| Приглашаем посетить сайт |
|
Батюшков (batyushkov.lit-info.ru)
|
Глава XVII
Женитьба цесаревича
Взяты Бендеры, Аккерман, Брэила, взят Бухарест. Россия одерживает победу за победой. Фридрих II посылает своего брата Генриха в Санкт-Петербург уговорить Екатерину пойти на мирные переговоры с Турцией. Та не согласна: ей нужна вся Молдавия и Валахия. Советники подговаривают ее повышать требования, раз противник на грани краха. Но тут Австрия захватывает графство Циас в Польше под надуманным предлогом усиления собственной безопасности. Екатерина не реагирует. Молча соглашаясь на австрийскую аннексию, она тем самым заранее оправдывает свою интервенцию. Если Австрия может, «почему бы и мне не отхватить что-нибудь», – заявляет она цинично. В январе 1772 года она, Фридрих II и Иосиф II заключают секретное соглашение о разделе Польши. Вскоре Станислав Понятовский, человек слабохарактерный, узнает, как изуродована «в высших сферах» карта его страны. К России отходят белорусские города Полоцк, Витебск, Могилев, Мстиславль, то есть территория с 1 600 000 жителями. Пруссия забирает себе Варен и часть Поморья, кроме Гданьска, с населением 900 000 человек. Ну, а Австрия, при всех благочестивых причитаниях Марии Терезии, отхватила себе львиную долю: Галицию с населением в два с половиной миллиона жителей. Так Польша лишилась трети своей территории. Окончательный договор, подписанный в Санкт-Петербурге 2 августа 1772 года, гласит, что эти ампутации были совершены «ради восстановления порядка в этой стране и придания ее политике большего соответствия интересам ее соседей».
слышны возгласы возмущения против трех «разбойников», обкорнавших безоружную страну. Язвительные памфлеты, карикатуры и куплеты, полные жажды мести, рождаются на чердаках, затем спускаются в салоны. Даже Мария Терезия, чей сынок Иосиф II доблестно участвовал в разбое, заявляет: «Я чувствую, как краска стыда закрывает мне лицо». В отчаянии поляки зовут на помощь Францию и Англию. Но во Франции на смену энергичному герцогу Шуазёлю пришел осмотрительный герцог д'Эгийон, которому вовсе не хочется объявлять войну «ради прекрасных глаз Польши». Англия тоже ограничивается выражением сожалений, не двинув при этом ни одной пешкой на шахматной доске Европы. Остаются лишь философы. Заклеймят ли они ту, кому привыкли курить фимиам? Нет. И на этот раз они оправдывают «просвещенную государыню», чьи войска перешли польскую границу лишь для того, чтобы «положить конец фанатизму».
«Все становится законным и даже полезным для общественного блага», – писал когда-то Гельвеций. А Вольтер, говоря о трех соучастниках расчленения Польши, заявляет: «Вот они, три правильные и мудрые головы в одном чепчике». После первого договора о разделе он выражает пожелание, «чтобы участники его не останавливались на столь верном пути». Бунт поляков он называет «итальянским фарсом», то есть «самым постыдным и трусливым событием века».
Так философ-пацифист становится воинствующим памфлетистом из преданности своей «Семирамиде». А она, в свою очередь, признается Гримму: «Быть может, я добра, обычно – мягка, но временами мне ужасно хочется добиться того, чего хочу». И вот ей «ужасно» хочется Польшу. И она ее получит. По частям. Первый успех ее окрыляет. Ей еще «ужасно» хочется получить Крым, выход на Кавказ и в бассейн Дуная для свободного плавания по Черному морю. Для этого ей надо довести турок до отчаяния. Весной 1772 года они, похоже, уже достаточно измотаны и с ними можно было бы вести переговоры с надеждой на их готовность к пониманию. Мирные переговоры могут начаться в маленьком городе Фокшаны, в Молдавии. Императрица решает, что ее будет представлять Григорий Орлов, фаворит, только что покрывший себя славой при ликвидации чумы в Москве. Какова ее цель: показать неизменное свое к нему расположение или удалить еще раз от себя на несколько месяцев?
