1863), но не указал места их хранения. }, но практически не знали и не знают исследователи и писатели, занимавшиеся после него историей екатерининского времени. На долгом пути поисков этот день можно назвать счастливейшим. Нельзя не упомянуть и о невосполнимых утратах. Если Потемкин бережно хранил письма своей возлюбленной (затем жены), то императрица, напротив, сжигала его любовные послания. Она знала, чем могут грозить ее избраннику эти письма. Слишком памятны были угрозы гвардейских офицеров убить братьев Григория и Алексея Орловых в случае, если не будет расстроен предполагавшийся брак Екатерины с Григорием Григорьевичем. Помнила она и о широкой оппозиции этому браку со стороны таких сановников, как Н. И. Панин. Поэтому переписка 1774--1775 гг. носит односторонний характер. Мы слышим голос Екатерины, но почти не слышим голоса Потемкина. Позднее, когда между супругами установилась регулярная переписка и его голос зазвучал в полную силу, письма свидетельствуют: в политическом дуэте императрицы и Потемкина первый голос часто принадлежал ему -- мужу и соправителю. Их политическому союзу Россия обязана многими свершениями.

"Униженная Швеция и уничтоженная Польша -- вот великие права Екатерины на благодарность русского народа. Но со временем История оценит влияние ее царствования на нравы, откроет жестокую деятельность ее деспотизма под личиной кротости и терпимости, народ, угнетенный наместниками, казну, расхищенную любовниками, покажет важные ошибки ее в политической экономии, ничтожность в законодательстве, отвратительное фиглярство в сношениях с философами ее столетия -- и тогда голос обольщенного Вольтера не избавит ее славной памяти от проклятия России", -- писал молодой А. С. Пушкин в 1822 г., в Кишиневе {Пушкин А. С. Полн. собр. соч.: В 17 т. М.; Л., 1937--1959. Т. 9. С. 15.} вращаясь среди таких оппозиционно настроенных членов тайных обществ, как П. И. Пестель и В. Ф. Раевский. Страшные и несправедливые слова эти могли бы стать девизом людей, которым преобразование России на новых началах казалось легко исполнимым делом. Недавнее славное прошлое бездумно и огульно осуждалось.

"Капитанской дочки" мнение о революции в России. "Не приведи Бог видеть русский бунт -- бессмысленный и беспощадный. Те, которые замышляют у нас невозможные перевороты, или молоды и не знают нашего народа, или уж люди жестокосердые, коим чужая головушка полушка, да и своя шейка копейка", -- читаем мы в опущенной автором главе {Там же. Т. 6. С. 370. В окончательный текст повести вошла только первая фраза: "Не приведи Бог видеть русский бунт -- бессмысленный и беспощадный".}. В той же повести Пушкин вывел образ Екатерины II -- сильной и справедливой правительницы. Все помнят со школьной скамьи прекрасную сцену в Царскосельском парке, приведшую к счастливой развязке роковых обстоятельств в жизни Петра Гринева и Маши Мироновой, попавших в вихрь гражданской войны. Правда, автор знакомит нас с Екатериной, больше напоминающей портрет кисти В. Л. Боровиковского: государыня в голубом салопе идет по аллее парка в сопровождении своей любимой левретки. Это последние годы ее долгого царствования. Встреча же с капитанской дочкой состоялась осенью 1774 г., когда мятеж был подавлен. Только три--четыре месяца отделяли сцену, описанную в повести Пушкина, от сцены тайного венчания с Потемкиным. Судя по письмам, государыня находилась на высшей ступени счастья, испытывала душевный подъем, который только может испытывать любящая и любимая женщина. Несмотря на свои 45 лет, Екатерина чувствовала себя молодой, полной сил и новых планов.

"... не нужно было ни ума, ни заслуг, ни талантов для достижения второго места в государстве. Много было званых и много избранных; но в длинном списке ее любимцев, обреченных презрению потомства, имя странного Потемкина будет отмечено рукою истории. Он разделит с Екатериной часть воинской ее славы, ибо ему обязаны мы Черным морем и блестящими, хоть и бесплодными победами в Северной Турции" {Там же. Т. 9. С. 15.} (далее следует текст, приведенный выше, начинающийся словами "Униженная Швеция...").

Унижение Швеции и уничтожение Польши не входили в планы императрицы и Потемкина. Главным содержанием их деятельности стало закрепление России в Северном Причерноморье: ликвидация постоянной угрозы разорительных набегов крымской конницы, обеспечение безопасности жителей южных губерний, заселение и хозяйственное освоение обширного, полупустынного края, вскоре ставшего житницей России. Победы Потемкина были не бесплодны, раз "ему обязаны мы Черным морем".

Личная переписка Екатерины II с Потемкиным является выдающимся историко-культурным памятником второй половины XVIII в. Ввод в научный оборот новых и малоизвестных материалов (наряду с давно известными) позволит историкам и романистам по-новому взглянуть на жизнь и деятельность императрицы и ее соправителя -- уникального политического дуэта в мировой Истории. Их письма -- настоящий роман, роман, не выдуманный писателем, пусть даже гениальным, а подлинный и потому вдвойне интересный, прекрасный и трагичный, как сама жизнь. Прежде, чем пройти по страницам этого романа в письмах, следует сказать несколько слов о том, кем были его герои, как жили они до того мгновения, когда судьба властно соединила их. 

