Приглашаем посетить сайт
Тургенев (turgenev-lit.ru)

Кушаев Н. А.: Образование и воспитание русских государей (Романовых)

ОБРАЗОВАНИЕ И ВОСПИТАНИЕ РУССКИХ ГОСУДАРЕЙ (РОМАНОВЫХ)

Рождение и раннее детство

Первый брак цесаревича Павла окончился печально. С нетерпением и страхом ожидалось в обществе рождение возможного наследника от его вто­рого брака с великой княгиней Марией Федоровной. Когда это благополучно произошло, всеобщей радости не было предела. О рождении у цесаревича Павла Петровича и его супруги Марии Федоровны сына первенца с Петропавловской и Адмиралтейской крепостей жителей столицы возвестили 201 пушечным выстрелом. Случилось это 12 декабря 1777 года утром в одиннадцатом часу. Историк заметил: «В сей самый год постигло Северную столицу сильное наводнение, какого дотоле не бывало. В сей также год в областех нового света происходила борьба жителей Северной Америки с Англичанами, борьба достопамятная, предвещавшая преобразование нового и старого света /... Россия озарена была полным блеском славы военной и славы законодательной» (Глинка С. История жизни и царствования Александра I. М., 1828, с. 13).

Все известные поэты того времени - Г. Державин, В. Майков, В. Петров, Е. Костров отметились торжественными одами. В. П. Петров восклицал, словно бы не веря случившемуся:


Так внял Ты наших глас сердец?
Всегдашних, о дитя, обетов!
Так ты родилось, наконец?

В оде Г. Р. Державина «На рождение в Севере порфирородного отрока» царственного младенца окружают Гении, несущие ему пожелания к его буду­щей славе:

«Будь страстей своих владетель,
Будь на троне человек»
Все крылами восплескали,
Каждый Гений восклицал:
«Так! Божественный, вещали,

Дар, всему полезный миру!
Дар добротам сей венец!
Кто приемлет с ним порфиру,
Будет подданным Отец!»

«Он Монархам образец»

Мальчика по повелению императрицы Екатерины II назвали Александром. Двор (малый) цесаревича Павла Петровича располагался в Гатчине, в сорока верстах от Петербурга. Вскоре после рождения, ребенка привезли к бабушке в Зимний дворец. Крещение Великого князя прошло в Большой церкви Зимнего дворца. О. Иоанн Панфилов, духовник Екатерины II, приобщил новорожденного святых Тайн. Крестной матерью стала сама импе­ратрица, восприемниками от купели римский император Иосиф и прусский король Фридрих. Имя младенца в ближайшем соотнесении находилось с име­нем Св. Благоверного князя Александра Невского.

Для первоначального ухода и надзора за ребенком была приставлена генеральша Софья Ивановна Бенкендорф. Она следила за его ежедневной жизнью до 6-летнего возраста.

Комната Александра была обширной и светлой. Кроватка младенца стоя­ла в центре, замкнутая пространством занавесей и балдахином, рядом стоя­ла кровать кормилицы, которой была жена молодого садовника из Царского Села. Много внимания уделяется состоянию воздуха. Комната ежедневно проветривается во время уборки. Температура поддерживается около 14-15 градусов. Летом ребенка выносят на улицу, сажают на траву или песок. Еще более привольной была летняя жизнь в Царском Селе с большим парком, прудами, гротами, беседками. На гра­нице между Царским Селом и Павловском Екатерина устроила особую «Александрову дачу» для любимого внука с красивым садом и домом, напоминавшим ему бабуш­кину «Сказку о царевиче Хлоре».

­тельное описание первых лет жизни Александра оставила ба­бушка-императрица. Многочис­ленные свидетельства этого сох­ранились в письмах к её париж­скому корреспонденту барону М. Гримму. Их переписка продол­жалась многие годы, начиная с 1773 и до конца жизни Екатерины II. Все, о чем она пространно писа­ла, быстро становилось известным в литературных и философских салонах Парижа, принося русскому императорскому двору известность и популяр­ность. Могла ли Екатерина упустить такую прекрасную возможность опове­стить мир о достоинствах будущего русского императора, а заодно между строк и о собственных педагогических дарованиях.

В первом сообщении Гримму о рождении внука-первенца после выраже­ний своих радостных чувств, Екатерина впадает в элегически-философский тон: «Но, Боже мой, что выйдет из мальчугана? Я утешаю себя тем, что имя оказывает влияние на того, кто его носит; а это имя знаменито!... жаль, что волшебницы вышли из моды; они одаряли ребенка, чем хотели; я бы поднес­ла им богатые дары и шепнула бы им на ухо: сударыни, естественности, боль­ше естественности, а уже опытность доделает почти остальное». В этих немногих словах, как всегда у Екатерины II, сосредоточено много собственных смыслов: о подтексте имени Александр (Александр Македонский), ирония по поводу пошлости современных представлений («его носили матадоры»), желание для ребенка естественности (целая педагогическая концепция) и, наконец, указание на необходимость опытности для его наставников (нельзя не узнать, что эту опытность воплощает она сама).

Одним из непреложных воспитательных принципов того времени было здоровое телесное развитие ребенка в условиях близости к природе. В пись­ме Гриму Екатерина пишет об этой стороне развития наследника: «Маленькая кровать господина Александра, так как он не знает ни люльки, ни укачивания,-железная, без полога, он спит на кожаном матрасе, покрытом простынею, у него есть подушечка и легкое английское одеяло. С самого рождения его при­учили к ежедневному обмыванию в ванне, ежели он здоров; как только вес­ною воздух сделался сносным, то сняли чепчик с головы Александра и вынес­ли его на воздух, приучили его сидеть на траве и на песке безразлично и даже спать тут несколько часов в хорошую погоду в тени. Он не знает и не терпит на ножках чулок, и на него не надевают ничего такого, что могло бы малей­шее стеснить его в какой-нибудь части тела... Он не знает простуды, он полон, велик, здоров и очень весел». (Письма Екатерины II к барону Гриму: Сб. Русского Исторического общества. -Т. 23)

Венценосная бабушка в мельчайших подробностях планировала свои предстоящие педагогические задачи. Она постоянно раздумывала над ними и её замыслы были скорее экспериментальными, во всяком случае для России, где до этого никаких решительных новшеств в воспитание наследника престо­ла не вводилось, за исключением может быть Петра Великого с его плана­ми учения царевича Алексея. «Что касается воспитания будущего венценос­ца, - писала она Гримму,- когда внуку было два года,- я намерена держаться неизменно одного плана и вести это дело по возможности... теперь ухажи­вают за его телом... После семи лет мы пойдем дальше, но я буду очень заботиться, чтобы из него не сделали хорошенькой куклы, потому что не люблю их».

«У меня только две цели в виду: одна - раскрыть ум для внешних впе­чатлений, другая - возвысить душу, образуя сердце». Впоследствии В. А. Жу­ковский в Плане воспитания царевича Александра Николаевича, несомненно, отталкивался в своих идеях от нее.

­лась не только бабушка. Он имел пре­красную наружность, был веселый, живой, любознательный, ласковый и отзывчивый на чужое горе и страдание. Отличался хорошим умственным раз­витием и запасом знаний, превосходя­щим его возраст и приобретенным с интересом и любознательностью.

Весной 1779 года родился брат Константин, которого тоже взяли к бабушке и он со временем стал постоянным товарищем старшего брата по учению и воспитанию, как у бабушки-императрицы, так и у учителей и настав­ников. Екатерина много времени уделяет внукам и подолгу занимается с ними играми. Обычно их приводили к ней утром после 10 часов и они оставались до обеденного времени и часов до 3-х после обеда.

С рождения первенцев в семье Великого князя Павла Петровича и его супруги Марии Федоровны - Александра и Константина, Екатерина II разлучила их с родителями и взяла под свое воспитание. Впоследствии объясняла свой поступок просто: «Дети ваши принадлежат вам, но в то же время при­надлежат и мне, принадлежат и государству. С самого раннего детства их я поставила себе в обязанность и удовольствие окружать их нежнейшими забо­тами». (Шильдер Н. Император Павел Первый, СПб., 1901, с. 201; Р. С. 1898, т. 93, с. 247). Она была убеждена в том, что отец и мать будут плохими вос­питателями, что было, как показала дальнейшая история жизни большой семьи Павла Петровича представлением ошибочным, но, главное ее старание и умысел были в том, чтобы самой воспитать наследника, самой управлять его поступками. Предусмотрительная императрица, видимо, предполагала в будущем и возможность такого стечения обстоятельств, при которых она могла бы передать власть из своих рук в руки внука.

Павел и Мария Федоровна были намеренно поставлены в такие условия, что не могли видеть своих старших сыновей, безотлучно находившихся под присмотром бабушки, в действительности почти официально были отлучены сначала от Александра, затем и от Константина. Осложняло возможность свиданий с детьми и то, что императрица поселила родителей на постоянное жительство в Гатчине, расположенной в 40 верстах от Царского Села. В последние годы ее жизни Александр и Константин не встречались с родите­лями по нескольку месяцев. Сами они были детьми и не имели прав на собст­венные желания и потому не могли проявить инициативу, а Павлу, чтобы уви­деться с ними требовалось получить разрешение у воспитателя Великих кня­зей Н. И. Салтыкова. Бывало, что отец не видел сыновей в течение целого года.

В одном из ранних писем Гримму Екатерина пишет о том, что она с боль­шим интересом читает книгу последовательницы Руссо госпожи д. Эпине «Conversation d Emilie»: «He могу оторваться от этого чтения. Когда прочту эту книгу, то непременно велю ее перевести на русский язык. Это не только пре­красная, но и чрезвычайно полезная книга для всех, интересующихся воспи­танием». В следующих письмах Екатерина сообщает о получении статьи о школах, статьи Дидро об образовании, статьи барона Дальберга о немецких школах и о множестве других, имеющихся у нее материалов о школах, гимна­зиях и университетах.

«Вот два месяца, как я, между делом, зани­маясь законодательными трудами, для развлечения составляю маленькую азбуку с нравоучениями для Александра... В азбуке много картинок» и указы­вает на влияние прекрасной книги д'Эпине. Под этим влиянием на третьем году жизни старшего внука Екатерина II начинает подготавливать для его чте­ния книгу назидательных текстов, которую она назвала «Бабушкиной азбу­кой». В обозначаемом ею смысле эта книга не была азбукой, жанр которой к этому времени уже сложился в русской педагогике. Наиболее ранняя извест­ная русская «Азбука» относится к 1574 году, автором которой является Иван Федоров. В течение XVI-XVII веков было издано не менее десяти Азбук раз­личных авторов. Одновременно шел процесс постепенной замены названия Азбука на Букварь.

Обозначение этой книги, как Азбуки, условно. В другом месте автор называет ее Букварем. И то, и другое названия не соответствуют ее содержа­нию, за исключением метафорического смысла, который можно придать книге, толкующей не об азбуке, не о буквах и алфавите, а об азбучных, самых первоначальных и распространенных истинах. Это название следует понимать как собрание нравоучительных текстов, целостное употребление которой состоит и заключает в себе задачу нравственного развития ребенка на приме­рах общеупотребительных нравственных истин. В письме к Гримму она поясняет цель и задачи своего замысла: «Несмотря на занятость законотвор­чеством, я для своего удовольствия решила составить для господина Александра маленький букварь, он, право, недурен. Все, кто видел его, отзы­ваются очень хорошо... Нанизывая правила, одно за другим, как бусинки на ниточку, мы узнаем самые разные вещи; я преследую этим две вещи: расши­рить кругозор впечатлениями от разных предметов и возвысить душу, форми­руя характер».