восторгом любуется им. Глядя на него, она ощущает в себе те же нежные чувства, что родились когда-то в сердце великой княгини. Вот что пишет Екатерина своей подруге, мадам де Бьельке: «Думаю, что мои ангелы-хранители (полномочные представители) уже встретились с этими ужасными бородатыми турками. Без преувеличения могу сказать, что граф Орлов – самый красивый мужчина нашего времени – должен казаться истинным ангелом по сравнению с этими неотесанными хамами; свита у него тоже блестящая, все как на подбор… Могу держать пари, однако, что он затмевает всех вокруг. Этот посол – исключительная личность, природа щедро наградила его прекрасным лицом, умом, сердцем и душой!..»
В Фокшанах Орлов чванливо кичится своим богатством и перед русскими, и перед ошеломленными турками. Он опьянен назначением его полномочным представителем и чувствует себя не фаворитом, а царем. Выпячивает грудь, ходит напыщенный, речи его длинны и туманны, он категоричен, хотя и мало понимает в этом деле. Его задача – подготовить мирный договор, а он жаждет вновь начать войну, чтобы затмить на поле боя всех других русских полководцев. Он требует права командовать армиями, в ходе заседаний спорит с генералом Румянцевым и грозит его повесить, если тот будет ему противоречить, не выполняет предписаний, полученных от Панина, замышляет бросок для захвата Константинополя, мешает вести переговоры своими неуместными выступлениями. Потом неожиданно прерывает переговоры и организует серию сногсшибательных празднеств, на которых появляется в знаменитом сюртуке, усыпанном бриллиантами.
«посланнике». Слухи, еще более тревожные, ходят по столице. Недруги фаворита спешат проинформировать Ее величество о похождениях графа Орлова вдали от императорского двора. Убедившись, что он ей изменяет, Екатерина подавляет в себе задетое самолюбие. Речь не идет об отзыве неверного Григория для наказания или хотя бы для объяснений. Их связь уже давно – дань привычке. Воздавая должное красоте и силе своего любовника, она уже не испытывает былого трепета открытий. Лучше всего было бы заменить его, да поскорее. Кандидатов хватает. Екатерина проводит им смотр. Например, есть Потемкин, молодой офицер, аристократ, бедный, но ума палата, тот самый, что дал ей темляк перед решающим походом на Петергоф. После этого он очень умно и компетентно участвовал в работах Большой комиссии. Екатерина его привечает, он стал одним из постоянных участников бесед в Эрмитаже, чем вызывал ревность Орловых. Во время партии в бильярд гигант-грубиян Алексей Орлов повздорил с Потемкиным и в драке выбил ему глаз. Хоть и одноглазый и косящий оставшимся глазом, Потемкин по-прежнему интересует императрицу. От него исходит особый шарм смеси ума и мужественности. Это сочетание очень любит Екатерина. Она внимательно следит за карьерой любимца, посвящает его в дела Сената, приглашает для него наставника-француза. Храбрость Потемкина в битве при Хотине стоила ему наград и чина генерал-майора. И чем больше Григорий Орлов раздражает Екатерину своими проделками, тем чаще она думает о «другом». К сожалению, этот «другой» далеко и занят военными операциями. Надо искать кого-то еще. Ждать она не может. Никита Панин расхваливает ей достоинства некоего Александра Васильчикова, двадцативосьмилетнего корнета конной гвардии, потомка знаменитого русского рода. У него прекрасное лицо, могучее телосложение и ограниченный ум. Но ведь назначение его – не ученые беседы. Екатерина наблюдает за ним в Царском Селе, когда он красуется на коне в составе эскорта, сопровождающего ее карету.
Ей достаточно раз взглянуть, чтобы оценить товар. В тот же вечер Васильчиков приглашен к столу Ее величества. Уезжая из Царского Села в Петергоф, она посылает ему золотую табакерку с надписью: «За хорошую выправку телохранителей». Потом последуют еще подарки.