Незадолго до своего пятидесятилетия Екатерина II написала шутливую эпитафию самой себе: "Здесь лежит Екатерина Вторая, родившаяся в Штеттине 21 апреля/2 мая 1729 г. Она прибыла в Россию в 1744 году, чтобы выйти замуж за Петра III. Четырнадцати лет от роду она возымела тройное желание: нравиться своему мужу, Елизавете и народу. Она ничего не забывала, чтобы предуспеть в этом. В течение 18 лет скуки и уединения она поневоле прочла много книг. Вступив на Российский престол, она желала добра и старалась доставить своим подданным счастье, свободу и собственность. Она легко прощала и не питала ни к кому ненависти. Милостивая, обходительная, от природы веселого нрава с душою республиканскою и с добрым сердцем, она имела друзей. Работа ей легко давалась. Она любила искусства и быть на людях" {РА.

В каждой шутке есть доля правды. "Эпитафия" подводила итоги первой половины долгого и славного царствования. Вольтер, с которым Екатерина переписывалась более десяти лет, уже успел назвать ее "Великой" и откровенно сообщал о своей мечте увидеть ее "хозяйкой Константинополя". Вольтеру вторил прусский король Фридрих II, один из самых вероломных политиков Века Просвещения, возмутитель спокойствия в Европе, завоевательный пыл которого был охлажден во время Семилетней войны силой русского оружия. "России для завершения устройства ее огромного здания нужна была такая Императрица... Она все включает в круг своей деятельности, ни одна часть управления не ускользает от нее, она вникает даже в полицию. Она служит укором для многих монархов, закоченевших на своих тронах и не имеющих ни малейшего понятия о великих делах, какие она приводит в исполнение. Во Франции четыре министра не работают столько, сколько эта женщина, которую следует зачислить в ряды великих людей", -- писал король-полководец своему брату в Петербург {РА. 1906. Кн. 2. С. 113.}.

Всего несколько цифр дают представление о достижениях России под скипетром Екатерины Великой. Только за первые 19 лет ее правления построено 144 новых города. Количество мануфактур выросло в несколько раз, крупных -- втрое. Ведущая промышленная держава континента Франция не могла, несмотря на все усилия, добиться положительного торгового баланса с Россией. Балтийская торговля выросла к 1796 г. в пять раз. Черноморская, начавшись с нуля, составила в конце царствования около двух миллионов рублей. Русское железо (выдающегося качества!) способствовало ходу промышленной революции в Англии. Британский флот ходил под парусами, сшитыми из русского холста. Численность населения страны за 30 лет увеличилась с 19 до 29 миллионов человек, не считая 7 миллионов жителей территорий, присоединенных к Империи в ходе борьбы с Польшей и Турцией. Все это несмотря на войны, которые пришлось вести России и которые заняли в общей сложности половину времени правления Екатерины II. Замечательны достижения в области науки, военного дела, образования, в искусстве и архитектуре. Прибавим строительную эпопею, охватившую Россию, и станут понятны выводы непредвзятых историков о том, что "экстенсивная мощь русской Империи в конце XVIII столетия является одним из важнейших и грандиознейших феноменов всемирной истории" {

Когда в семье Штеттинского коменданта, генерала прусской службы Христиана-Августа принца Ангальт-Цербстского родилась дочь, названная при крещении Софией Фредерикой-Августой, вряд ли кто мог предположить, что эта бедная германская принцесса станет самодержицей великой страны. Благодаря родственным связям ее матери Иоханны-Елизаветы (урожденной принцессы Гольштейн-Готторпской) "маленькая Фике" (так звали Екатерину в семье) была обручена 29 июня 1744 г. с наследником российского престола голштинским принцем Петром-Ульрихом, родным племянником императрицы Елизаветы Петровны. Выбор дочери Петра Великого, как считают историки, был связан с сентиментальными воспоминаниями о своем безвременно умершем женихе (родном брате матери Екатерины). Но главным в этом выборе стал трезвый политический расчет: женить наследника на принцессе из незначительного германского княжества, дабы не оказаться втянутыми в сложные и противоречивые германские отношения. Ровно через 18 лет, почти день в день, 28 июня 1762 г. Екатерина, опираясь на широкую поддержку, свергла с престола своего супруга. Император Петр III процарствовал всего шесть месяцев. Он поторопился заключить мир с противником России прусским королем, нарушив союзные обязательства перед Австрией и Францией, и тут же начал приготовления к новой войне -- против Дании во имя своей Голштинии. В целях личной безопасности Петр III подчинил часть русской гвардии своим голштинским родственникам. Император открыто презирал религию и обычаи страны, которой собирался править в силу своего рождения. За короткое время ему удалось настроить против себя все круги русского общества. Его не спас Манифест о вольности дворянства, отменявший обязательную службу дворян, установленную Петром Великим. Манифест был подготовлен влиятельными елизаветинцами, составившими ядро новой администрации и практически вершившими все дела. Сам император, опьяненный властью, отдавал львиную долю времени парадам, застольям и развлечениям.