2 февраля 1780 года Екатерина II в письме Гримму сообщает, что посте­пенно («яблоко, пока не созрело, никуда не годится») подготовляет условия к установлению правил и принципов низкого, среднего и высшего образования. Просит прислать несколько экземпляров книги д'Эпине, замечая, что благо­даря этой прекрасной книге, она заслужила доброе расположение ее малень­кого друга Александра, которому было в это время три года.

«Бабушкина азбука», бывшая в действительности хрестоматией простых и понятных для маленького ребенка назидательных поучений, служила пре­имущественно задачам воспитания, поскольку обучающего элемента в нем было мало. Познавательные сведения о природе, животном и растительном мире, исторические об Отечестве, географии мира и родной страны в ней не представлены вовсе или очень скудно. Не проводя последовательного тема­тического распределения всего материала по отдельным разделам, Екатерина помещает тексты рассказов словно бы хаотично, предупреждая этим возмож­ную монотонность повествования и утрату интереса к чтению. В подборе текс­тов и их расположении всё же существует своя внутренняя система, ограничивающая выбор материала по неназванным впрямую разделам. Эти разделы суть Бог, человек, учение, родители, добро, справедливость, сердце, свойства личности, здравые житейские представления, совесть, власть и закон, моральные качества, образ жизни и распорядок дня, фактические све­дения об окружающем.

Выбор тем характеризуют личность и мировоззрение Екатерины II гораз­до красноречивее, чем высказывания, характер которых часто определялись политикой, желанием нравиться своей и европейской публике и друзьям-философам. Так, следуя заветам своего рационалистического века, она, хотя и начинает Азбуку со слова Бог, но помещает в ней всего четыре кратких наставления: 1. Перед Богом все люди равны; 49. Един Бог совершенен; 77. Не всякому Бог дает великодушие и крепость; завершает же эту важнейшую для развития ума и сердца человека тему пунктом 78, в котором откровенно и недвусмысленно утверждает: «Пословица говорит: на Бога надейся, но сам не оплошай».

­суждений было понятие - человек. «Человек! Спознай человека в человеке», - призывает Азбука. Истинное понимание сущности человека, его долга перед Богом и людьми, перед самим собой, то, в чем он видит значение и смысл существования - философам казалось, что достаточно правильно разрешить эти вопросы и наступит торжество разумно устроенной общественной жизни, одинаково справедливой ко всем.

«Сделай добро, дабы делать добро, а не ради того, чтобы приобресть похвалу или благодарность», - утверждает составительница «Бабушкиной азбуки».

­данными. «Кто людей достойных от себя отдаляет, тот сам себе худо творит: они останутся с природными качествами, но он останется без достойных людей».

Характерно для умонастроения автора «Бабушкиной азбуки», что в ней нет упоминания Святого Благоверного князя Александра Невского, небесного заступника ее старшего внука, но есть целых шесть рассказов об Александре Македонском. В первом из них, самом значительном по объему во всей Азбуке, подробно описывается его наружность, достоинства характера, его раннее развитие, трудолюбие, интерес к музыке, любовь к наукам, внимание к знатнейшим ученым и художникам, потребность благотворения. Такой текст без прямолинейного назидания призывает читателя ставить этого великого человека в пример себе. «Александр, любя науки и научась от младости, наи­паче как владеть самим собою, по мнению многих, трудолюбием, красноречи­ем, великодушием, воздержанием, остроумием, бодростью духа и неустраши­мостью приобрел не менее успеха, нежели силою и орудием одними ожидать можно было» (п. 75). Подражатели Александра Македонского могли перенять его привычки и повадки, но не могли достичь подобной славы, потому что не обладали качествами его характера и личности. Он желал иметь рядом с собой героев равных себе; его благородная душа не знала зависти, и, как утверждал философ Диоген, он был благ в помыслах и поступках.

Александр Македонский - единственный героический персонаж Азбуки, чей образ идеального государя представлен Екатериной II в такой полноте, которая дает ясное представление о ее цели привести исторический пример великой личности, достойной подражания будущего русского императора.

«Александр Македонский говаривал: то дело царское добро творить и злоречие терпеть» (п. 211).

Вновь ставшее революционным слово гражданин не имело для России XVIII века никакого значения, поскольку его не было ни в обиходе, ни во власт­ных установлениях. Екатерина, не принимая это во внимание, часто пользу­ется им для выражения взаимоотношений человека с властью и законом так свободно, словно каждый человек в России подобен гражданам древних Афин и Спарты.

«Бабушкина азбука», которую Екатерина II называла азбукою Александра, стала основой для создания Русской азбуки для всех. Из нее были извлече­ны те рассказы, которые по ее мысли удовлетворяли интересам всех сосло­вий. В две недели разошлось 20. 000 экземпляров. «Эта азбука,- пишет она,-будет акушеркою всех будущих наших умных голов». Эта учебная книга для всех под заглавием «Российская азбука для обучения юношества чтению, напечатанная для общественных школ по Высочайшему повелению» была издана в 1781 году в Петербурге еще до напечатания, как называла ее Екатерина II «Большой азбуки Александра».

Весь период приготовительного домашнего развития великие князья Александр и Константин провели под неусыпным надзором и при самом непо­средственном участии бабушки. Как их отцу бабушка Елизавета Петровна была ближе и роднее матери, так и этих царевичей не согревало материнское сердце. Мария Федоровна была суха, холодна, привержена к соблюдению пунктуального этикета, собственная жизнь занимала её значительно острее, чем жизнь первенцев, поэтому Кабинет бабушки-императрицы был любимым местом занятий и игр её детей. Только позднее Мария Федоровна перемени­лась, и в первую очередь в своих отношениях к младшим своим детям, хотя и по отношению к старшим стала более внимательной и, особенно требова­тельной к их образованию и воспитанию.

Екатерина безусловно обладала педагогическим даром, а в отношении к внукам этот дар проявился наиболее ярко. Привычка представлять себе, что каждый человек может быть наставником и хорошим воспитателем, в том числе и каждый родитель, одно из самых распространенных заблуждений. Не только среди тех, кто воспитывает чужих детей, но и среди большинства родителей, людей обладающих таким талантом мало. Необходима какая-то особенная чуткость к запросам чужой жизни, способность терпеливо перено­сить лень, шалости, неорганизованность натуры, быть настойчивым в дости­жении цели, обходясь при этом без грубого принуждения и деспотизма, кото­рые не только подавляют природную любознательность ребенка, но способ­ствуют возникновению устойчивого внутреннего предубеждения против наставника, которое даже будучи умело и тонко скрываемым, ставит в обще­нии ребенка со своим учителем непреодолимые внутренние преграды. Людей, способных отставить в сторону свои эгоистические порывы и не соревновать­ся с ребенком в неразрешимом споре, кто из них двоих умнее, сильнее, у кого право повелевать и принуждать, и можно называть педагогическими таланта­ми. Сполна ими обладала Екатерина Великая. Внуки любили играть с ней, беседовать, учиться вместе с ней, сполна проявляли свою любознательность и живость характеров. С раннего детства она приучала их часами рассматри­вать картинки, слушать её рассказы об изображенных в них странах и наро­дах, о жизни природы, животных и растениях. Загадочный предмет приобре­тал интересное толкование и занимал в уме и душе ребенка прочное место. «Намедни господин Александр начал с ковра моей комнаты и довел мысль свою по прямой линии до фигуры Земли, так что я принуждена была послать в Эрмитажную библиотеку за глобусом. Но когда он его получил, то принялся усердно путешествовать по земному шару и через полчаса знал почти столь­ко же, сколько покойный г. Вагнер пережевывал со мною в продолжение нескольких лет. Теперь мы за арифметикой и не принимаем на веру, что дважды два четыре, если мы сами их не посчитали. Я еще не видела мальчу­гана, который бы так любил расспрашивать, так был бы любопытен, жаден до знания, как этот. Он очень хорошо понимает по-немецки и еще более по-французски и по-английски; кроме того, он болтает как попугай, любит рас­сказывать, вести разговор, а если ему начну рассказывать, то весь обраща­ется в слух и внимание», - писала Екатерина Гримму. Конечно, и само по себе важно, что будущий император Александр I, в детстве обладал замечательны­ми способностями. Как и у всех детей, эти способности были суть ещё необработанный дар природы. Требовалось мудрое и терпеливое внешнее вмешательство, чтобы этот дар не пропал, не протек между пальцами. Екатерина II как нельзя более подходила к роли умной, рассудительной наставницы.

массы в России в последние десятилетия, братьев начали учить чтению и письму. Умственное их развитие опережало формирование навыков чтения и письма, поэтому эти процессы шли интенсивно и легко. У них развивали уме­ние письменно сообщать свои мысли и просьбы. Для этого они писали раз­личные записки своим наставникам, письма родителям.

В 1873 году умерла главная надзирательница великих князей С. И. Бенкендорф. Это событие невольно подтолкнуло к тому, чтобы перевести Александра и Константина из женских в мужские руки. 4 сентября 1783 года Екатерина II пишет Н. И. Салтыкову, находившемуся за границей: «Николай Иванович, вы меня всекрайнейше одолжите, буде немешкав возвратитесь сюда. Внуки мои лишились призрения кончиною Софьи Ивановны Бенкендорфши. Время приспело отнять от них женский надзор». Это про­изошло, когда старшему внуку было семь лет, а младшему не было и пяти.

В связи с этими обстоятельствами Екатерина II в согласии с родителя­ми, назначает главным воспитателем великих князей генерал-адъютанта Н. И. Салтыкова, бывшего до этого гофмейстером малого двора цесаревича Павла Петровича, который высоко ценил его. Это чуть ли не первый пример, когда императрица решила поступить, посоветовавшись с родителями. Выбор Н. И. Салтыкова должен был привести и к некоторому сближению между малым и большим дворами императорской семьи, между сыном и матерью, поскольку граф будучи благоразумным и рассудительным, принятым в обоих кругах, становился тем самым примиряющим их посредником.

Екатерина II не опасалась за свой авторитет и главенство в вопросах вос­питания внуков ни со стороны их родителей, ни со стороны лиц, приставлен­ных к этим обязанностям. Объясняя свой выбор Главного воспитателя его испытанными качествами, она не упускает возможности и необходимости особо подчеркнуть: «Уверены мы, что Вы, соединяя в себе сии качества, рев­ность Вашу к добру и испытанную Вашу честность, употребите во служении, в котором по великой его важности будете руководимы единственно нами во всех случаях».

Педагогические взгляды Екатерины II.

­тет педагогов-мыслителей, составивших в теории новую эпоху. Если в Англии уже начинался революционный буржуазный миропорядок, то Франция пред­ставляла собой конец блестящего периода господства аристократии и связан­ного с этим расцвета наук и искусств. Несмотря на разность условий, именно во Франции и Англии сложился новый взгляд на задачи и цели воспитания человека, ставший руководством на все восемнадцатое столетие.

