Горяинов С. М.: Станислав-Август Понятовский и Великая Княгиня Екатерина Алексеевна
Глава IX.

Глава IX.

Понятовскiй после того излагаетъ въ запискахъ, какъ его мать, исполнивъ свой долгъ въ отношенiи детей и своей матери, удалилась въ деревню съ мужемъ, а онъ, графъ Станиславъ-Августъ, переселился въ своему дяде, князю Чарторижскому, и вместе съ нимъ и его дочерью, княгиней Любомирской, переехалъ на лето въ ихъ именiе Пулави. Въ теченiе 1759 года, князь Августъ Чарторыйскiй отправилъ въ С. -Петербургъ своего сына Адама. Эта поездка придала большое значенiе его семейству, и среди шляхты сложилось убежденiе, что русскiй дворъ поддержитъ партiю Чарторыйскихъ после смерти Августа III, когда наступитъ междуцарствiе. Многiе даже думали, что престолъ могъ перейти въ князю Адаму или его отцу. Они пришли къ такому заключенiю, когда стало известно, съ какимъ почетомъ и отличiемъ князь Адамъ былъ принятъ Елисаветой Петровной и великокняжескимъ дворомъ. Екатерина иначе его не называлъ, какъ двоюроднымъ братомъ.

"Молодой Чарторыйскiй,-- говоритъ Понятовскiй,-- будучи въ Петербурге, очень привязался въ графине Брюсъ {Графиня Прасковья Александровна, рожденная графиня Румянцова (1729-- 1786), статсъ-дама, жена графа Якова Александровича Брюса, впоследствiи генералъ-аншефа.}, которая тогда была очень близка къ великой княгине. -- Онъ сошелся коротко съ датскимъ повереннымъ въ делахъ въ Петербурге, барономъ Остеномъ, черезъ котораго проходила моя шифрованная переписка съ великой княгиней; она шла темъ же путемъ черезъ него, когда онъ сталъ датскимъ министромъ при Августе IIL Князь Адамъ вернулся изъ Россiи черезъ несколько месяцевъ".

когда-либо ей писалъ.

"Въ своемъ смущенiи,-- пишетъ Станиславъ-Августъ,-- и не зная, что я делалъ, я ихъ тотчасъ все сжегъ. После я очень сожалелъ о томъ, такъ какъ я бы въ нихъ нашелъ все, что я делалъ, сказалъ и думалъ въ прежнихъ моихъ путешествiяхъ, такъ какъ я говорилъ ей все".

ему отецъ. 6-го марта 1760 г. состоялась свадьба брата Станислава-Августа, Андрея, который женился на графине Кинской, дочери правителя Богемiи. При этомъ Станиславъ Августъ разсказываетъ, что подарилъ брату все бриллiанты, которые онъ получилъ отъ русскаго двора. Онъ описываетъ своего брата, какъ человека, прославившагося на австрiйской службе своею храбростью, чему служили доказательствомъ одиннадцать разъ, полученныхъ имъ въ бою. Въ теченiе этого года Станиславъ-Августъ посетилъ свою двоюродную сестру, княгиню Любомирскую, въ именiи ея мужа -- Ланкутъ.