Временно исполняющий обязанности любовника так славно справился с задачей, что Екатерина в восхищении присваивает ему титул камергера, награждает орденом Святого Александра Невского и временно отводит ему покои Григория Орлова. В сорок три года она почти могла бы быть матерью этого юноши, такого бурного в постели и такого застенчивого в салоне. Ее тянет к молодому телу. Она знает, что всю жизнь предпочитала мужчин моложе себя из опасения быть разочарованной. Этот вернул ей радость и веселье.
Придворные в замешательстве. Все привыкли к Григорию Орлову со всеми его недостатками. Вот уже десять лет он – часть устройства империи. А теперь придется ползать на брюхе перед этим красавчиком офицером, по капризу царицы попавшим из толпы в фавор, которого она со спокойным бесстыдством навязывает своему окружению. Иностранные дипломаты обеспокоены. «Все придворные, как правило, не одобряют это дело, – пишет Фридриху II барон фон Зольмс. – И двор, и семья, и друзья семьи графа Орлова, все слуги, лакеи и горничные в смятении. Все ошеломлены, грустны и недовольны…» А английский посол Каннинг пишет еще строже: «Сменивший его (Орлова) – быть может, самое разительное доказательство слабости характера и увядания Ее императорского величества». Ничуть не обеспокоенная всеми этими пересудами, Екатерина радостно балует нового своего фаворита. Дарит ему особняк, имение с семью тысячами крепостных, драгоценности, картины, изящные безделушки, и все – ради удовольствия слышать, как он бормочет слова благодарности. «Я был всего лишь продажной девкой, – скажет позже Васильчиков. – Так ко мне и относились». Но в тот момент он пользуется своим положением с наивной и удивленной радостью херувима.
в Санкт-Петербург. Чтобы пересечь Россию с юга на север, самая срочная эстафета скачет шестнадцать дней. Григорий Орлов скакал без передышки, загнал несколько лошадей и за две недели добрался до пригородов столицы. Но императрица была уже предупреждена о его намерениях. Она возмущена и обеспокоена. От этого сумасшедшего Григория можно всего ожидать. На всякий случай велит сменить замки в апартаментах нового фаворита и установить военный патруль на дорогах, ведущих в Санкт-Петербург. Затем посылает с нарочным приказ Григорию Орлову уединиться в его замке в Гатчине и ожидать там ее решения. Он соблюдает карантин, и она признательна ему за внешнее смирение. Осуждая его за нарушение своего долга полномочного представителя, она невольно тронута, что сделал он это из любви к ней. Как императрица, она его осуждает, но как женщина прощает. Видеть его при дворе не желает, но то и дело посылает к нему Бецкого, Чернышева или Алсуфьева засвидетельствовать свое уважение. Требует, чтобы он добровольно снял с себя функции и поручения, но пишет ему каждый день. Проявляет привязанность к новому фавориту, но хочет знать, что делает старый друг, что он ест, что пьет и не нужно ли обновить его гардероб. Шлет ему прощальные подарки: несколько тысяч душ крепостных, серебряный сервиз, сервиз «на каждый день», мебель, все предметы из покоев Орлова в императорском дворце… Министры обеспокоены, что она забросила государственные дела. Однажды в порыве гнева Екатерина посылает Панина в Гатчину, чтобы он забрал у Григория Орлова подаренный ему миниатюрный портрет ее, украшенный бриллиантами, с которым он не расстается. Отвергнутый любовник горделиво возвращает посланцу бриллиантовую оправу, но портрет отдать отказывается. Что касается указа о его отставке, где говорится о разрешении путешествовать «для укрепления здоровья», то он лишь хохочет при чтении его: здоровье его отменное и единственное путешествие, которое ему хотелось бы совершить, это из Гатчины в Санкт-Петербург. Чтобы пролить бальзам на раны этого безумца, Екатерина издает 4 октября 1772 года еще один указ: о присвоении ему княжеского титула.