Наибольшими педагогическими авторитетами XVIII века были английский и французский философы и просветители Джон Локк (1632-1704) и Жан-Жак Руссо (1712-1778). В их творчестве педагогика перерастает из жанра благоразумных советов в научную теорию, имеющую в своей основе фило­софскую систему и целостное представление о развитии человека. Фенелон с его для многих читателей настольной педагогической поэмой «Телемак» и книгой «Мысли о воспитании девиц» уходит в историю. Наступление эпохи рационалистического мышления влечет за собой полное изменение взглядов на задачи воспитания и образования. У Дж. Локка будущий человек предста­ет в образе английского джентльмена, превратившегося из чопорного аристо­крата в практического работника, конечно, высшей социальной иерархии. Его украшают хорошие манеры, безупречная нравственность, крепкое здоровье, знания, полезные для общественной жизни и производства. Екатерину II в силу особенностей личности вдохновляли идеи основного педагогического сочинения Дж. Локка «Мысли о воспитании» в большей степени, чем про­изведения Руссо, с которыми она тоже была хорошо знакома. В этом сказы­вался не только ее природный темперамент и немецкое здравомыслие, но скорее чутье на необходимость перемены представления о задачах воспита­ния и образования для нужд нового времени.

В науке и искусстве содержание научного труда, педагогического сочи­нения, романа, симфонии, картины обусловлены личностью автора, но одно­временно и неким состоянием умов, всеобщим чувством ожидания чего-то хотя и неясного, но в общих чертах определенного. Гораздо свободней автор в выборе формы произведения. Дж. Локк последовательно излагает свою педагогическую систему в коротких главках, обозначая их конкретными назва­ниями: «Физическое здоровье», «Тепло», «Постель», «Пища», «Побои», «Награды», «Щедрость», «Жалоба», «Бухгалтерия» и т. д. Общая идея стано­вится понятной уже по чтении первого параграфа его сочинения, в котором он пишет: «Здоровый дух в здоровом теле - вот краткое, но полное описание счастливого состояния в этом мире. Кто обладает и тем и другим, тому оста­ется желать немногого; а кто лишен хотя б одного, того лишь мало может компенсировать, что бы то ни было иное. Счастье или несчастье человека, большей частью, является делом его собственных рук. Тот, чей дух - неразум­ный руководитель, никогда не найдет правильного пути; а тот, у кого тело нездоровое и слабое, никогда не будет в состоянии продвигаться вперед по этому пути. Правда, есть люди, обладающие столь крепкой и столь хорошо от природы слаженной конституцией - как физической, так и духовной, - что они нуждаются лишь в небольшой помощи со стороны других, что одна сила их природной одаренности, от самой колыбели, влечет их к прекрасному, что благодаря преимуществу их счастливой природной организации они способны делать чудеса. Но примеры такого рода немногочисленны, и можно, мне думается, сказать, что девять десятых тех людей, с которыми мы встречаем­ся, являются тем, что они есть - добрыми или злыми, полезными или беспо­лезными - благодаря своему воспитанию. Именно оно и создает большие раз­личия между людьми. Незначительные или почти незаметные впечатления, производимые на нашу нежную организацию в детстве, имеют очень важные и длительные последствия: здесь имеет место то самое, что у истоков неко­торых рек, где небольшое усилие может отвести податливые воды в русла, которые заставят их течь почти в противоположных направлениях; благодаря этому слабому воздействию, которое оказано на них у самых истоков, движе­ние вод получает различные направления, и они в конце концов достигают весьма отдаленных и далеко отстоящих друг от друга мест». (Дж. Локк. Педагогические сочинения. М., 1939, с. 72). По этому отрывку можно заклю­чить не только в целом о характере и содержании педагогических взглядов Дж. Локка, но и о стиле его рассуждений - рациональном, близком к понима­нию естественных законов развития ребенка, максимально приближенном к реальности и чуждом выспренных идеально-духовных деклараций.

В течение 70-80-х годов XVIII века Екатерина II постоянно обдумывала планы организации некоей системы образования народа. Она понимала важ­ность для России этого дела, но долгое время не имела ясного представле­ния, какой она должна быть. Она внимательно знакомилась с учеными книга­ми, проектами философов, накапливала в своем столе различные материалы по школьному и домашнему образованию Ко времени рождения первого внука с большинством современных педагогических идей она была хорошо знакома. Она изучает состояние школьного образования в Европе и принимает ряд законодательных мер, впервые в истории России создавших основу организа­ции систематического образования народа. Наиболее полно эти вопросы нашли отражение в работе Комиссии о составлении нового Уложения, депу­таты которой привезли наказы всех тех учреждений, которые направили их в эту Комиссию. В результате к концу 70-х годов в умах и на практике все было подготовлено к принятию Училищного устава и открытию общенародных учи­лищ.

Предварительный период интереса к вопросам воспитания, чтение и обдумывание различных педагогических идей привели к тому, что Екатерина занималась практическим воспитанием внука, сочинением Наставления его воспитателям, подбором материалов к «Бабушкиной азбуке» и русской исто­рии будучи всесторонне подготовленной к этим занятиям, поэтому было бы справедпиво назвать ее первым в России ученым-педагогом. Основным вдох­новителем ее была европейская педагогическая мысль, которая была сосре­доточена в Англии, Франции и Германии, прежде всего, творчество Джона Локка и Жан-Жака Руссо.

­ства по воспитанию внуков, потому что в отличие от родителей будущих наследников престола, имела твердые педагогические взгляды, основанием которых была врожденная немецкая рациональность, подкрепленная внима­тельным чтением современных философов, которые в ту пору в своих заня­тиях сочетали философию с педагогикой, считая ее практическим воплоще­нием первой. Таковыми были Локк, Монтескье, Даламбер, Дидро, Вольтер, Руссо и др. европейские умы, к тому же и весьма модные, что редко бывало с философами. Ее педагогические увлечения совпадали и с политическими намерениями. Не проявлявшая особенного внимания и заботы об образовании сына-наследника, с рождением внука она преисполнилась рвения и усердия в отношении его развития. Возможно, это происходило и потому, что не желая предполагать в сыне ближайшей угрозы своей власти, она предпочла бы видеть своим преемником внука, что давало бы ей уверенность в пожизнен­ном царствовании. Если даже подобная мотивация возникала в ней неосо­знанно, как инстинктивное чувство, в котором она сознательно не призналась бы никому, все же это не противоречит ее истинным желаниям. Если Павел со своим сложным характером, известной неприязнью к ее жизни и стилю управления, а главное, будучи олицетворением неопределенной, но настойчи­вой угрозы ее власти, был неприятен, как постоянно довлеющий над ее совестью укор и напоминание бывших и будущих прегрешений, то во внуке она не видела ни той угрозы, ни того укора..

В конце 1777 года сразу по рождении первого внука Екатерина II набра­сывает основные правила воспитания детей, касающиеся их физического раз­вития, требований к закаливанию, одежде, прогулкам. (Сб. РИИО, т. 27, с. 140, Спб., 1880) Эта работа продолжалась до 1784 г., когда окончательно было завершено ее Наставление «приставникам» великих князей. Оно стало итогом ее многолетних педагогических размышлений, чтения произведений педагогически мыслящих философов и философски мыслящих педагогов и стало основой ее устоявшихся представлений об общественных задачах обра­зования.

В марте 1784 года императрица-бабушка закончила свои «Наставления о воспитании Великих князей» и педагогический труд «Записки касательно русской истории» и передала их Н. И. Салтыкову в качестве основного руковод­ства обучением и воспитанием внуков. Педагогам предстояло дать наследни­ку и его младшему брату «знания людей и жизни, благоволение к роду чело­веческому, снисхождение близким, познание вещей, как они должны быть и как они есть на самом деле» (Шильдер Н. К. Император A. I. Его жизнь и царст­вование. Спб., т. 1, с. 32). В день назначения главного воспитателя Екатерина II вручила ему Наставление о принципах образования и воспитания великих князей.

императрица устанавливала: знакомство с Родиной, с преимущественным вниманием к истории, географии.

Наставление Екатерины II состоит из введения, в котором она дает свои предварительные указания к организации этого дела и, в первую очередь, определяет значение лица, которому будет оно поручено: «в главные пристав­ники над воспитанием искали мы особу добронравную, поведения, основанно­го на здравом рассудке и честности, и который с детьми умел бы обходиться приятно и ласково».

­ника. В положении наследников престола должно иметь ввиду две наиваж­нейшие воспитательные задачи: воспитание чувства справедливости и любви к ближнему. Необходимых и не менее важных требований к личности госуда­ря, в особенности самодержавного монарха, может быть выдвинуто много и среди них такие как воспитание любви и верности Отечеству, уважения рели­гиозных чувств, разумного управления государством, равенства всех перед законом и т. д., но, как видим, автор Наставления ограничивается этими двумя задачами, забывая, что справедливость и любовь к крепостному холопу и те же чувства к его господину не уравнивают их положений.

Весь период образования и воспитания Наставление рекомендует разде­лить на три отрезка и соответственно им распределить временные задачи. Эти три отрезка - продолжение младенчества до семи лет, переходный период от младенчества к отрочеству и такой же из отрочества в юность. Как и уДж. Локка, основное содержание Наставления заключается в объяснении требований к физическому, нравственному и умственному воспитанию вели­ких князей и заканчивается особым разделом «Наставление приставникам касательно их поведения с воспитанниками».

Первая часть педагогического плана Екатерины II посвящена задачам физического развития детей и сохранения их здоровья. В кратких главках автор рассуждает об одежде, пище, воздухе, купании, постели и сне, детских забавах и веселости нрава, болезни и лекарствах. В разделе задач нравственного воспитания она выделяет способы расположения детей к добру и добро­детели, о желаниях, послушании, упрямстве, о запретах, лжи и обмане, без­нравственных примерах, смелости и страхе. Не оставляется без внимания важность поведения в обществе, необходимость учтивости, благопристойно­сти, внимания и заботы о внешности.

Во всем, что касается физического развития внука, Екатерина почти дословно повторяет руководства английского философа Дж. Локка. Расположение и устройство постели, температура воздуха в комнате, спосо­бы и средства закаливания, одежда, пища, свобода движения и занятий, раз­витие детской любознательности и закрепление получаемых сведений - все подчинено точным его указаниям. Беря, например, во внимание, как много он говорит о простом хлебе, Екатерина тоже повторяет за ним: «чтобы пища давалась им простая и буде захотят кушать между обедом и ужином, то давать им кусок хлеба». Если Дж. Локк основное значение сознательной педагогики видел в устроении разумной системы физического и умственного развития, то Руссо и его последовательница Северная Семирамида увлека­лись идеалом совершенного человека и человеколюбивого Государя в особен­ности. Культ сердца, равенства, романтических сердечных созерцаний превос­ходил все мыслимые и немыслимые формы пренебрежения реальной дей­ствительностью и потому не могли быть выполнимой задачей. В требованиях к нравственному воспитанию ставились более достижимые цели: воспитывать чувства человеколюбия и сострадания, искренние отношения к религии и церкви, учить дисциплине и повиновению: «да будет то, что бабушка приказа­ла, непрекословно исполнено, что запретила - того отнюдь не делать и чтобы казалось детям столько же трудным нарушить то, сколько переменить погоду по их хотению»; «чего повелительным голосом будут требовать - того не давать»; «отучать от страха и приучать к учтивости».