Имеются сведения о том, что во время смертельной болезни Елизаветы Петровны влиятельные придворные круги предлагали Екатерине возвести ее на престол в обход мужа. Она ответила отказом и решила выждать. Она не ошиблась. Через полгода число ее сторонников стало подавляющим, а ненависть к ее мужу -- всеобщей. Была еще одна причина. В конце 1761 г. Екатерина ждала ребенка. Отцом мальчика, родившегося в апреле, был Григорий Орлов, блестящий гвардейский офицер, храбрец и душа общества, ставший под руководством Екатерины одним из главных действующих лиц переворота.

и унижения, которым Петр III последнее время подвергал свою жену, заставляли Екатерину быть начеку. Арест Пассека стал поводом к готовившемуся выступлению. Пока Петр III со своей любовницей графиней Воронцовой отдыхал после очередного кутежа, Екатерина спешила в Петербург. Через 3 часа она была в столице, восторженно встреченная гвардией и народом. Переворот совершился. Екатерина была провозглашена самодержицей. Оскорбленное национальное чувство оказалось сильнее сословных привилегий, дарованных российскому дворянству от имени Петра III. Гвардия, объединявшая в своих рядах цвет русского дворянства, видела в Екатерине главу национальной партии. Новая власть действовала решительно. Своевременно принятыми мерами удалось привести к присяге все находившиеся в столице войска и гарнизон Кронштадта. В ночь на 29. VI императрица во главе нескольких полков двинулась на Петергоф, куда накануне прибыл со свитой ее муж. Все действия императора в роковые для него часы производят впечатление мелочности и трусости, весьма однозначно характеризуя его, как личность. 29. VI покинутый всеми, кроме своей любовницы, Петр III подписал присланный ему акт отречения от престола. Его перевозят в одну из загородных резиденций императорской фамилии -- в Ропшу. Начальником стражи назначен Алексей Орлов. Именно в его письме из Ропши (от 2. VII), посланном самой императрице, имя Потемкина впервые появляется на страницах Истории. "Матушка Милостивая Государыня, здравствовать вам мы все желаем нещетныя годы. Мы теперь по отпуске сего письма и со всею командою благополучны, только урод наш очень занемог и схватила ево нечаенная колика, и я опасен, штоб севоднишную ночь не умер, а больше опасаюсь, штоб не ожил. Первая опасность для того, што он все здор говорит и нам ето несколько весело, а другая опасность, што он дествительно для нас всех опасен для тово, што он иногда отзывается, хотя в прежнем состоянии быть. В силу имяннова вашего повеления я салдатам деньги за полгода отдал, також и ундер-офицерам, кроме одного Потiомкина, вахмистра, для того, што он служит без жалованья", -- говорилось в этом письме {Соч. имп. Екатерины II. СПб., 1907. Т. 12. 2-ой полутом. С. 766.}. Тот факт, что Потемкин, еще не имевший офицерского чина, оказался среди видных участников переворота, примечателен. В письме Екатерины Станиславу Августу Понятовскому (от 2. VIII. 1762) императрица, отдав должное Григорию Орлову и его братьям, подробно рассказала о перевороте, упомянув Потемкина. "В Конной гвардии один офицер по имени Хитрово, 22 лет, и один унтер-офицер 17-ти лет по имени Потемкин всем руководили со сметливостью, мужеством и расторопностью" {Там же. С. 554.}. Это писалось уже после смерти мужа Екатерины, смерти, окутанной завесой тайны. Только в самое последнее время историк О. А. Иванов (в течение нескольких лет изучавший биографию графа А. Г. Орлова-Чесменского) сумел приподнять эту завесу. Он доказал подложность так называемого третьего письма Орлова из Ропши. Убедительны доводы О. А. Иванова об авторстве Ф. В. Ростопчина, утверждавшего, что именно ему удалось снять копию перед тем, как император Павел I якобы вторично потребовал к себе письмо (уже убедившее его в невиновности матери) с тем, чтобы... сжечь это важнейшее доказательство!? А ведь на основании этого письма (опубликованного в 1881 г., но известного уже в 1810-е годы) и зиждилась версия об убийстве Петра III во время обеда с караулившими его офицерами ("... мы были пьяны и он тоже, он заспорил за столом с князь Федором, не успели мы рознять, а его уже и не стало..."). Выводы автора исследования (публикация еще не закончена) однозначны: "Убийство Петра III было результатом тонко задуманного заговора против Екатерины группы лиц, желавших обезопасить себя и связать руки императрице. Безнаказанность их в том тяжелом переходном положении была практически обеспечена". Историк называет по имени одного из главных участников переворота и убийства Петра Федоровича, сумевшего остаться в тени: это Никита Иванович Панин -- влиятельнейший делец первой половины екатерининского царствования {См. публикацию О. А. Иванова "Загадки писем Алексея Орлова из Ропши". Московский журнал, 1995, No9 и 11; 1996. No 1--3.}. Недаром в течение долгих лет императрица вела глухую, упорную и непримиримую борьбу именно с ним, с панинскими попытками ограничить ее власть. Для нашей темы важно подчеркнуть, что Екатерина не была причастна к убийству своего мужа. В. А. Бильбасов, опираясь на все доступные ему материалы, решительно исключил участие Потемкина в устранении свергнутого с престола императора.