глаза горят, речь обрывиста. По словам французского поверенного в делах Сабатье де Кабра, «он ведет себя как человек, желающий вернуть себе прошлую манеру поведения». В момент просветления сознания он сказал тому же Сабатье де Кабру, что «мог бы жить в хибаре и не жалеть о прошлом величии, но его огорчает, что императрица выставляет себя напоказ для всей Европы». Затем добавил: «Императрица пишет господину Васильчикову пылкие записочки и делает ему без конца чрезмерные подарки».
Наконец, князь-бурлак соглашается поехать в путешествие. Он катается по Европе в ослепительном экипаже, играет повсюду на большие суммы, встречается с великими людьми, в том числе с Дидро, который о нем сказал: «Котел этот вечно кипит, но в нем ничего не варится». По возвращении императрица дарит ему мраморный дворец. Чтобы не остаться в долгу, он, в день именин, дарит ей огромный голубой бриллиант из Персии, «Надир-Шах» (известный позже под именем «Орлов»), стоимостью 460 000 рублей. И хотя Екатерина уже не любит его, с ним связано столько воспоминаний, что она с нежной снисходительностью принимает от него то, чего не простила бы другому. «Голова его устроена естественно и идет своим путем, – пишет она Гримму, – а моя голова следит за ним».
«Естественная голова» Григория Орлова в сорок три года внезапно воспылала любовью к очаровательной пятнадцатилетней девочке, Екатерине Зиновьевой. Она – его двоюродная сестра. При виде такой свежей прелести старый развратник напрочь забыл императрицу. Он вновь влюблен, но на этот раз единственная цель его – понравиться. Очарованная князем, покорившим столько сердец до нее, Екатерина Зиновьева без ума от него и согласна стать его женою. Однако брак их аннулирован решением Сената, ибо гражданский и церковный закон запрещает жениться единокровным. Но Екатерина следит за ними. В ней нет ревности к прежнему любовнику. Она великодушно отменяет решение Сената. Молодоженов осыпают подарками, и они уезжают за границу в свадебное путешествие.
«чрезвычайного уполномоченного», Екатерина поручает другим вести в Бухаресте переговоры о мире. Но тут турки уперлись и отказались идти на уступки. Война продолжается, и Екатерина пишет русскому послу Обрезкову, освобожденному из крепости «Семь башен» и ведущему теперь переговоры: «Если не добьемся независимости для крымских татар, свободного плавания по Черному морю, нескольких опорных пунктов между Азовским и Черным морями, значит, при всех наших победах мы ни копейки не выиграли». А тем временем Румянцев перешел Дунай и разбил турок при Шумле.
Перебравшись в Царское Село, Екатерина дает указания о новом наборе рекрутов, занимается финансированием военных операций, изучает строительство домов инвалидов, основывает ссудный и сберегательный банки для вдов и сирот войны, рассматривает доклады губернаторов, а для своего удовольствия наблюдает за преобразованием дворца и парка. «Сейчас я без ума от английских парков с их кривыми линиями, пологими скатами, прудами наподобие озер, с архипелагами островов, мне опротивели прямые линии и параллельные аллеи, – пишет она Вольтеру. – Терпеть не могу фонтаны, заставляющие воду течь в неестественном направлении; статуи переселились в галереи, вестибюли и т. п. Одним словом, англомания царит в моей страсти. Среди этих вот занятий я спокойно жду, когда наступит мир».