Два старших внука императрицы с самого начала их систематического образования обучались вместе, хотя между ними была разница без малого в два года. Совместное учение для Александра было полезным. Он всегда выиг­рывал в сравнении с братом и этот выигрыш был естественно обусловлен его старшинством и большей подготовленностью к задачам учения. Младший всегда проигрывал и, очень быстро осознав неравность возможностей, утра­тил всякую охоту к занятиям и до их окончания не выучился ни хорошо читать, ни грамотно писать. Своим невероятным упрямством он добился возможно­сти совершенно пренебрегать своим образованием и гордился тем, что он полный невежда. В свое время отсутствие учебных книг по истории натолкну­ло Екатерину II на мысль самой написать такую книгу и она составила «Записки касательно Российской истории», раннем периоде русской истории, ставшие учебным руководством по этому предмету. Этими сочинениями Екатерина II устанавливала определенные принципы и задачи воспитания вну­ков, подводила под них теоретическое обоснование, проникнутое духом романтической педагогики сердца и разума, но обращены они были не к ним самим, а к их взрослым воспитателям и учителям. Она чувствовала, что кроме этих установочных указаний требуются пособия, которые можно было бы использовать непосредственно в общении с детьми. Для этого она и напи­сала первую книгу для детского чтения «Бабушкина азбука» и «Сказку о царе­виче Хлоре».

«... от одиннадцати до пятнадцати лет употреблять по нескольку часов в день для познания России во всех ее частях. Сие знание столь важно для их высочеств и для самой Империи, что оно должно быть главнейшею частью знания для детей; прочие знания лишь по применению к оному предлагать надлежит»... Здесь же она советует основательно знако­мить великих князей с русскими пословицами, как выражениями, излагавши­ми в концентрированной форме дух и традиции русской народности. Императрица-бабушка как автор обширного плана воспитания старших внуков никогда не имела в мыслях намерения развивать их жизненный опыт наблю­дением над действительностью, так низко расположенной в отношении к воз­вышенным и благородным идеям ее педагогики, имевшей один существенный недостаток - быть оторванными от реальности. При таком воспитании неизбежна драма несбывшихся мечтаний, не исполненных планов и в целом неудавшейся жизни.

Как ни велико внимание автора Наставления к воспитанию великих кня­зей, ей нельзя обойтись без, хотя бы и самых общих рассуждений о задачах учения. Она не пытается определить конкретное содержание образования, считая достаточным и более важным оговорить цели изучения истории, гео­графии, математики, языков и пр. В тех или иных формах, открыто или под­спудно ею постоянно проводится мысль: «К учению детей не принуждать и за оное их не бранить». Из любви к внукам, или в противовес еще недавно гос­подствовавшей схоластике, она предпочитает забыть истину, что корень учения горек и, что учение, как прообраз жизни и судьбы, требует труда, терпе­ния и воли и постепенно формирует у ребенка качества, без которых невоз­можна никакая серьезная деятельность.

Самостоятельный раздел Наставления регламентирует отношения наставников с воспитанниками. Подчеркивается их полная подчиненность генералу Салтыкову и, конечно, самой императрице, кроме которых никто не имел права мешаться в дела. О качествах наставников Екатерина отмечает, что от них требуется: осторожность, воздержание, умеренность, любовь неж­ная к детям, здравый рассудок, учтивость и добрая воля. Вслед за этим импе­ратрица пространно перечисляет всевозможные обстоятельства взаимных отношений наставников с воспитанниками и, главное, ни в каких обстоятель­ствах не усматривает возможности предпочтения их эгоистических интересов из-за их высокого происхождения. Мерилом отношений утверждается спра­ведливость и нравственная польза: «В споре и разговорах приставники имеют при детях воздерживаться от горячности, неучтивости, упрямства и иных при­страстных слов, движений и мнений. С детьми же говорить и рассуждать с точностью, простотою, правдою и чистосердечием».

Следуя педагогическому принципу единства требований к воспитанни­кам, Екатерина II особо подчеркивает необходимость единодушия воспитате­лей во всех случаях отношений с детьми: «не единый из них не раздирал того, что другие сшивают, и не хвалил при детях и при оных, что другие хулят, либо хулить то, что другие хвалят» (Сб. РИИО, т. 27, с. 391-330, Спб., 1880).

Наставники и учителя Александра Павловича

­ный, участник Семилетней войны, не обладавший никакими выдающимися способностями, он привнес в классные комнаты великих князей дух несо­мненной преданности и служения своему долгу. Впоследствии стал генерал-фельдмаршалом, Президентом военной коллегии, в последние годы жизни был Председателем Государственного совета и Комитета министров. Один саксонский дипломат писал о нем: «Фельдмаршал Салтыков не более как эгоист, стремившийся обогатиться и доставить своим детям выгодные и почетные места. Поэтому он пользуется в обществе ограниченным уважени­ем» (Державный сфинкс. М., 1999, с. 528). Сама Екатерина II была другого мнения о главном воспитателе внуков. В письме к нему она выражала полное одобрение его деятельности: «Божьей помощью воспитание любезного внука нашего великого князя Александра Павловича по правилам от нас предначер­танным, и под собственным нашим смотрением, имело успех вожделенный» (Р. ар. 1866, т. 2, с. 538-539). Помощником Салтыкова был назначен генерал-майор Протасов Александр Яковлевич. Помощником воспитателя великого князя Александра был барон Будберг А. Я. Через год после назначения Н. И. Салтыкова великим князьям в качестве учителя французского языка был представлен швейцарский гражданин Фридрих Цезарь Лагарп (1754-1838), остававшийся при них в 1783-1795 гг. Он занимался с великими князьями сначала французским языком, позже географией, историей, математикой и стал их главным воспитателем. Лагарп оказался на русской службе благода­ря рекомендации графа Ланского, которого он сопровождал в путешествии по Италии. Екатерина разглядела в нем незаурядный ум и педагогический талант. Его республиканские взгляды не беспокоили ее, напротив в обладании ими, она видела принадлежность к будущему, соответствие духу новой эпохи, которая стояла на пороге. Ее внук, как она полагала, должен будет обладать качествами, а вернее того, фразеологией просвещенного монарха, чтобы окружающие не воспринимали Россию в ее неизменном качестве феодальной самодержавной деспотии.

Приступая к занятиям Лагарп был в трудном положении. Учитель не знал русского языка, а ученики французского и, чтобы устранить это затруднение он придумал занима­тельный метод. Умея рисовать, изображал какой-либо предмет и подписывал под рисунком его назва­ние по-французски. Александр при­писывал русское название и так складывался процесс взаимного обучения.

Энергичный Лагарп, не доволь­ствуясь положением учителя и желая большего влияния на своих воспитанников, изложил и подал Екатерине " 3аписку" своих идеях воспитания и обучения великих князей. Императрица заметила, что Записка молодого педагога является продолжением и развитием основных положений ее Наставления и, конечно, понравилась ей. Помня о том значении, которое Екатерина придавала занятиям русской историей, Лагарп писал: «Будущий правитель должен быть честным человеком и просвещенным гражданином и знать преподаваемые ему предметы настолько, чтобы понимать их настоящую цену и иметь ясное сознание обязанностей, лежащих на монархе, в руках которого счастье и несчастье многих миллионов. А какая же наука может раз­вить гражданское чувство более, нежели история ? Всякий гражданин, желающий приносить пользу своей стране своим участием в делах обще­ственных, обязан изучить историю. Тем более обязанность эта лежит на буду­щем правителе».

После такой блестящей апробации своих педагогических идей, Лагарп становится главным руководителем обучения наследника и преподавателем истории.

­кой, математикой, военным делом. Преподавателями этих предметов были лучшие ученые той эпохи.

Первоначально Лагарп занимался с великими князьями французским языком один раз в неделю, но быстро сумел приохотить их к занятиям и уроки участились; Александр увлекся и уроки сначала стали ежедневными, а потом и по два раза в день.

Лагарп приступил к своим обязанностям одновременно с гр. Салтыковым, осуществлявшим общее руководство учением и воспитанием великих князей.

Салтыков был необходимым элементом связи этих наставников, число которых менялось по временам, между ними и императрицей, сноситься с которой мог преимущественно только он.

­симость.

ее Наставлению. Императрица назначает его воспитателем Великих князей Александра и Константина. В своем проекте образования детей великого князя и наследника Павла Петровича он предполагал начать преподавание с географии, чтобы в первую очередь образовать их знанием местоположения своей страны среди стран остального мира с его природными, экономически­ми, этнографическими особенностями. Следующей, вытекающей из этого, ступенью образования должно быть знание ее истории. Освоение геометрии должно послужить практическому знанию, пользованию принципами соотно­шения и пространственной связи предметов в окружающем мире. Предметом же, призванным объединить единой мыслью и единой идеей все усваиваемые конкретные знания должна была стать философия.

Лагарп ставит перед собой задачу «читать с моими учениками сочине­ния, в которых вопрос о свободе человечества был энергически защищаем людьми замечательными и притом умершими прежде революции. Это уда­лось благодаря речам Демосфена, Плутарху, Тациту, истории Стюартов, посмертные записки Дюкло, я мог исполнить мою задачу, как человек сознававший свои обязательства перед великим народом» (Русский архив, 1866, т. 1).

По традиции учителям и воспитателям наследников вменялась обязан­ность представлять отчеты, главным в которых была характеристика их лич­ностей, психических свойств и особенностей, состояния развития их умов, памяти, способностей, нравственных чувств. Самому учению, направленному на выработку знаний и умений в языках, истории, географии, математике при­давалось хотя и важное, но все же прикладное, второстепенное значение. Главной целью педагогических усилий было развитие хороших качеств, свой­ственных ребенку и попытки искоренить дурные привычки и склонности, успевшие обнаружить себя в их характерах. Особенно почитались не факти­ческие знания, грамотность в языках, беглое чтение, а способность к рассуж­дению и размышлению, умение сосредотачивать внимание на том предмете, который изучается в настоящее время, сознательное принуждение самого себя к труду, на что потребна была способность к волевым усилиям.

В Записке, представленной графу Салтыкову 20 сентября 1786 года, спустя почти три года с начала занятий с великими князьями, Лагарп описы­вает содержание учебных занятий чтением, французским языком, арифмети­кой, географией, историей и геометрией. Среди них чтение и история, наибо­лее сильно влиявшие на чувства и настроения Александра, несомненно зани­мали первенствующее положение. Хотя ему шел всего лишь девятый год, горизонт его умственных интересов был очень широк. Лагарп в своем отчете писал: «Великий князь Александр читал со мной Робинзона, Колумба, Кортеза и Пизарра сочинения Кампе, несколько отрывков из Театральных пьес и Телемака, несколько басней Лафонтена, полтора тома сочинений Миллота и различныя места Корнелия Непота, Плутарха и римской истории Фергюссона» (154). Круг авторов, и, главное, тематика произведений тако­вы, (сравните, что читает современный ребенок соответствующего возраста), что являются действительным средством умственного развития, требуют от ребенка умственных усилий для понимания и освоения, а не плетутся далеко позади уровня его развития, не оказывая никакого серьезного воздействия, а лишь потакая инерции его досужего времяпрепровождения. Чтение и вос­приятие литературных произведений как усилие, как раздражитель, как нечто тянущее за собой - задача истинно и единственно педагогическая. Подводя некоторые итоги учения Александра, Лагарп отмечал, что он удовлетвори­тельно читает, в географии усвоил общие понятия о Земле и ее главных частях, познакомился с Россией, Польшей, Пруссией, Данией, Швецией и Германией, получил основные сведения из истории Греции и Рима.

