Гордон А. В.: Просвещение в России — преобразование России

Просвещение в России — преобразование России

Царствование Екатерины II — знаменательное явление российской истории во многих отношениях и прежде всего в том, что Россия всеми сторонами своей жизни, своей культурой, духовным миром обратилась к Новому времени. Каким бы противостоянием это ни оборачивалось, отныне обновление России станет центральным вопросом в осознании ее настоящего и восприятии будущего. Исключительна роль самой правительницы, которая сумела соединить мысль с властью (В. О. Ключевский), принципы новой цивилизации воплотить в государственной политике, национальное самосознание русского общества сблизить с историческим сознанием эпохи.

Обретение Россией авторитета великой европейской державы и признание общественным мнением Европы в лице ее интеллектуальной элиты авторитета Екатерины II образуют не просто синхронную, но причинно-следственную связь. Новый образ страны и новый облик ее верховной власти имеют один источник — восприятие идей Просвещения и пафоса эпохи, отмеченной жаждой обновления и духом дерзаний.

Глубина преобразований екатерининского времени остается в историографии спорным вопросом. Консервативных современников они испугали; но еще больше было таких, кто почувствовал себя обманутым. Катастрофическим следствием обманутых надежд явилась крестьянская война, возглавленная Емельяном Пугачевым. В исторической памяти остались, главным образом, укрепление международного престижа России, территориальные приобретения, громкие победы русского оружия.

Русские армия и флот были преобразованы, и восходящие к Петру I традиции оплодотворены идеями новой эпохи. Выдающиеся военачальники, в первую очередь А. В. Суворов, предвосхищая новации генералов французской республики и империи, поставили во главу угла индивидуальное умение солдат и осознание ими своих действий, сделали маневр основой военного искусства и ключом к успеху.

Следует также задуматься о значении самого провозглашения новых принципов. Нередко утверждают, что Екатерина II лишь воспользовалась идеями Просвещения и авторитетом его корифеев для укрепления самодержавия и создания престижа личной власти, и, ссылаясь на последний период царствования, оспаривают искренность ее либеральных убеждений. Думается, здесь уместнее говорить о личной драме царицы и драме исторической. Пораженная разворотом событий во Франции и обуреваемая опасениями за будущее монархии в России, Екатерина II обнаружила склонность к пересмотру своей просветительской деятельности. Однако кризис назрел еще до того, как грянула французская революция.

Просвещение, даже в своем умеренном, воспринятом верхушкой русского общества спектре затрагивало устои существовавшего порядка. Новая легитимация власти привнесла идеи законности и рациональности, общего блага и народной пользы, интересов государства и славы страны, которые существенно потеснили традиционную идеологему божественного происхождения самодержавия. Обосновывая институт монархии в категориях Нового времени, Екатерина II вступала на путь, который с непреложностью вел к введению конституции.

Не меньшее значение имело провозглашение принципов гражданского равенства и политической свободы. Сколь ни зыбким представлялся принцип равенства в сословной монархии и сколь ни ограниченной могла быть «вольность» перед лицом самодержавной власти, в России устанавливался прецедент признания прав человека. Не вдаваясь в дискуссию о конкретных результатах, есть веские основания назвать детище царицы — ее «Наказ» Декларацией прав подданных Российской империи. И этот акт находился в фундаментальном противоречии с крепостным правом, распространению которого Екатерина II содействовала своей политикой.

Кризис екатерининских реформ — это обнажение глубинных противоречий монархической схемы реформирования, сложившейся под противоречивым влиянием Просвещения. По его абсолютистской логике источником преобразующего света Разума в России стал сам монарх. Священный ореол просвещенного устроения общества соответствовал традиционной сакральности монархии. Вместе с тем, в противоположность просветительским принципам монархическая схема предполагала закрепление навечно преобразовательно-законодательной роли самодержца.

«умоначертанием», огромными размерами страны — короче, особенностями России. Здесь Екатерина II вступала в открытый спор с авторитетами Просвещения, доказывая необходимость приспособления универсальных принципов к национальным особенностям. Однако вся специфика России сводилась в конце концов к одному — к «исконности» самодержавия, необходимости абсолютной монархии. В развитие этого постулата выдвигались другие положения.

Поскольку царица четко определила связь монархии с дворянством, сохранение последнего также становилось условием преобразований. Замечательно при этом, что российское дворянство, подобно самодержавию, приобретало новый облик в духе эпохи. Его привилегированное положение узаконивалось признанием его «вольностей», т. е. гражданских прав и подкреплялось правом господства над крестьянами в силу непросвещенности тех. Привилегированное сословие в качестве носителя Просвещения (Екатерина II подчеркивала как одну из важнейших особенностей России отсутствие третьего сословия) приобретало функцию служить основной опорой самодержавия в преобразовании страны.

Сохранение самодержавия и привилегированного сословия уподобляло монархическую схему замкнутому кругу. Разрыв между декларациями и их реализацией, чередование либерализма с реакцией, вдохновляющее начало без логического продолжения стали уделом преемников Екатерины II, историческим жребием России. Уже Екатерина II осознавала («свобода и собственность — двигатель земледелия») необходимость той реформы аграрного строя, которую начал Александр II и завершал П. А. Столыпин. Легко представить, сколько разрушительной энергии накопилось за это время в деревне. Непоследовательность преобразователей, чередование реформ с контрреформами порождали разочарование, обманутые надежды и, как результат, кризис доверия к власти.

— дух Нового времени, по разному преломленные идеи и принципы Просвещения. В обеих схемах на первый план выступал «просвещенный абсолютизм» и то, что А. И. Герцен назвал «петрограндизмом». Привилегия просвещенных носителей прогресса, с одной стороны, их уверенность в том, что они знают «умоначертание» народа, с другой, оборачивались произвольным программированием и прямолинейным администрированием. Общим местом обеих схем было и отстаивание национальной специфики, которая в радикалистском варианте истолковывалась в пользу «исконного» социализма.

Драматические перипетии преобразований в России в немалой степени восходят таким образом к противоречивости «просвещенного абсолютизма» и к антиномии свободы и авторитарности в основных версиях адаптации постулатов Нового времени к традициям страны. Но как бы то ни было, российская государственность и политическая культура обогатились новыми подходами, общественная мысль сосредоточилась на путях развития страны. В напряженном мучительном диалоге Просвещение способствовало формированию русского национального самосознания.