Есть еще одно «занятие», о котором она не упоминает в письме, но которое часто отвлекает ее ум: подготовка разумного будущего для своего сына, чей угрюмый и неуравновешенный характер со временем все ухудшается. На чем сосредоточить его внимание, как уравновесить нрав цесаревича Павла, которому уже идет девятнадцатый год? Никита Панин советует женить его на здоровой и красивой девушке. Только союз с достойной персоной позволит, считает он, остепенить отсталого ребенка. Да и Ее величество получит внука, которого сможет воспитать по своему усмотрению. Идея нравится Екатерине. Но кого попросить подыскать идеальную невесту? Конечно же, Фридриха II! Не он ли проявил когда-то отличный вкус, разыскав для Петра Екатерину? Он и для Павла подыщет новую Екатерину. С разрывом в каких-нибудь тридцать лет. Узнав, с какой просьбой к нему хотят обратиться, великий «сват» Фридрих II тотчас думает об одной из дочек герцога Гессен-Дармштадтского. Таким образом, полагает он, ему удастся укрепить связи России с конфедерацией германских земель. Две старшие дочери герцога уже замужем, а три младшие, Вильгельмина, Амалия и Луиза, еще свободны. Сам он не может решить, которая из трех более достойна стать супругой будущего императора России, и потому Фридрих II предлагает их всех «на выбор». И вот Екатерина приглашает в гости матушку и трех кандидаток. Отца, как и в случае с ней самой, в гости не пригласили. Лишняя помеха в переговорах о замужестве, ведь такие папаши пропитаны протестантским духом и дрожат над судьбой своих деток! Девиц срочно натаскивают во французском языке, учат танцам и глубоким реверансам, пополняют их туалеты. Первый этап – Берлин, где, как это было и с малышкой Фикхен, король Пруссии осматривает «товар». Он остается доволен и дарит семейству 10 000 талеров на мелкие расходы. Екатерина прислала за участницами «конкурса» четыре корабля. Первым командует лучший друг Павла, юный Андрей Разумовский, сын Кирилла Разумовского. На борт его фрегата и взошли барышни с мамашей. Капитана сразили с первого взгляда прелестные пассажирки, плывущие навстречу царственному жениху. Особенно приглянулась ему Вильгельмина. И хотя у нее больше шансов из всех троих стать царицей, она неравнодушна к почестям, оказываемым ей капитаном. Погода чудесная. Плавание спокойное. Каюты в роскошном убранстве. А в конце этого волшебного путешествия по волнам, под солнцем и соленым ветром, их ждет императрица всея Руси. Принимая трех девиц, по очереди целующих ей руку, Екатерина мысленно переносится в февральский день 1744 года, когда она впервые отвесила реверанс императрице Елизавете. Теперь она достигла такой славы и могущества, что уже не имеет права умиляться над воспоминаниями о далеких девичьих переживаниях. Успех исключает сожаления о прошлом. Она благожелательно принимает немного испуганных участниц смотрин и старается их успокоить.
Через два дня после прибытия принцесс великий князь сделал свой выбор. Избрана Вильгельмина, старшая из трех. Она красива, весела, темпераментна. И к тому же так нравится Андрею Разумовскому! Когда Павел с ней, он расслабляется и смеется без причины. А что думает Вильгельмина об этом курносом дурачке, который скоро станет ее мужем? Екатерина догадывается о разочаровании девушки при виде Павла, ей вспоминается ее собственное разочарование при виде Петра. Та же история повторяется в том же месте, но с другими действующими лицами. Герцогиня, описывая чувства дочери, многозначительно оговаривается: «То, что наследник престола избрал именно ее, по-видимому, ей не противно». И только. Обручение празднуют пышно. Теперь Вильгельмина – великая княжна. Как когда-то Фикхен, она должна сменить веру и имя. Нарекают ее Натальей. Мать умоляет ее никогда не идти наперекор намерениям царицы. Для нее Екатерина – человек несравненного величия, «историческое явление». Слушая, как она восхваляет Ее величество, Павел ухмыляется.