Отчет Лагарпа Н. И. Салтыкову от 31 марта 1789 г. отмечает о прохож­дении с великими князьями третьего курса географии, изучении древней истории к IV веку до Р. Х. и новой до 1630 г. Подробно описывается, что кроме урочных занятий много времени уделялось самостоятельному чтению. Среди прочитанных произведений «История» аббата Миллота, «Революция в Риме» аббата Верто, отдельные статьи из сочинения Жилье «История Греции», «О возвышении и упадке Римской империи» Фергюссона с учетом историческо­го курса Кондильяка. Сверх того знакомство с отрывками из произведений Геродота, Фукидида, Ксенофонта, Тита Ливия и других древних историков, ораторов Демосфена и Цицерона. Внимание Лагарпа к нравственному объ­яснению и оправданию событий и деятельности великих исторических лиц по его мысли должно было служить к истинному пониманию их исторического значения. Их добродетели или ошибки служили примерами моральных наставлений для тех, кто может быть призван к новым героическим делам. В круге чтения Александра Павловича были произведения И. Г. Кампе - извест­нейшего в то время немецкого педагога, автора обработок художественных и исторических произведений для детей. Помимо «Робинзона Крузо», выдер­жавшего более 300 изданий, широкой известностью пользовалась его книга «Открытие Америки»; он составил целую библиотеку (38 томов) «Произведений для детей и юношества». Выбор Лагарпа был проявлением его знания современной педагогической литературы и науки, поскольку И. Кампе был не только автором занимательных книг для детского чтения, но и педагогом-тео­ретиком, создавшим обширный труд, систематизирующий общие принципы методики учебной и воспитательной работы. Известные нам со времени вос­питания царевича Павла Петровича «Приключения Телемака» и здесь при­знаются полезными.

­дают Записки Главного учителя Ф. Лагарпа графу Н. И. Салтыкову, поданные им 22 декабря 1791 года. В них он характеризует успехи и неудачи великих князей в учебных занятиях французским языком, географией, историей, математикой и словесностью.

В этот период основное внимание в обучении французскому языку Лагарп придавал чтению, правописанию и сочинению. Чтение вслух разнооб­разных исторических, литературных, географических текстов не только разно­образило содержание чтения, расширяло представления, но и естественным образом вводило новую лексику, приучало к беглому, свободному чтению все более расширяющегося круга незнакомых текстов. Кроме того, Лагарп дикто­вал своим ученикам наиболее значительные по содержанию отрывки из текс­тов с целью дать им навыки правописания и новые сведения. Изучению грам­матических правил придавалось второстепенное значение, поскольку овладе­ние навыками чтения и говорения происходило во время практических заня­тий. Либо, как в большинстве случаев, понимание закономерностей языка происходило на основе опыта, либо формулировались самые общие первона­чальные грамматические сведения. Лагарп настойчиво приучал великих кня­зей самостоятельности мышления и умению выражать свои мысли и чувства. Этому служили занятия переводами и сочинения. Письменные отчеты о про­читанных географических и исторических книгах давали возможность наблю­дать за развитием способностей к письменной речи, последовательности изложения, умению выделять главное содержание.

«Их высочества продолжали заниматься по геометрии вопросами выте­кающими из теоремы Пифагора... Г-н вел. князь Александр сделал заметные успехи и показал сообразительность... По истории продолжалось чтение труда Гийе дополняясь Геродотом, Плутархом. Корнелием...» (ГАРФ, Ф. 728. Оп. 1. Д. 347. Л. 4.)

Занятия Лагарпа с великими князьями не всегда радовали его. Из них двоих, только старший проявлял интерес к учению и всего больше к беседам Лагарпа в известном всем республиканском духе, которые настраивали чув­ствительного Александра Павловича к мечтам о введении со временем неко­торых республиканских порядков в России. Духовная связь между учителем и учеником была настоящей и искренней с обеих сторон. Александр во всю свою жизнь оставался благодарным своему учителю и постоянно выражал ему в письмах чувства привязанности и уважения.

Основная заслуга образования и, главное, воспитания Александра Павловича причисляется Лагарпу, несмотря на то, что в окружении великого князя было немало замечательных личностей, чьи педагогические таланты и качества характеров были равны или даже превосходили таланты швейцарца. С лагарповой стороны была сила принципов, авторитета философии, задора республиканских (считай революционных) крайностей. С другой - обаяние простоты и чистосердечия, искренности и преданности, глубокого христиан­ского чувства. Александр несомненно многое перенял у гражданина Лагарпа, но еще больше у другой стороны.

«Записках графа Мориолля» высказывается, что он не обладал первым по значимости талантом любого рядового наставника - терпением, уважением к воспитаннику и тактом. В отличие от его внимательного отноше­ния к великому князю Александру, его младший брат вызывал в Лагарпе дру­гие чувства. Константин со своим неустойчивым и тяжелым характером, а в особенности небрежением учебных занятий, строптивостью и, видимо, отсут­ствием душевного внимания и доверия к своему воспитателю, обижал и раз­дражал того до крайней степени. Не видя к себе хотя бы внешнего почтения, Лагарп впадал в недопустимые отношения, которые впрямую были запреще­ны Наставлением императрицы, требовавшей от наставников любви и терпе­ния с детьми, Он постоянно называл Константина ослом, однажды повесил ему на шею ленту с изображением ослиной головы, такое же изображение висело на стене, напротив того места, где он сидел во время занятий. Что же сделал, наконец, этот мальчик? Однажды он сказал, что согласен, что он осел. Но поскольку осел может произойти только от осла, тогда и его брат, мать и отец, и бабушка императрица тоже ослы, и что он при первой же встре­че расскажет ей об этом. Пришлось напуганному Лагарпу умерить свой пыл. Этот эпизод приводит в своих воспоминаниях французский эмигрант граф де Мориолль со слов великого князя Константина, на службу к которому он поступил в 1810 году и оставался при нем в течение 20 лет. (Записки графа Мориолля. Исторический вестник, 1909, кн. 10, с. 73-104).

­рия и литература), Массон (Массен), бывший директором пансиона в Петербурге преподавал математику, Крафт - физику, Паллас - естествозна­ние и географию, протоиерей А. Самборский закон Божий. Особенное внима­ние уделялось занятиям искусствами; танцами и рисованием, к которым были способны все дети Павла I.

Из практических навыков приобретались умение работать в огороде, слесарные, малярные навыки и пр. Екатерина II как автор плана воспитания старших внуков никогда не имела в мыслях намерения развивать их жизнен­ный опыт наблюдением действительности, так низко расположенной в отно­шении к возвышенным идеям о равенстве и неравенстве, справедливости и заботы о благе подданных, имевшим один существенный недостаток - быть отвлеченными и оторванными от жизни.

Протоиерей Андрей Самборский до назначения его законоучителем великих князей Александра и Константина окончил Киевскую духовную акаде­мию и в течение 14 лет прожил в Англии и долгое время был настоятелем русской православной церкви в Лондоне. Женился на девице Елизавете Филдинг. Находился в окружении цесаревича Павла Петровича во время его путешествия по Западной Европе. Желание Екатерины II видеть его среди учи­телей ее внуков, видимо, согласовывалось и с отношением к нему Павла.

В 1780 году по вызову императрицы он возвратился в Россию и первое время, оставаясь в поле зрения, был назначен священником и настоятелем Софийской церкви в Царском Селе. Как духовник Павла Петровича и его супруги сопровождает их в путешествии по Европе. Важнейший и для него самого в духовно-педагогическом развитии период начинается в 1784 году с назначения на должность Законоучителя и одновременно преподавателя анг­лийского языка к Великим князьям Александру и Константину, а позже и к Великим княжнам Александре, Елене и Марии. В письме к жене, оценивая чрезвычайное значение своих обязанностей, он писал: «Так как настоящая моя должность, имеет важнейшее значение для нашего отечества и, можно сказать, для человечества вообще, то я обязан пройти через самое строгое самоиспытание, чтобы узнать: достоин ли я столь высокой доверенности от такой великой, такой мудрой и предусмотрительной монархини. Всякие мелкие испытания я переносил с твердостью и благодарностью - теперь со все­возможным усердием и бдительностью я должен начать мою священную обя­занность» (Рус. Вестник 1889, кн. 1 с. 262).

из чтения Евангелия. Он отзывался, что великие князья охотно слушали и чита­ли Священное писание и необходимые к нему изъяснения. «Всячески старал­ся я, - пишет он, - дабы их высочества не почитали уроком слово Божие. т. е. не заданием, которое может исполняться равнодушно, по обязанности, а сер­дечным желанием».

А. А. Самборский был мыслителем и религиозным деятелем совсем иного типа, нежели традиционные для православия XVIII века священнослужи­тели. В нем наряду с глубокой внутренней духовной жизнью было мало «внешнего энтузиазма». Он и внешне выглядел мирским человеком. Его реф­лексия, более рассудочная и потому хладнокровная, нежели чувственно-эмо­циональная, отдавала явной европейской рациональностью, но сила, глубина и искренность веры были неоспоримыми. Основанием религиозного сознания он считал единство духовной и практической деятельности человека. В пись­ме к своему воспитаннику Александру, вспоминая годы близкого общения, бесед и прогулок по полям и лугам Павловска и Царского села, писал: «... время было для меня златое и драгоценное... Ваше Величество могли весьма ясно познать мою прямую систему религии евангельской и религии сельской, из которых происходят благонравие, трудолюбие, которыя суть твердое основание народного благоденствия». (Б. ел., 149)

Кроме Закона Божьего Самборский преподавал английский язык. Некоторые современники считали, что он не дал своим ученикам истинного понимания православного вероисповедания. Он не был ортодоксальным про­поведником веры и, возможно поэтому, Александр в юности и позже, будучи уже императором, мало задумывался о духовном значении веры в вопросах жизни. Он прилежно исполнял православные обряды, но его любовь к ним была поверхностной, внешне соответствующей кодексу поведения будущего государя. К Священному писанию он обратился по внутреннему побуждению только в 1812 году.

В конце жизненного пути оценку своего духовного воспитания Александр I дал в беседах с квакерами, побывавшими в России. «Приставленные ко мне дядьки, - говорил он,- имели некоторые добрые качества, но не были верую­щими христианами и потому первоначальное воспитание мое не было соеди­нено с какими-либо глубокими нравственными впечатлениями; сообразно с обычаями нашей греческой церкви, меня приучили формально повторять утром и вечером известные заученные молитвы; но этот обычай, нисколько не удовлетворявший внутренним потребностям моего религиозного чувства, скоро надоел мне. Случалось между тем не раз, что я, ложась спать, живо чувствовал в душе свои грехи и разные нравственные недостатки своего обра­за жизни; возникавшее при этом сердечное раскаяние пробуждало во мне потребность встать с постели и среди ночной тишины броситься на колена, чтобы со слезами просить у Бога прощения и силы для большей бдительно­сти над собой на будущее время. Это сердечное сокрушение продолжалось несколько времени; но мало-по-малу, при отсутствии нравственной поддерж­ки со стороны окружающих лиц, я стал реже и слабее чувствовать в себе эти спасительные движения благодати; вместе с мирской рассеянностью грех стал более и более владычествовать в моей душе. Наконец, в 1812 году Господь снова призвал меня, по любви и милосердию своему, и прежние дви­жения благодати возобновились в сердце моем с новою силою. В это время одно благочестивое лицо посоветовало мне приняться за чтение Св. Писания и дало мне в руки Библию, которой до тех пор, я никогда еще не видал. Я пожирал Библию, находя, что слова ее вливают новый, прежде никогда не испытанный, мир в мое сердце и удовлетворяют жажде души моей. Господь, по благости своей, даровал мне Духом своим разуметь то, что я читал; этому-то внутреннему назиданию и озарению я обязан всеми духовными благами, приобретенными мною при чтении божественного слова, - почему я смотрю на внутреннее озарение или наставление от св. Духа, как на самую твердую опору спасительного богопознания». (Записки квакера Греллэ-де-Мобилье о пребывании в России» Рус. Ст. 1874, т. 9, с. 18-19) «А. А. Самборский, зако­ноучитель имп. Ал. 1. Спб. 1888. Стеллецкий Н. Протоиерей А. А. Самборский. В «Трудах Киевской Духовной Академии» за 1896 г. №10,11,12

­ситет и начал службу в Измайловском полку. Екатерина II предложила ему должность учителя Великих князей в 1786 году. Основное содержание лек­ций Муравьева изложены в его сочинении «Опыт истории, письмен и нравоучения» (1796). Был активным членом Вольного собрания любителей россий­ского слова. 16-летним юношей опубликовал свои первые произведения «Басни в стихах» и «Переводные стихотворения». Как историк был последова­телем и сторонником взглядов Н. М. Карамзина. Это проявилось в его сочине­ниях «Учение истории», «О истории и историках». В литературно-поэтическом творчестве тоже следовал Карамзину как основателю русского сентимента­лизма.