Следует упомянуть новую версию биографии незадачливого мужа Екатерины Великой. Согласно этой версии он был высокообразованным человеком, с широкими взглядами на реформы в России {Искушение чудом. Л., 1991.}. Правда, все это плохо согласуется со свидетельствами современников и сохранившимися документами. Автор версии не пожелал процитировать письма Петра III прусскому королю Фридриху II. Император явно заискивал перед возмутителем европейского спокойствия, врагом России, открыто демонстрируя свою нелюбовь к русским {PC, 1871. Т. 3. С. 308.}. Из писем уже отрекшегося от власти мужа императрицы (посланных Екатерине из Ропши) следует, что вчерашний повелитель миллионов не беспокоился за судьбу якобы задуманных им реформ. Любовница Елизавета Воронцова, "мопсинька, скрыпка, любимый лакей" занимают его мысли. Он умоляет о личной безопасности, рассчитывая получить ее в родной и любезной сердцу Голштинии {Соч. имп. Екатерины II. Т. 12. 2-ой полутом. С. 764--765.}. Поразительное желание человека, столько лет проведшего при дворе, на вершинах власти. Похоже, Петр Федорович не понимал азбучных истин большой политики: династическая борьба во многом определяла политическую историю государств. Опираясь на эти и другие свидетельства, историки с полным правом писали о ничтожности личности первого мужа Екатерины. Его парадные портреты, написанные, надо полагать, не с целью разоблачения портретируемого, передают облик слабого человека. 

"самого романтического века" русской истории (А. С. Пушкин), начавшегося деяниями Петра Великого и закончившегося Итальянским и Швейцарским походами Суворова.

Потемкин родился 13. IX. 1739 г. в семье петровского штаб-офицера, участника Полтавской битвы. Родина его село Чижево Духовщинского уезда Смоленской губернии. Бездетный в первом браке Александр Васильевич Потемкин в одну из своих поездок нечаянно увидел 20-летнюю красавицу-вдову Дарью Васильевну Скуратову (урожденную Кондыреву), влюбился в нее и начал свататься, объявив себя вдовцом. Ему было 50 лет. Уже будучи на сносях первым ребенком, молодая женщина узнала об обмане. В отчаянии она кинулась к первой жене Потемкина и сумела уговорить ее постричься в монастырь. Сначала шли девочки. Шестой ребенок оказался мальчиком. Поверив сплетням о том, что Григорий не его сын, старый ревнивец подал на развод, но его двоюродный брат Григорий Матвеевич Кисловский усовестил отставного подполковника. Вскоре Кисловский взял мальчика к себе в Москву и воспитывал его в своей семье. Григорий Матвеевич занимал видный пост -- президента камер-коллегии -- слыл образованным человеком и сумел привить юному Потемкину любовь к книге. Семи лет отроду Григорий лишился отца. Его мать с дочерьми переехала в Москву. Потемкин учился сначала в частном училище немца Литкена, затем в гимназии при Московском университете. Уже в годы учебы он выказал блестящие способности к наукам и феноменальную память. В 1757 г. куратор университета И. Шувалов решил представить императрице Елизавете лучших студентов, в числе которых оказался Потемкин. Именно тогда 18-летний Григорий впервые увидел 28-летнюю великую княгиню Екатерину Алексеевну. Поездка в Петербург изменила планы молодого человека, мечтавшего о духовной карьере. Записанный с 16-ти лет в Конную гвардию, он проходил чины с дозволением "не являться в полк до окончания наук". Так правительство, следуя заветам Петра I, поощряло молодых дворян к учению.