– акцент штеттинского простонародья. Она по-немецки рассказывает своей гостье о России, а та слушает, разинув рот. Подобно степям, где горизонт сливается с небом, русская душа безгранична, она то спокойно-сонная, то вздымается под порывами бурного вихря. Народ пронизан религиозными чувствами, но порою верх одерживают животные инстинкты. Те же люди, что падают ниц перед иконой, способны растерзать митрополита или зарезать помещика. И в добром и в злом русский человек из крайности впадает в крайность. Так говорит Екатерина, но в критике ее сквозит горячая любовь. Она гордится не только тем, что правит этой великой страной, но и тем, что сама стала русской. Она хочет, чтобы иностранцы любовались чудесными красотами столицы. Президент Мозер, барон Гримм и старший сын герцогини Людовик прибыли по случаю женитьбы, и Екатерине хочется лично показать им новые поступления в Эрмитаже, «висячие сады» Зимнего дворца, Институт благородных девиц, где рой молчаливо восхищенных барышень в одинаковых платьях тотчас окружает Ее величество, Воспитательный дом для подкидышей, а среди них – маленький турок, брошенный родителями в разгромленной деревне, сиротка-черкес, русский младенец, найденный полураздетым в снегу. У нее – страстная тяга к детям, какой не было в молодом возрасте. Все еще влюбленная и пылкая, она мечтает стать бабушкой. С нежностью смотрит Екатерина на гибкую талию будущей невестки и надеется скоро увидеть ее не такой тонкой. Немецкие гости очарованы добротой, вкусом и образованностью хозяйки-императрицы. Вот уже без малого десять лет Екатерина – подписчица на «Литературную переписку» Гримма, он превозносит ее, но остаться в России на постоянное жительство не желает. Уверяет, что в Париже он будет полезнее для «культа Екатерины», чем в Петербурге. На самом же деле он опасается интриг придворных, чье благородство и богатство он лицемерно расхваливает.
пиров. У нее непорядки с желудком, ее то лихорадит, то бросает в жар. Врач, прикрепленный к ней Фридрихом II, всегда у ее изголовья. Екатерина с юмором относится к беспокойствам новой подруги. Сама-то она никогда не обращала внимания на свои болячки. Пошаливает желудок? Поголодай. Простудилась? Срочно созывай на бал сотни людей, там, в толпе, пропотеешь, болезнь и выйдет. В жаркий день предлагает она герцогине искупаться в пруду вместе с ней и ее фрейлинами. На купальщицах – бумазейные сорочки, на плечах – пелерины, шея и голова прикрыты белыми шарфами. Погрузившись до подбородка, они весело бултыхаются и брызгаются со смехом. Поистине у императрицы и ее прислуги железное здоровье, думает герцогиня. Сама она не выдержит такого испытания, ведь она боится даже теплой воды… Все же она уступает уговорам и после минутного замирания сердца приходит в восторг от этой новой выдумки русских.
С приближением дня свадьбы возникает проблема, удивительно напоминающая Екатерине ее первые шаги при дворе. Как и ее отец, отец Вильгельмины, то бишь Натальи, против смены веры дочерью. Как в свое время Елизавета, православная Екатерина настаивает на этом. Начинаются переговоры. Аргументы жены подействовали на герцога, и он скрепя сердце уступает. Но на церемонии присутствовать не будет.
29 сентября – 10 октября 1773 года празднуется свадьба со всем блеском, какой только возможен. Павел ликует. Мечтая о грядущих светлых днях, Наталья находит утешение от первых девичьих разочарований. Екатерина следит за четой со смешанным чувством надежды и тревоги. Опять существует «старый двор», центром которого стала она, и «молодой двор», где царят веселье и непосредственность, где центр – великая княжна. Сегодняшний день подобен вчерашнему. И даже порой передразнивает его. Екатерина слегка грустит. Герцогиня собирается уезжать со своими двумя дочками. Сын ее, Людовик, поступит на службу в России в чине бригадного генерала. Ему не терпится принять участие в весенней кампании против турок. На Санкт-Петербург падает первый снег.
92. Валишевский К
93. Депеша господина Сабатье де Кабра от 30 октября 1772 г.
«бурлак» дается в тексте оригинала в транскрипции со сноской, где, кроме определения понятия, добавлено: «здесь – грубый, вульгарный человек».