­шая их чувства и отношения к своей будущей деятельности:

- «нет ничего столь блестящего и превосходного, как жребий государя, составляющего блаженство народа своего просвещением, законами, умягче­нием нравов, возвышением сердец и разума»;

- «советы благоразумного и добродетельного друга столь же полезны Государю, сколь вредны внушения подлого и злобного ласкателя»;

«недовольно еще Государю самых блестящих дарований, ежели не при­обрел он любви народа неусыпным попечением о благе оного»;

- «народы достигают истинной славы единственно тогда, как могущество их украсится письменами и просвещением»;

«вольность может существовать только в том народе, который имеет и почитатет законы справедливые и благоразумные»

Как видно, это принципы содружества Государя с его народом - синтез нравоучительных бесед и рассуждений, которые Муравьев постоянно вел с наследниками. (М. Н. Муравьев. Полн. Собр. С. СПб.,1819-1820, т. 1)

само­обладание, склонное к добру сердце, добродетель - те качества личности, которые ведут к благополучию и нравственному удовлетворению. Эти идеи он проводил как в лекциях великим князьям, так и в своем литературном твор­честве. Методы обучения М. Н. Муравьева были просты - в доходчивой, но возвышенной форме давать не столько сведения, сколько развивать пред­ставления о нравоучительном характере тех областей философии, истории и литературы, которые он считал необходимым рассмотреть. Ни в одной из этих отдельно взятых областей он не давал систематических исторических, лите­ратурных или философских сведений. Он обобщал все частные сведения в определенные принципы нравственного характера.

Другой воспитатель, Протасов Александр Яковлевич (1742-1799) начи­нал службу в лейб-гвардии в Преображенском полку. В течение последующих 20 лет занимался разнообразной военной, административной, судебной дея­тельностью. Перед назначением его кавалером-воспитателем Великого князя Александра Павловича был депутатом Комиссии по составлению Нового Уложения, затем Правителем Новгородского наместничества. Помощником Н. И. Салтыкова стал в 1783 году.

Протасов не вел постоянных и подробных записей о учебных занятиях, характере и личности своего воспитанника, но его отрывочные заметки, охва­тывающие период с 1789 по 1794 год, дают много сведений и материала, на основе которых можно заключить, какими умственными и нравственными качествами обладал Александр в 12 летнем возрасте. В своих оценках харак­тера наследника он, в отличие от С. А. Порошина с его записями о Павле Петровиче, более объективен и критичен, характеризуя его не только со сто­роны хороших качеств, но очень часто правдиво и с сокрушенным сердцем пишет о его крупных недостатках, отсутствии трудолюбия, эгоистичности, сла­бости воли и пр.

­теристику Великого князя в совокупности его сильных и слабых сторон: «Сквозь слабости Александра Павловича, примечается великая честность. Он обещал Великой княжне (матери своей - Н. К.) писать, когда мы им недоволь­ны, во время бытия ее высочества за городом; за некоторые его поступки журил его, но как, признавшись в своих слабостях, обещался исправиться, то я его и простил. Не взирая на то, он писал к Великой княжне о том с извине­нием начиная, почитая то за долг и честь, хотя уже и прощен, и что «неис­правности его весьма крушат» - его собственные слова». (Дневные записки А. Я. Протасова о воспитании Великого князя Александра Павловича. Спб., 1880, с. 2). В декабре этого же года автор заметок отмечает: «При ощути­тельном созревании разума, украшается добродетельными свойствами: чест­ность, справедливость и кротость в нем утверждаются; отовсюду слышу похвалы об учтивости, приветливости и снисхождении».(там же. С. 4) Тут же подчеркиваются слабости характера: склонность к передразниванию, лень, кривляние. В сентябре 1792 года после жалоб на характер и привычки Александра Павловича, Протасов замечает, что его воспитанник, «не взирая на частые свои ошибки, приобретает многие пользы, хотя излишнее самолю­бие и упорство в мелочах в нем сильны, однакож дурные привычки проходят;... Замечания мои о его поведении показаться могут противоречущими, если б я не был уверен, что все дети в течение их возраста частым подвер­жены переменам» (там же, с. 5).

­рах и письмах он был примером совершенства: добрый, искренний, с возвы­шенными чувствами, любознательный, справедливый. Более критичный взгляд не мог не заметить в его характере много противоречивого. Записки Протасова отмечают такие черты как непостоянство прилежания, склонность к рассеянию и легкомысленному веселью, к насмешкам над другими, рано укрепившееся самомнение, лукавство и хитрость. Вместе с тем склонность Александра к добросердечности всегда перевешивала его отрицательные качества и он, внимательно относясь к увещеваниям своих наставников, нико­гда не замыкался в каком-либо непреодолимом упрямстве, которому очень часто подвержены подростки.

Массон Шарль Франсуа Филибер (1762-1807), преподававший Александру математику был уроженцем Женевы, детство и юность провел в Швейцарии, жил во Франции и развился в тип европейца-космополита с представлениями о долге человека перед всем миром. В Россию приехал с братом в конце 1786 года. В первое время был преподавателем в артилле-рийско-инженерном кадетском корпусе. Вскоре он был рекомендован Н. И. Салтыкову чиновником в его канцелярию и взят в качестве гувернера-преподавателя к его трем сыновьям. Иногда он сопровождал их к великим князьям, когда они бывали приглашены к ним для совместных занятий, на которые Екатерина II давала согласие. Благодаря этому ему вскоре было пред­ложено заниматься с великими князьями математикой. После женитьбы Александра Павловича Массон был включен в штат великокняжеской четы в должности секретаря. Начавшееся царствование Павла I оказалось для брать­ев роковым, ибо император не любил иностранцев, французов и швейцарцев в особенности. Оба брата были высланы из России.

Физику великим князьям преподавал известный ученый, профессор физики Императорской Академии наук Крафт Логин Юрьевич (1743-1814).

Учителем натуральной истории (естествознания по современной терми­нологии) к великим князьям был определен Паллас Петр-Симон (1741-1811) знаменитый немецкий ученый-энциклопедист. Екатерина II, следуя своему правилу приглашать в Петербургскую Академию наук известных европейских ученых, и ему предложила академическую должность. По приезде в Россию он в конце 60-х годов совершил длительное научное путешествие по Кавказу и Закавказью, по югу России, Крыму. Его научная деятельность более сорока лет протекала в России, где он провел множество значительных научных исследований по зоологии, ботанике, палеонтологии, археологии и др. Огромное число научных наблюдений и данных добыто им в многолетних научных экспедициях. Он основательно изучил природу, быт и традиции России. Более замечательного педагога по натуральной истории трудно пред­положить для великих князей, поскольку широта его научных интересов поз­воляла ему обозревать не отдельные направления естествознания, а обес­печивала целостное и глубокое освещение всей области наук о природе.

Ближайшим следствием разумно устроенного воспитания является тот строй мыслей и чувств, которыми характеризуется личность и, которые опре­деляют все многообразие форм его отношений с окружающим миром. Ум, душевная доброта, чувство справедливости, искренность, возвышенные порывы - несмотря даже на дурные внешние обстоятельства непременно ска­жутся в поведении юноши. Как тщательно ни скрывай человек свое бессерде­чие и лживость - они как в зеркале отразятся на его поступках и отношении к людям. В отрочестве и в первые годы юности характер личности легко распо­знается по выражаемым им взглядам и чувствам, по отношению к близким, по своим идеальным взглядам на мир и людей, отношению к обязанностям, способности к любви и дружеским привязанностям, доверчивости и искренно­сти в выражении своих чувств. Опыт жизни и в особенности дела государст­венного поприща понемногу отрезвляют человека, необходимостью не столь­ко искренности и доверчивости, сколько холодного расчета, здравомыслия и определенной, не изменяющейся ежеминутно линии поведения и того, что называют принципами.

Наследник Александр Павлович в последние годы жизни и правления Екатерины II и недолгого периода царствования отца, оставался именно в таком трепетном юношеском возрасте и оставлял по себе впечатление благо­родной, возвышенной души с гуманными и романтическими взглядами на человеческие отношения, в особенности на обязанности государя. Это тем более удивительно, что Александр и в детстве и позже, вступив в юношеский возраст, не имел сильных привязанностей к своим близким и тем самым был лишен благотворного воздействия близких ему по духу людей. Это был роб­кий и внешне сдержанный мальчик, росший под неусыпным наблюдением бабушки, несомненно любившей его и имевшей на него свои расчеты. Была ли эта любовь благодетельна для него? По-видимому, нет, потому что он рано стал замечать множество странностей личной домашней жизни бабушки, скрываемых тайн, недомолвок, интриг и почувствовал ко всему этому непри­язнь и сохранил это чувство на протяжении всей жизни. Видел он вину бабуш­ки императрицы и в том, что она оторвала его от отца и матери, лишив есте­ственных детских радостей, первейшей из которых является возможность ежечасно чувствовать себя опекаемым, защищенным родительской любовью.

Условия рождения и воспитания лишили его радости общения с родите­лями и, таким образом и с этой стороны, он был лишен привязанностей. Он робел перед отцом, а когда тот стал императором, эта робость сменилась страхом и неуверенностью за свою жизнь и судьбу, чувствами, которые умело раздувались окружением наследника, сея настороженность и недоверие между отцом и сыном.

­сыпающейся мечтой о любви, является потребность дружбы. Так много всего бродит во внутренней жизни, что становится мучительным сохранять это только в себе, не иметь возможности сообщить родственной натуре. Той или иной формы дружеской привязанности жаждет каждый взрослеющий чело­век, и находит ее как соответствующую своим духовным силам и потребно­стям: от самых простых и низменных до ее идеальной формы - дружбы воз­вышенной, окрашенной мыслями и чувствами и благородными понятиями. Частая драма юности - отсутствие рядом преданной души, понимающей и искренне разделяющей твои переживания и стремления. Общественный характер человеческого существования впервые начинает проявляться в дру­жественных союзах. В этом отношении были в жизни Александра несколько светлых периодов, ознаменовавшихся отрадными мгновениями чистой юно­шеской привязанности, которые лучше всего и характеризуют его духовный облик. Прежде всего - это отношение к своему наставнику Цезарю Лагарпу. В продолжение тех лет, покуда Лагарп оставался учителем, великий князь испытывал к нему любовь и уважение. Ему, писал он «обязан всем, что в нем есть хорошего, всем что он знает, а в особенности теми началами правды и справедливости, которые имеет счастье носить в своем сердце, куда внедрил их его наставник». Великий князь сохранил чувства на всю оставшуюся жизнь и уже будучи прославленным императором Александром Благословенным по-прежнему был сердечно близок к нему, что сказалось в их многолетней пере­писке.