Питомец университетской гимназии, выучивший греческий язык, проявлявший большой интерес к богословию, вдруг перестал ходить в классы, был отчислен из университета и на взятые взаймы деньги отправился в Петербург и явился в полк. Переворот 1762 г. он встретил в чине вахмистра и в должности адъютанта принца Георга Голштинского, дяди императора Петра III. В списках награжденных пособников Екатерины II, открывающихся именами братьев Орловых, Потемкин значится в самом конце. Но молодой, рослый конногвардеец был замечен императрицей и отличен. Екатерина лично написала на представлении полка о производстве Потемкина в корнеты -- "быть подпоручиком", т. е. повысила его через чин. Вскоре он был пожалован в камер-юнкеры и был допущен в узкий кружок личных друзей государыни, в котором сумел не потеряться. Собирая вокруг себя талантливых и преданных людей, Екатерина не могла не обратить внимания на бывшего питомца Московского университета. Среди окружавших ее гвардейских офицеров Потемкин выделялся своей ученостью и культурными запросами. Из его послужного списка видно, что он исполнял разнообразные служебные обязанности по Конногвардейскому полку. По сравнению с братьями Орловыми, ставшими графами и важными вельможами, успехи Потемкина кажутся скромными. К тому же молодого человека постигло большое несчастье: в 1763 г. он повредил роговицу глаза и окривел. Кого угодно подобное несчастье могло повергнуть в отчаяние. Но не Потемкина. В литературе встречаются сведения о том, что молодой камер-юнкер собирался уйти в монастырь, но был удержан Орловыми, которые протежировали Потемкину. Определенно можно утверждать лишь то, что подтверждается документами. 19 августа 1763 г. Екатерина II подписала указ Синоду, в котором повелевала "в Синоде безпрерывно при текущих делах, особливо при собраниях, быть Нашему камер-юнкеру Григорию Потемкину и место свое иметь за обер-прокурорским столом, дабы он слушанием, читанием и собственным сочинением текущих резолюций и всего того, что он к пользе своей за потребно найдет, навыкал быть искусным и способным к сему месту для отправления дел, ежели впредь, смотря на его успехи, заблагоусмотрим его определить к действительному по сему месту упражнению. Чего ради, по доверенности в допущении к делам привести его повелеваем к присяге" {"Смесь". С. 25.}. Сохранилась и ее собственноручная инструкция Потемкину, данная в связи с этим назначением. О деятельности конногвардейского офицера за обер-прокурорским столом нам ничего неизвестно. Зато известно, что в 1767 г., когда в Москве открылась Комиссия по составлению нового уложения (свода законов), Потемкин оказался среди 572 депутатов Комиссии, в основу работы которой был положен "Наказ", написанный Екатериной II. "Наказ" содержал прогрессивные идеи, выдвинутые западноевропейскими просветителями, и намечал программу реформ. Историк Г. В. Вернадский в своем исследовании {Вернадский Г. В. Императрица Екатерина II и законодательная Комиссия 1767--1768 годов. Отд. оттиск. Пермь, 1918.} показал неготовность русского общества к восприятию этих идей и к новым формам законотворчества. Дискуссии достигли особой остроты при обсуждении вопросов, связанных с ограничением крепостного права. "Волна дворянского недовольства обрушилась на Комиссию и смыла ее, -- отмечает Вернадский. -- Если бы Екатерина не распустила своего парламента, эта волна обратилась бы на нее самое" {Там же. С. 20--21.}.

Потемкин получил важные политические уроки. 22. IX. 1768 г. по случаю годовщины коронации Екатерины II он был пожалован в действительные камергеры. Этот придворный чин соответствовал чину генерал-майора. Через семь недель по повелению императрицы он был отчислен из Конной гвардии, как состоящий при дворе. Но придворная карьера Потемкина была непродолжительной. Началась война, объявленная Турцией (25. IX. 1768 г.), последовал указ о прекращении пленарных заседаний Комиссии (18. XII. 1768 г.), а 2. I. 1769 г. маршал (председатель) собрания А. И. Бибиков объявил депутатам, что "господин опекун от иноверцев и член комиссии духовно-гражданской Григорий Потемкин по Высочайшему Ея Императорского Величества соизволению отправляется в армию волонтиром" {СБК.

27. V. 1769 г. помечено первое письмо Потемкина императрице, посланное из "квартиры Князя Прозоровского" -- начальника авангарда Первой армии. С большим достоинством молодой камергер изложил мотивы своего решения. Императрица, по его словам, своим примером показала, как надо служить благу Отечества. Настал час отплатить за все оказанные милости, если потребуется, кровью на поле брани. "Сей случай представился в настоящей войне, и я не остался в праздности", -- писал Потемкин (письмо No1). Он просил числить себя в армейских списках только на время войны. Но судьба его решена. Какие бы важные должности ни поручались Потемкину, он навсегда связал себя с русской армией. 17 лет он будет возглавлять военное ведомство. Его военные реформы значительно повысят боевую мощь армии и дадут ей силы выстоять в грозном нашествии 1812 года.

Настоящий талант проложит себе дорогу. Война стала серьезной школой для Потемкина. Уже 19 июня он отличился в авангардном деле. 2 июля при овладении турецкими укреплениями под крепостью Хотин под ним убита лошадь -- маленький штрих к ненаписанной биографии Потемкина {РГВИА.

"Нашего камергера Григория Потемкина извольте определить в армию" {Дубровин Н. Ф. Пугачев и его сообщники. Т. 2. С. 402.}. Его переименовывают в генерал-майоры и помещают в армейский список. В боях и походах проходит кампания 1769 г. Главнокомандующий князь A. M. Голицын с похвалой отзывается о молодом генерале. Вскоре армию принимает граф П. А. Румянцев. В кампании 1770 г., обессмертившей имя Румянцева блестящими победами при Ларге, Рябой Могиле и Кагуле, Потемкин выполнял ответственные боевые задачи, проходя школу лучшего полководца России. Ордена Св. Анны и Св. Георгия 3-й степени были наградами Потемкину за его подвиги. В обширнейшем архиве Светлейшего князя Таврического, почти не тронутом рукой историка, сохранились письма боевых товарищей Потемкина, написанные до его возвышения. Из них видно, что Потемкин сделался любимцем своих подчиненных и всей армии. Среди его друзей такие разные люди, как доблестный заместитель командующего Алексей Ступишин и надменный князь Николай Репнин; осторожный граф Иван Салтыков (сын победителя Фридриха II) и отважный кавалерист граф Иван Подгоричани; честолюбивые братья -- князья Юрий и Василий Долгоруковы и талантливый генштабист Матвей Муромцев. Сам Румянцев, суровый и властный, которого, кстати говоря, побаивался Суворов, оценил незаурядную личность Потемкина, способствовал его росту и продвижению по службе. Отпуская осенью 1770 г. Потемкина в Петербург, фельдмаршал дал ему рекомендательные письма к Григорию Орлову и к самой императрице. В письме к Екатерине II Румянцев отметил инициативность и решительность своего подчиненного, отличное знание им театра военных действий и способов ведения войны {1865. Кн. 2. Отд. II. С. 111--113.}.