"Несмотря на ваши ссоры, кончавшiяся примиренiями,-- пишетъ Станиславъ-Августъ,-- я все-таки считался ея первымъ другомъ. Въ этомъ качестве я былъ въ праве говорить съ нею откровеннее другихъ по одному предмету, который всегда возбуждалъ во мне удивленiе. Ея отецъ желалъ, чтобы состоялся бракъ его, сына съ дочерью графа Флемминга, о которомъ упоминалось выше. О немъ говорили уже давно, и онъ былъ решенъ обоими стариками. Флеммингъ его страстно желалъ, но князь Адамъ казался более далекимъ отъ этой мысли, чемъ когда-либо. Съ того времени, какъ онъ возвратился изъ Россiи влюбленнымъ въ графиню Брюсъ, и после того, какъ онъ вспомнилъ, что сильно унижался графиней Оссоливской, о которой я выше говорилъ, а главное, после того, какъ молодая Флеммингъ была изуродована оспою до такой степени, что тогда это казалось неисправимымъ, дядя попробовалъ прибегнуть къ моему посредству для того, чтобы привести его сына въ подчиненiе его видамъ. Я ему сказалъ, что я былъ мало способенъ исполнить это порученiе, такъ какъ мне казалось несправедливымъ принуждать сердце его сына, темъ более, что я тщетно уже представлялъ последнему, что онъ долженъ былъ взбегать увлеченiя, что онъ былъ совершенно въ иномъ положенiи, чемъ я, ибо онъ былъ какъ бы уже связанъ далеко ранее своего путешествiя въ Россiю. Я не хотелъ упрекать себя въ причиненiи горя моему двоюродному брату насчетъ брака, который онъ считалъ своимъ несчастьемъ. Но отецъ самъ решился исполнить порученiе, отъ котораго я отказался. Онъ такъ самовластно высказывалъ свою волю тамъ, где онъ могъ ее выражать, что его сынъ не посмелъ ему противиться. Свадьба была назначена на 19-е ноября 1760 г.

"По мере того какъ приближался срокъ этой свадьбы, княгиня Любомирская становилась все грустнее, и ея беседы съ братомъ всегда сопровождались слезами, которыя она проливала изъ жалости къ своему брату, въ виду его свадьбы. Все это, однако, было у нея такъ преувеличено, что при самомъ бракосочетанiи, въ церкви, на виду у всехъ присутствовавшихъ, она громко разрыдалась, обнимая брата, какъ будто прощалась съ нимъ завсегда. Эта сцена произошла слишкомъ явно, чтобъ не возникли самыя странныя предположенiя. Они, впрочемъ, были совершенно неосновательны {Князь Адамъ Чарторыйскiй, известный сподвижникъ Александра I-го въ дни его молодости, говоритъ въ своихъ запискахъ (т. I, стр. 3 и 4), что его мать, графиня Изабелла Флеммингъ, приходилась двоюродной племянницей своему мужу, тамъ какъ ея мать, рожденная княжна Чарторыйсхая, была двоюродной сестрой ея мужа. Онъ разсказываетъ, что его мать, будучи девушкой, заразилась оспой, посещая больного крестьянскаго ребенка, и что такъ какъ старики Чарторыйскiе очень желали этой свадьбы, то, коль скоро она поправилась, ее повели подъ венецъ, несмотря на то, что все лицо у ней было покрыто струпьями и красными пятнами, а на голове былъ надетъ парикъ, такъ какъ все волосы у нея вылезли после болезни. Княгине Любомирской сделалось дурно на свадьбе при виде ея лица, столь обезображеннаго, ей стало жалко брата, которому родители выбрали такую жену. Но Изaбелла Чарторыiская скоро совсемъ поправилась и сделалась женщиной замечательной красоты.}. Чемъ более я былъ въ этомъ уверенъ, темъ настойчивее я сталъ требовать отъ вся объясненiя причинъ такого непонятнаго горя. Она ответила, что имела какое-то предчувствiе, что эта молодая девушка, которая становилась ея невесткой, будетъ причиной ея несчастья на всю ея жизнь, и что потому она питала непреодолимое отвращенiе къ ней и напрасно ей представлялъ, что эта девочка, столь неизмеримо уступавшая ей въ грацiи, въ талантахъ (такъ какъ тогда она никакими не обладала), не могла быть предметомъ зависти для нея, которая пользовалась еще уваженiемъ, благосклонностью, можно было сказать, даже обожанiемъ постороннихъ и близкихъ, но что эта хорошая слава уменьшится, коль скоро станетъ известнымъ ея неблаговидное обращенiе съ невесткой, которая ни въ чемъ не могла быть виновной передъ нею. Она согласилась съ моимъ мненiемъ, но повторила, что ея предчувствiе и ея антипатiя были непреодолимы. Я подумалъ въ самомъ деле, что она была не въ своемъ уме, такъ какъ не могъ придавать значенiе этому пророческому чувству. Но я, однако, увидалъ потомъ, какъ оно оправдалось обстоятельствами".