после подавления польского восстания и раздела Польши по приказанию Екатерины II были вызваны в Петербург и поступили на русскую службу. Назначенные камер-юнкерами и проводившие все свое время при дворе, эти юноши вскоре сблизились с великими князьями Александром и Константином. Особенно искренние отношения сложились между Адамом Чарторыйским и Александром. В этой юношеской дружбе как нельзя более ярко выразился характер и ум великого князя. Что это была взаимная и рав­ная дружба, хотя и между неравными по положению и будущности юношами, об этом свидетельствуют факты и воспоминания, записки, из которых можно достоверно заключить о том исключительном внимании, которое придава­лось образованию князя Адама. Он полностью соответствовал уровню духов­ного и умственного развития наследника, поэтому дружба двух родственно мыслящих и чувствующих юношей оказалась и длительной и благотворной для них обоих. О великом князе он писал: «Его искренность, его прямота, легкость, с которой он предавался таким мечтаниям, имели свою неотрази­мую прелесть. При том же он был еще так молод, что мог приобрести все то, чего ему не доставало; обстоятельства, необходимость - могли развить спо­собности, не имевшие ни времени, ни случая, чтобы обнаружиться; но его воззрения, его намерения оставались чистым золотом». «Нет сомнения, что когда 19-летний Александр изливал мне под величайшей тайной волнующие его душу сомнения и чувства, которые он от всех скрывал, то он действи­тельно испытывал их и чувствовал потребность с кем-нибудь поделиться ими. Какое иное побуждение могло тогда быть у него? Кого хотел бы он обмануть? Он, очевидно, отдавался влечению своего сердца и доверял мне сокровенные свои мысли».

­сическому искусству, греческому языку, философии, верховой езде, фехто­ванию и танцам. По совпадению как у Александра Павловича Лагарп, так и у князя Адама с 12 лет учителем был француз-республиканец, бывший член французского Национального собрания и Конвента, который преподавал ему математику, историю, литературу и латинский язык. Он рано начинает путе­шествовать по Европе. В Германии встречается с Гердером и Виландом, слу­шает чтение Гете. Через три года отправляется в Англию и посвящает свое время изучению английской конституции и знакомствам с политическими и государственными деятелями.

Сближение Адама Чарторыйского с наследником поддерживается Екатериной II. Она хотела этой личной дружбой с представителем знатной польской аристократии усилить положение будущего императора в польско-российских отношениях. По воцарении Павла I, который напротив, считал влияние князя Адама на Александра нежелательным, его отправляют послом в Сардинское королевство, де факта не существовавшее, откуда он возвраща­ется с воцарением Александра и до 1823-го года становится одним из самых приближенных к императору лиц, одним из немногих его личных друзей. Маленький круг близких Александру лиц составлял негласный совет, на собраниях которого обсуждались проекты предстоящих реформ. Все они постепенно становились крупными государственными чиновниками. Адам Чарторыйский был назначен Министром иностранных дел, попечителем Виленского университета и школ Западного края.

­жал и Е. Ф. Комаровский. Его привезли в Петербург по смерти обоих родите­лей и поместили в пансион. Одновременно по тогдашней традиции он был записан сержантом в Преображенский полк. В пансионе Массона он подру­жился с юношей графом В. П. Кочубеем, родным дядей которого был всесиль­ный граф Безбородко. Здесь началась их дружба, и впоследствии они входи­ли в круг молодых друзей Александра. К этому же юношескому союзу сердец относились граф Павел Строганов, Николай Новосильцов, вошедшие в нача­ле нового царствования в т. н. Негласный комитет.

Наблюдение развития личности Александра делает видимым, что он -ребенок, отрок, юноша - один психический тип, а - император, даже самого первого, юношеского периода царствования - другой. В зрелый период жизни черты его характера разительно переменились, по крайней мере во внешнем поведении. Он сохранил и юношескую честность, и человеколюбие, и чувство справедливости, и благодарности, словом, все лучшие человеческие каче­ства, но все, что прежде лежало на поверхности, ушло вглубь его натуры, оставив на виду выражение рассеянности, скуки, равнодушия, раннего разочарования. Все молодое поколение той эпохи рано «старилось» и Пушкин -самый даровитый выразитель тогдашних настроений в 22-х летнем возрасте меланхолически изрекал:


Я разлюбил свои мечты;

Плоды сердечной пустоты.
Под бурями судьбы жестокой


И жду: придет ли мой конец?

Со всяким ли человеком с наступлением зрелости происходит такая рез­кая, отличительная перемена - вопрос неразрешимый. Встречаются личности, сохраняющие во всю свою жизнь какую-то детскость, живость и неутоми­мость, наивную незрелость и другие, достойные, но «детские» черты, так же, как в иных можно наблюдать противоположное: полное исчезновение изна­чальных психических черт, утрату качеств, которыми они обладали в детстве и юности и приобретение иных, более рассудочных, означающих понимание глубины и сложности той реальной жизни, которая им предстоит.

События, которые сопровождали вступление на престол Александра Павловича, были настолько ужасными, что оставили неизгладимый отпечаток в его душе на всю жизнь. Он не мог винить себя в отцеубийстве, потому что не участвовал в заговоре. Он стал жертвой обстоятельств, которые не мог переменить ни при каком варианте своего поведения. Трагическая коллизия с характером царствования его отца сложилась не по его вине и не по его жела­нию. Она вообще как всякое трагическое событие складывалась словно бы само собой, без вины определенных лиц и без возможности эти трагические события разрешить нравственно и не прибегая к преступлению. Сюжет траге­дии стал складываться в то мгновение, когда впервые выразилась мысль, что правление Павла гибельно для России и его подданных. Как только явилась эта мысль, как только она начала проникать в умы, связывая окружающих страхами и надеждами, так наследник один из первых оказался заложником и жертвой этой мысли. Как должно было ему поступить? Отвечая на этот вопрос, мы осознаем, что наследник был обречен принести нравственную жертву при любом развитии и исходе событий. Кто бы взялся убеждать Павла в гибельности его правления и необходимости переменить характер отношений с окружающим миром и подданными? Кто мог уговорить его мирно пере­дать власть сыну? Оставалось только убийство. Даже заточение по образцу Иоанна Антоновича было немыслимо, поскольку оставляло богатейшие пред­посылки для заговоров и мятежей.

этот план не смогла привести в действие и будто бы передала графу А. А. Безбородко на сохранение (с какой целью?). Безбородко с явной мыслью угодить Павлу передал ему этот план в день смерти Екатерины, когда Павел к вечеру при­был во дворец из Гатчины. Записка была брошена в камин и ее содержание предано забвению. Характерно в этой легенде, во-первых то, что Екатерина не осмелилась сама осуществить свое намерение, понимая какими последствия­ми оно чревато. Во-вторых, план по существу был фантастически нереаль­ным. Власть Александра, без возможности командовать армией, была бы при лучшем развитии событий номинальной, а учитывая характер Павла с его болезненной мнительностью, тщеславием и искренним желанием быть мак­симально полезным (в его понимании!) Отечеству привела бы сначала к двое­властию, а затем к свержению сына и вероятнее всего к его гибели. Александр был молод, робок, безусловно страшился отца и подчинялся ему, был возвышенно романтичным юношей совсем не готовым к такому страшно­му противостоянию. По всем этим причинам случилось то, что и должно было произойти. Павел, наконец, стал русским государем. Его кратковременное царствование казалось гибельным не из-за каких-либо катастрофических для России неудач в международных отношениях. Напротив, как известно, поло­жение России укрепилось настолько, что голос русского императора стал решающим в европейских вопросах. Не происходило ничего чрезвычайного и во внутренних делах. Нужны были бы очень сильные потрясения для того, чтобы всколыхнулась вся толща народной жизни. Главная ошибка Павла состояла в том, что он не окружил себя по примеру прежних русских госуда­рей кругом приближенных людей, к которым его симпатии и милости остава­лись бы неизменными. Вернее он окружал себя, как ему казалось, верными людьми, но они не были таковыми, потому что понимали шаткость своего воз­вышения, которое в любую следующую минуту могло смениться катастрофи­ческим падением в бездну немилости. Страх и неуверенность окружающих расшатывали трон. Никто не мог быть уверенным, что его минует немилость вспыльчивого, непоследовательного императора с его болезненным вообра­жением, ожидающим опасностей со всех сторон. Павел хотя и страшился заговоров, но, видимо, полагал, что его дворцовая политика не даст против­никам возможности сплотиться. События показали, что он ошибался и сам подтолкнул своих врагов к решительным действиям и к той страшной развяз­ке, которая случилась в ночь 11 марта 1801 года.

Письмо цесаревича Александра своему учителю и другу Лагарпу, писан­ное незадолго до убийства Павла, очень хорошо описывает то положение, в котором находился наследник и его душевное состояние. В нем сквозят отчаяние и чувство невозможности что-либо изменить. Он пишет о том, что при Екатерине II велики были различные злоупотребления и они все увеличи­вались с течением времени. «Мой отец по вступлении на престол, захотел преобразовать все решительно. Его первые шаги были блестящи, но после­дующие события не соответствовали им. Все сразу перевернуто вверх дном, и потому беспорядок, господствовавший в делах и без того в слишком силь­ной степени, лишь увеличился еще более.

Военные, почти все свое время теряют исключительно на парадах. Во всем прочем решительно нет никакого строго определенного плана. Сегодня приказывают то, что через месяц будет уже отменено. Доводов никаких не допускается, разве уж тогда, когда все зло совершилось. Наконец, чтобы ска­зать одним словом, благосостояние государства не играет никакой роли в управлении делами: существует только неограниченная власть, которая все творит шиворот на выворот. Невозможно перечислить все те безрассудства, которые совершились здесь; прибавьте к этому строгость, лишенную малей­шей справедливости, не малую долю пристрастия и полнейшую неопытность в делах. Выбор исполнителей основан на фаворитизме; заслуги здесь не при­чем. Одним словом, моя несчастная родина находится в положении не под­дающемся описанию. Хлебопашец обижен, торговля стеснена, свобода и лич­ное благосостояние уничтожены. Вот картина современной России, и судите по ней, насколько должно страдать мое сердце. Я сам, обязанный подчинять­ся всем мелочам военной службы, теряю все свое время на выполнение обя­занностей унтер-офицера, решительно не имея никакой возможности отдать­ся своим научным занятиям, составлявшим мое любимое времяпрепровожде­ние; я сделался теперь самым несчастным человеком» (Шильдер Н. К. Император Ал. 1, т. 1).

Развитие человека во всей полноте его личных качеств - дело длитель­ное и не защищенное от случайностей и значительного влияния внешних обстоятельств, могущих развернуться неожиданно и необъяснимо. Особенно это касается нравственных свойств человека. Физическое состояние, умственные способности и то, как человек ими пользуется, одаренность в какой-нибудь деятельности меньше подвержены изменениям, чем нравствен­ные представления и отношения к окружающим. Когда мы в задумчивости и нерешительности задаемся в отношении ребенка вопросом - что будет из этого человека, мы действительно не знаем не только точного, но и пример­ного ответа на свой вопрос, поскольку наступающая действительность может оказать на него такое воздействие, что мы столкнемся с вовсе неожиданны­ми проявлениями его личности. И уже с этого времени действования, можем обратиться взглядом в его прошлое, надеясь найти в нем объяснение про­исшедшим переменам. Судьба Павла Петровича наглядно показала, как будет изломан характер и болезненна личность ребенка, обладавшего в детстве замечательными качествами: добротой, умом, живостью, чувством комиче­ского, любовью к красоте, интересом к искусству и знанием его, благород­ством.