на первом празднике георгиевских кавалеров, ставшим с тех пор традиционным собранием воинов, прославившихся своими подвигами. Гостивший в Петербурге брат прусского короля принц Генрих после нескольких бесед с Потемкиным предрек ему большое будущее. Не могла не обратить внимания на молодого генерала и государыня. Правда, в это самое время звезда братьев Орловых находится в зените. Фаворит пользуется полной благосклонностью Екатерины. Его братья Алексей и Федор прославили свои имена в Чесменской битве. "Подлинно Алехан, описан ты в аглинских газетах, -- писал Алексею младший брат Владимир. -- Я не знаю, сведомо ли тебе. Конечно, так хорошо, что едва можно тебя между людьми считать" {Орлов--Давыдов. полковнику И. Е. Сатину, другу и старшему товарищу Потемкина, императрица сообщила, что "Крест монастыря Волохского Радовозы, о котором объявили тамошнее духовенство, что оный весь из Животворящего Креста, который вы ко мне прислали чрез господина Генерал-майора Потемкина, он в целости довез, за что много вам благодарствую. Я сей крест для достодолжного почитания поставила в придворной церкви и письмо ваше отдала в ризницу для сохранения и чтоб память осталась, откуда сия святыня прислана" {РА. 1896. No2. С. 187.}... И Орловы, и Румянцев, и другие генералы посылали императрице подарки -- богатое трофейное оружие, породистых арабских лошадей. Но, кажется, никто, кроме Потемкина, не привозил ей христианскую святыню.

Возвращаясь в армию, Потемкин вез множество писем своим друзьям. Два письма предназначались Румянцеву. Фаворит рекомендовал фельдмаршалу "своего приятеля" Потемкина Григория Александровича {Старина и новизна. 1897. Кн. 1. С. 283.}. Екатерина писала о нем как о "человеке, наполненном охотою отличить себя. Также ревность его ко мне известна. Я надеюсь, что Вы не оставите молодость его без полезных советов, а его самого без употребления, ибо он рожден с качествами, кои Отечеству могут пользу приносить" {Северный архив. 1822. Ч. 1. No 1--6. С. 335--336.}.

"Потемкин чертовски умен!" -- отзывался о нем Григорий Орлов. Знаменитый богач-оригинал Прокофий Демидов называл его "умницей". "У него были смелая душа, смелое сердце и смелый ум!" -- напишет Екатерина, потрясенная смертью своего мужа.

Война, начавшаяся блистательными победами русской армии и флота, затянулась на 6 лет. Противник был серьезный. Османская империя простиралась от Атлантики на западе до Кавказа на востоке, от среднего течения Дуная на севере до южной оконечности Аравийского полуострова. Всего несколько десятилетий назад османы едва не овладели Веной!

Московская Русь и сменившая ее императорская Россия век за веком продвигали границу на юг, обеспечивая свою безопасность от кровавых набегов крымских ханов -- вассалов Турции. Естественной границей Империи должно было стать северное побережье Черного моря, включая Крым. Напомним, что война 1768--1774 гг. началась набегом крымской конницы на южные поселения страны. Были разорены и сожжены деревни и села, мирные жители захвачены в полон, в рабство. Но это был последний набег. В 1771 г. русские войска под командованием князя В. М. Долгорукова вступили в Крым. Хан запросил пощады. На Дунае блестящие рейды генерал-майора Отто фон Вейсмана (одного из самых талантливых генералов румянцевской армии) заставили Верховного везира пойти на мирные переговоры. Казалось, война близится к концу. Но столкновение двух империй затрагивало интересы европейских держав. Франция и Австрия (вчерашние союзники по Семилетней войне) занимали враждебную позицию по отношению к России. Шведскому королю Густаву III при помощи французской дипломатии удалось совершить государственный переворот и занять угрожающую позицию на северных границах Империи. Прусский король Фридрих II, союзник Екатерины, использовал затягивание войны и смуту в Польше для расширения своих владений. Именно он вынудил императрицу пойти на раздел Речи Посполитой, в котором приняла участие соперница Пруссии Австрия. Лишь Англия занимала благожелательную позицию.

Мирные переговоры с турками начались летом 1772 г. в Фокшанах. Со стороны России их вел граф Григорий Орлов, прибывший с большой свитой. Его помощником и советником стал опытный дипломат A. M. Обресков, посланник в Константинополе, проведший в заключении более трех лет. Год назад Орлову удалось погасить чумной бунт в Москве, ставший серьезным предупреждением об усталости народа от тягот войны. Теперь фаворит решил отличиться на поприще дипломатии. Румянцев был отодвинут в сторону. Он переписывался с Орловым и Обресковым из Ясс, поддерживая свои войска в боевой готовности. Есть сведения о том, что Потемкин приезжал в Фокшаны и виделся с Орловым {Письмо генерал-поручика П. А. Текелли Г. А. Потемкину от 30. VII. 1774 (Подлинник. -- Ф. 52. Он. 1. Д. 41. Ч. 6. Л. 14).}. Переговоры закончились провалом. Турецкие дипломаты отказались принять условия России: независимость Крымского ханства, свобода мореплавания на Черном море. Твердость Орлова не дала результатов. Конгресс был разорван. Императрица, давно задумавшая освободиться от опеки Орловых, посоветовала Григорию Григорьевичу остаться при армии. Дипломатичный совет, ибо она уже сблизилась с молодым гвардейским офицером А. С. Васильчиковым. Нового фаворита поддержал противник Орловых граф Н. И. Панин. Узнав новость, Орлов поскакал в Петербург, но был задержан в Царском Селе под предлогом карантина. Умело лавируя между партиями Орловых и Паниных, Екатерина за 11 лет царствования упрочила свое положение. Их противостояние позволяло императрице поддерживать равновесие в правящих кругах. Орловы, которых она называла "своими ангелами-хранителями" обладали значительной властью. Особенно Григорий Григорьевич. Он командовал артиллерией (имел звание генерал-фельдцейхмейстера) и Кавалергардским корпусом -- личной стражей императрицы. Ему подчинялась Конная гвардия -- один из 4-х гвардейских полков, расквартированных в Петербурге. Другой полк -- преображенцы -- подчинялся Алексею Орлову. Григорий Григорьевич имел также звание генерал-адъютанта и часто нес дежурство во дворце. Никита Иванович Панин бессменно возглавлял Коллегию иностранных дел, сохраняя пост воспитателя наследника престола. Его родной брат Петр Иванович считался одним из самых видных генералов русской армии. В начале русско-турецкой войны (1770 г.) он командовал Второй армией и штурмом овладел мощной крепостью Бендеры, став одним из первых кавалеров ордена Св. Георгия Большого креста. Очевидно, он мечтал о фельдмаршальстве, обиделся на недооценку своих заслуг и, выйдя в отставку, жил в Москве, собирая вокруг себя недовольных. Тесные связи Паниных с наследником престола придавали их партии особый вес. К Паниным примыкали князья Голицыны -- двоюродные братья, оба Александры Михайловичи -- фельдмаршал и вице-канцлер. На стороне Орловых были: глава Военной коллегии граф З. Г. Чернышев, генерал-прокурор князь А. А. Вяземский и видный сановник И. И. Бецкой. Большое значение за годы войны приобрел фельдмаршал граф П. А. Румянцев. Но кагульский победитель был далеко, на театре военных действий. Освободившись от опеки Орловых, Екатерина почти одновременно с этим сумела ослабить влияние графа Н. И. Панина. Она перехватила инициативу в деле устройства женитьбы сына (достигшего совершеннолетия) и 29. IX. 1773 г. пышно отпраздновала свадьбу наследника с принцессой Вильгельминой Гессен-Дармштадтской (нареченной при православном крещении Натальей Алексеевной). Воспитательная миссия Панина была объявлена законченной. Осыпав его наградами, императрица повелела ему сосредоточиться на ведении иностранных дел. За неделю до свадьбы Чернышев был пожалован из вице-президентов Военной коллегии в президенты с чином генерал-фельдмаршала. По настоятельным просьбам императрицы Григорий Орлов (получивший княжеский титул) вернулся к исполнению своих многочисленных обязанностей. Осенью 1773 г. в Петербурге собрались четверо из пяти братьев Орловых. Князь Григорий 23. XI поднес императрице драгоценный алмаз по случаю ее тезоименитства. Примирение состоялось, но прежней близости не было. Сознавая, что только выдающиеся успехи могут обеспечить ей поддержку правящих кругов, Екатерина чувствовала необходимость найти человека, способного разделить с ней бремя власти. Разразившийся в конце 1773 г. мятеж ускорил ее выбор. 

Кампанию 1773 г. Потемкин встретил в новом чине: он был пожалован в генерал-поручики. 2 года миновало с тех пор, как он побывал в столице. Он набрался опыта, вырос как военачальник. На войне опасности подстерегают на каждом шагу. Для русской армии самой страшной опасностью стали моровые болезни -- массовые эпидемии, уносившие больше жизней, нежели боевые действия. Эпидемия чумы не обошла стороной и Потемкина, спасшегося, по преданию, благодаря старинному народному средству, которому его научили сражавшиеся под его командованием запорожцы.