у него лишь две и обе невозможные по отношению к окружающим линии пове­дения: либо не доверять никому, либо доверяться всем. Он выбрал нечто среднее, согласующееся с его совестью, духовными представлениями об обя­занностях власти и приносимой в жертву интересам государства всего мелко­го и второстепенного. Из круга деятелей его времени он выделял тех, кому он мог довериться. И тогда, со всей искренностью и полнотой выражал свои сокровенные мысли и чаяния, даже и те, которые не могли быть осуществ­ленными из-за обстоятельств времени или интересов государства. Другим же, кому он не мог довериться, он не открывал своей души, и потому действи­тельно часто представлялся им двуличным и неискренним. При всей своей склонности к политическому романтизму, корни которого уходят в лагарпово воспитание и умонастроения юности, Александр Павлович был способен к тем или иным обстоятельствам относиться аналитически и хладнокровно. Казалось, что в нем уживаются две личности - доверчивая, возвышенная и благородная и в то же время - расчетливая и хладнокровная, почти равнодушная ко всему, мало способная к благодушной простоте и доверчивости. Ум возвышенный и доброжелательный соседствовал с умом тонким, недоверчи­вым, осторожным и подозрительным. Смотря по обстоятельствам в нем пре­обладала либо одна сторона его натуры, либо другая.

ему сознательно или интуитивно приходилось выбирать линию поведения, которая учитывала бы обстоятельства его рождения и воспитания, внутреннюю враж­дебность отца и бабушки друг к другу. Чью сторону взять и следует ли это делать - были не досужие для него вопросы, а способ самосохранения. Он чувствовал себя слабым судном в опасном проливе, таящем в глубинах вод страшные опасности, которых он мог избежать лишь умея искусно обходить препятствия. В нем развилась черта, которая не была, как полагали некото­рые современники, лицемерием или двуличностью. Ни одно из этих опреде­лений не соответствовало вполне его характеру. То, что он чувствовал и изби­рал для себя как единственно возможную и правильную линию поведения, была осторожность, способная умерить и отрезвить его естественные для юноши порывы и настроения.

Систематически организованное учение великого князя продолжалось до приезда Баден-Дурлахских принцесс Луизы-Августы и Фридерики-Доротеи 31 октября 1792 г. С этого времени начались для него заботы и переживания ввиду предстоящей женитьбы. Уже после этого события в начале 1794 года занятия были продолжены, но несмотря на все сожаления и попытки А. Я. Протасова к продолжению образования, учение великого князя в прежнем объеме не возобновились и осталось лишь уповать на развитие его потребно­сти в самообразовании, что могло быть восполнено единственным в ту пору средством - самостоятельным чтением серьезной литературы.

­тельно занят обязанностями по военной службе, за которыми строго надзи­рал сам император. В должности Председателя Военной коллегии в феврале 1799 года он представляет записку, в которой предлагает: «сделать истори­ческое описание обо всех полках и батальонах, составляющих Российскую армию от самого времени формирования каждого полка, все того полка дви­жения, походы и военные действия», заложив тем самым основания военной истории Российской армии и флота.

­ями выехал рано утром из Павловска 5 мая, на следующий день прибыли в Новгород, вечером остановились в Валдае. Дальше поездка продолжалась без каких-либо значительных внешних событий, но она не была пустой и раз­влекательной, что не было свойственно Павлу I.

Для цесаревичей путешествие было полно значения и как возможность лучше узнать отечество свое, понять устройство жизни, гражданских и госу­дарственных учреждений, проникнуться заботами населения, лучше узнать его настроения и нужды. Павел вместе с тем хотел показать им пример отно­шения к подданным, пример трудолюбия и заботы по отношению к подданным всякого ранга и звания и, безусловно, он в этой поездке оказался на высоте положения. В дороге он постоянно занимался делами, подписывал бумаги и распоряжения, со свойственной ему дотошностью и стремлением к справед­ливости вникал в существо дел независимо от того, касались ли они чьих-либо частных или важных государственных интересов. Во время остановок встречался с местным дворянством, участвовал в богослужениях, посещал дома и учреждения. Скромность императора была исключительной. При выезде из Бологое остановился в деревне и осмотрел крестьянское хозяй­ство. Хозяйка долго и недоверчиво поглядывала на чужого барина и никак не могла поверить, что перед ней русский император и он жалует ей 100 руб. на хозяйство. Когда же она, наконец, вникла в смысл происходящего, то благо­дарности и слезы хлынули у нее из души и глаз таким потоком, что невозмож­но было остановить ее.

­мерами. Зная характер Павла, можно утверждать, что было не только есте­ственного происхождения, но имело и воспитательную цель для его поведе­ния наследников. «Обед был в Мошках, - отмечается в дневнике путешествия. - Здесь построена была для приезда государя из досок комнатная палатка; но его величество, запретив и впредь строить таковые, изволил идти кушать в крестьянскую избу». Раболепное усердие других окончилось печально: «Государь, усмотря, что у дороги для его проезда проложены вновь и мосты вновь же переделаны, а в некоторых местах деланы и мостовые и земляные дороги вдвойне без нужды, изволил писать о том к нижегородскому губерна­тору, равно дан указ и Сенату, чтобы ненужными работами жителей не изнурять». Через некоторое время Нижегородского губернатора и предводителя дворянства отрешили от должностей. (Р. с. 1892, т. 76)

Впервые в юношескую пору Александр Павлович испытал на себе непре­одолимый гнет своего происхождения и долга, связанного с ним и неизбежно сопутствующего этим чувствам одиночества. Обыкновенный человек раство­рен в близких и любимых людях, разделяет с ними тяготы простой жизни, имеет сочувствие и поддержку и возможность излить свои переживания. Не то царствующее лицо. Если оно не желает впасть в субъективизм или само­дурство, ему приходится обуздывать свои чувства, чтобы всегда и по отноше­нию ко всем оставаться верховным и непогрешимым судией, стремящимся к справедливости, пользе государства и благу подданных. Трагедия жизни Александра Павловича и состояла в невозможности навечно и абсолютно отрешиться от чувств и волнений своего еще мальчишеского сердца. Внутренняя трещина, так натурально им скрываемая и казавшаяся исчезнув­шей, никогда не исчезала, а томила и угнетала его все больше, по мере напряжения его воли и растрачивания нервной энергии. Будучи рожденным для духовной жизни с ее мистическими переживаниями, с романтичным и созерцательным характером, ему было трудно соответствовать образу Государя, созданному его воображением и влиянием его учителей и, в первую очередь, Лагарпа. Как велик этот духовный подвиг, можно понять из того, что совершение его длилось 24 года. Он нес его как монашескую аскезу

«Се древнее высших и преславных предков твоих обиталище! Вниди и обнови его. Все они сретают Особу Твою. Здесь Иоанн, первый во Царех, и сын его Федор; там Михаил, возобновитель России; там и Алексей, утверди-тель ее, и Федор, но здесь и Великий Петр. От великих подвигов своих в месте сем они обретали себе покой. Отовсюду суд и милость изливали на лице всея России. Видя они в особе Твоей плодоносную отрасль свою и слав­ный род свой продолжаемый, сретают Величество Твое и радуются, почитая себя в лице Твоем живущими, и препоручают Тебе великий залог Российского Царства, и желают, вкупе с нами, да славу имени их не токмо сохранить, но да и умножить». Эти слова упали не на каменистую почву. В последующие четверть века величие России значительно возросло, в том числе и благода­ря жизненному подвигу Александра Павловича Романова.

На вступление Александра I на престол в 1801 году Н. М. Карамзин напи­сал оду «Его Императорскому Величеству Александру I, Самодержцу Всероссийскому на восшествие Его на престол».

России Император новый!


Надеждой дух наш оживлен.
Так милое весны явленье
С собой приносит нам забвенье

Сердца с природой расцветают,
И плод во цвете предвкушают.
Весна у нас, с Тобою мы!

«Екатерины век златой», потому что «воспитанник Екатерины// Тебя Господь России дал». Павловская эпоха, как ужасы мрачной зимы, должна смениться мирным царствованием:


В тебе увидим мы Героя
Дел мирных, правоты святой.

Век Екатерины, который ранее Карамзин никогда не возвеличивал, в сравнении с царствованием Павла, получает совсем иное значение. Автор оды советует продолжить этот век златой, но не в области военных завоева­тельных побед, а во внутреннем устроении России, в котором она действи­тельно сильно нуждалась.

­чало окончание юности и обязательного организованного образования. Впредь ему предстояло продолжить свое образование постольку, поскольку он находил бы досуг от важнейших государственных дел, которые с плеч отца так трагически и неожиданно оказались переложенными отныне на него. Легко было быть недовольным правлением отца и тем самым давать его вра­гам надежду, что наследник втайне сочувствует их преступным планам. Его собственное царствование показало, ему самому, прежде всего, насколько условно значение мировой славы или череды поражений и неудач в опреде­лении личного счастья монарха и гармонии прожитой жизни. И, тем не менее, он выдержал историческую проверку на благородство личности и этой провер­кой стало его отношение к участникам тайных обществ в России. За четыре года до злополучных событий 25 декабря 1825 года Александр I впервые узнал о существовании внутри империи заговора и тайных обществ из специ­ального доклада Председателя Государственного совета князя Васильчикова. Он только что вернулся на родину после годичного пребывания в Европе и был заметно утомлен и печален, несмотря на то, что события последнего време­ни выдвинули его на первый план европейской политики. Триумф русского оружия обернулся и личным триумфом императора. Дело о заговоре было неотложным, и князь Васильчиков решился доложить о нем в первую оче­редь. На это тревожное сообщение после долгой паузы Государь ответил: «Вы знаете, что я разделял и поощрял эти иллюзии и заблуждения. Не мне подо­бает карать». В это же время А. Х. Бенкендорф представил императору свою Записку о тайных обществах в России с точным и подробным описанием их деятельности, перечислением главных лиц, политических методов и целей. Эта записка без последствия тоже осталась в бумагах императора и была обнаружена после его смерти в Царскосельском кабинете.

Александр I чувствовал свою причастность к этому явлению. Многие мысли и настроения молодых офицеров, вернувшихся из французского похо­да и желавших перемен в жизни своего Отечества были близки чувствам и мыслям Александра Павловича. Они были выражением идеалов его юности. То, что он называл сейчас иллюзиями и заблуждениями, вовсе не было ими. Он сознавал не только свою причастность, но и ответственность за их зарож­дение и существование. Это было то, от чего лично ему пришлось отказать­ся, отречься по обстоятельствам исторического значения. Он не мог не думать о том, как бы сложилось его царствование, и какого состояния достиг­ла бы Россия, будь он волен выполнить хотя бы часть этих «иллюзий и заблуждений» в реальные меры государственного устройства. Чем могла его утешить всеевропейская слава, когда он видел в своем отечестве множество умных и мыслящих людей, вынужденных противозаконно плести нити загово­ра с единственной целью - изменить государственное устройство и жизнь по лекалам его юношеских мечтаний. Драма разлада между невоплотившимися планами и жестокой правдой невыдуманной жизни, со своим непостижимым ходом событий, на склоне жизни давили на его душу, и он чувствовал, что прожил не ту жизнь, какая мечталась ему в юности.