8. VI. 1773 Румянцев начал переправу главных сил армии через Дунай. Ему содействовали корпуса генералов Вейсмана и Потемкина. Целью наступления была мощная турецкая крепость Силистрия. Разбив на подходе к крепости крупные силы противника, Румянцев приступил к ее штурму. В разгар боев, во время которых Потемкин едва не погиб, главнокомандующий узнал о движении 20-тысячного корпуса Нуман-паши, стремившегося отрезать его войска от переправ. Военный совет принял решение на отход, который должен был прикрыть генерал Вейсман с 5-тысячным отрядом. 22. VI доблестный генерал разгромил в кровопролитном сражении корпус Нуман-паши, заплатив за победу жизнью. Посланный к его отряду Потемкин привел полки к главным силам. После нового военного совета (Потемкин был в числе тех, кто поддержал главнокомандующего в его решении) армия ушла за Дунай. Тяжело переживал неудачу Румянцев. Из Петербурга послышались раздраженные голоса, советы, критика. Особенно нетерпелив был князь Орлов. В одном из писем Румянцев был вынужден напомнить Орлову басню об осле, который тянет поклажу под крики недовольных погонщиков. В письме императрице фельдмаршал подчеркнул малочисленность армии и повторил просьбу о подкреплениях. Осенью он решил воспользоваться крупным успехом А. В. Суворова под Гирсово и бросил за Дунай два корпуса. Потемкину было приказано начать бомбардировку Силистрии для отвлечения противника от направления главного удара. Поначалу успех был полный. Противник бежал, бросая артиллерию. Но разрозненные попытки овладеть крепостями Варна и Шумла окончились неудачей. Румянцев приказал отводить войска на зимние квартиры. Последними залпами кампании стали выстрелы пушек Потемкина по Силистрии. В Петербург поскакал дежурный генерал армии князь В. В. Долгоруков. Из письма к нему Румянцева видно, как фельдмаршал нетерпеливо ожидал известий о результатах его личного доклада государыне. 6. ХII. 1773 Екатерина уведомила Румянцева о приезде Долгорукова и о получении (с ним) известий и о победах за Дунаем, и о неудачах под Варной и Шумлой. "Что же у Силистрии произошло, о том вовсе Вы не упоминаете и оставляете меня в глубоком неведении, а мысли мои в произвольном волнении" {РД. "Но как с моей стороны я весьма желаю ревностных, храбрых, умных и искусных людей сохранить, то Вас прошу по-пустому не даваться в опасность. Вы, читав сие письмо, может статься зделаете вопрос, к чему сие писано? На сие Вам имею ответствовать: к тому, чтоб Вы имели подтверждение моего образа мыслей об Вас". Потемкин понял. Императрица нуждается в нем и зовет его в Петербург.

прикрывавшие границы от набегов кочевников. Брошенный против мятежников крупный отряд правительственных войск был разбит. К началу декабря у Пугачева собралась армия (25 тысяч при 86 орудиях), по численности почти не уступавшая армии Румянцева. Обещанные фельдмаршалу резервы пришлось посылать под Оренбург, осажденный самозванцем.

"Два года назад у меня в сердце Империи была чума, -- писала императрица в Новгород губернатору Я. Е. Сиверсу. -- Теперь у меня на границах Казанского царства политическая чума, с которой справиться нелегко. Все же с Божиею помощию надеюсь, что мы возьмем верх... По всей вероятности это кончится виселицами. Какая перспектива, господин Губернатор, для меня, не любящей виселиц. Европа подумает, что мы вернулись к временам Ивана Васильевича" {РА, 1870. No 7--9. С. 1431--1432.}.

мысленным взором императрицы, прекрасно знавшей русскую историю. Не раз выходившая из трудных положений, Екатерина ищет опору. Ей нужен сильный человек, государственный муж, соправитель. И она делает выбор: Потемкин. Сам Орлов хвалил ей его. На него указывал Румянцев. Против Потемкина ничего не имел Панин. Ведь генерал давно в армии и не примыкает ни к одной из придворных группировок. Наконец (и это очень важно) подруга императрицы графиня П. А. Брюс, которой Екатерина поверяла свои сердечные тайны, успела шепнуть о том, что Потемкин давно и страстно любит одну женщину. Эта женщина -- Екатерина.

По зимней дороге курьеры скакали из Петербурга в Яссы 8--10 дней. Получив в середине декабря неожиданное для себя письмо императрицы, Потемкин не бросился (как любят рассказывать писатели), сломя голову, из армии в столицу. Почти месяц он занимался делами своего корпуса, устраивая полки на зимних квартирах. 11. I. 1774 г. помечен его ордер бригадиру П. С. Потемкину: принять в свою команду пехотные полки корпуса. Ордер отправлен из Ясс, где находилась главная квартира фельдмаршала Румянцева {Автограф. -- Ф. 52. Оп. 1. Д. 60. Л. 19. С ошибочной датой -- 1773 г.}. Отпуская Потемкина в столицу, главнокомандующий, без сомнения, дал ему важное поручение: лично доложить государыне о нуждах армии и о мерах, необходимых для скорейшего окончания слишком затянувшейся войны. Из других документов следует, что сам Потемкин считал свою поездку временной и обещал скоро вернуться {Ф. 52. Оп. 1. Д. 71. Ч. 1. Л. 21.}.