Швидковский Дмитрий: Екатерина II - Архитектурная биография

Екатерина II: Архитектурная биография.

Часть 1.

Екатерина II была не просто богатым, приятным или даже гениальным заказчиком, её можно считать заказчиком совершенно исключительным в истории архитектуры. Она не обладала каким-то безумно утончённым вкусом или проникновенной художественной интуицией, расстраивалась, когда деньги или материалы раскрадывались слишком беззастенчиво. Её главным достоинством было особое понимание времени, которое императрица выражала во многих постройках на протяжении всего царствования. К счастью, она сама объяснила свое отношение к переплетению образов прошлого, настоящего и будущего, которое зодчие осуществляли в облике её резиденций.

5 июня 1779 года Екатерина II писала барону Мельхиору Гримму о находке в Риме мозаик, служивших " украшением будуара покойного (римского - Д. Ш.) императора Клавдия" и приказывала: " сделайте так, чтобы их приобрели... они могут быть помещены в моём апартаменте, который... через две тысячи лет перевезут отсюда по приказу императора Китая или какого-нибудь другого глупого тирана, владеющего большей частью мира... 225 золотых цехинов за пол будуара, предназначенного служить трём таким... персонам как (император - Д. Ш.) Клавдий, я и будущий император Китая или кто-либо в том же роде, в течение четырёх тысяч лет, никак нельзя считать устрашающим расходом". Фрагменты римской мозаики были куплены, их до сих пор можно увидеть в "Вечернем зале" Царского села.

архитектурных трактатов той эпохи, но стремление увидеть черты будущего, перенеся в него предметы и образы далёкого прошлого.

Оранинбаум. Китайский дворец. Большой китайский кабинет.
Антонио Ринальди. 1762-1768

Одновременно она представляла здания, создававшиеся в годы её правления как "будущую древность". Это было ей необходимо для того, чтобы придать своим действиям и сооружениям свойства классического идеала. Удаляясь мысленно от современности на две тысячи лет, императрица создавала точку зрения, столь опережающую современную эпоху, что последняя в ретроспективе сближалась с классикой, приравнивалась к античности.

К такому взгляду на историческое время в архитектуре Екатерина II пришла отнюдь не сразу. Для этого потребовался опыт "раскрепощения" времени, уничтожения запретов двигающейся в одну сторону истории. Необычайная судьба, десятилетия ожидания трона, заполненные чтением книг о древних и мечтами о будущем, драматические события жизни, когда она сама меняла историю, превратили её в необычного заказчика архитектурного смысла дворцов и парков. Попробуем остановиться именно на тех постройках и проектах, где, как кажется, в наибольшей степени выразились её мышление и характер.

Чарльз Камерон

Принцесса София Фредерика Августа Ангальт-Цербстская, известная под именем Екатерины II, родилась 2 мая 1729 года и провела детство в прибалтийском городе Штетине (современном польском Щецине), где её отец принц Христиан Август служил губернатором прусского короля. Исполнять эту должность ему приходилось, в общем-то, по бедности, поскольку, хотя он и сам являлся полноправной владетельной особой, но государство его было уж очень мало: в длину километров десять, а в ширину и того меньше. Приятных архитектурных впечатлений тогдашний Штетин юной принцессе не принёс. Когда один из её друзей через много лет решил посетить город, где она родилась, Екатерина II написала: " Зачем вам Штетин? ... но если вы не можете освободиться от охоты поехать туда, так знайте, что я жила в угловой части замка и занимала наверху три комнаты со сводами, возле церкви... Впрочем, не вижу в том ничего занимательного". 

Часть 2.

По-настоящему развлекали её поездки в родной Ангальт, где многочисленные родственники соперничали в создании маленьких дворцов в духе рококо и китайских павильонов. Особенно её интересовал самый богатый из кузенов Леопольд Фридрих Франц, владевший герцогством Ангальт-Дессау. Его государство было превращено в "Gartenreiс h" - "Садовое королевство", где благоустройство охватывало абсолютно всё. Один из великих немецких романтиков Эрнст Теодор Амадей Гофман представлял себе герцогство следующим образом. "... Эта маленькая страна, с её зелёными благоуханными рощами, цветущими лугами, шумливыми потоками... уподобилась... прекрасному саду, обитатели коего словно прогуливались в нём для собственной утехи, не ведая о тягостном бремени жизни" и не ощущая хода времени. Кроме того, здесь было "введено Просвещение", то есть было приказано "развести картофель, улучшить сельские школы, насадить акации и тополя... проложить шоссейные дороги и привить оспу". Всё это Екатерина II проделала в России, а, главное, сохранила при преобразовании огромной империи отношение к ней, по крайней мере, с внешней стороны, как к такому же вечно благоустроенному "Садовому королевству". Ещё более сильные впечатления сохранила она от визитов к прусскому двору.

Чарльз Камерон. 1784-1787. Общий вид

Уехав в Россию пятнадцати лет в 1744 году, будущая императрица долго помнила Потсдам и из Петербурга внимательно следила за постройками короля Пруссии. В течение первых десяти лет царствования ей будет казаться достаточным жить в окружении архитектуры и садов, почти таких же, как у него. Однако сразу же во вкусах Фридриха Великого и Екатерины II стали заметны отличия. Дворец и парк Сан-Суси в Потсдаме были выдержаны в духе рококо с небольшим привкусом экзотики. Камергер и любимый архитектор прусского короля Георг Венцеслаус фон Кноббельсдорф возвёл там, среди партеров с занимательными цветочными орнаментами Чайный домик, окружённый золочеными фигурами китайцев почти в натуральную величину. Екатерина II, создавая в 1760-х годах свою первую резиденцию в России, Собственную дачу в Ораниенбауме, заставила несчастного итальянца Антонио Ринальди следовать образцам прусской архитектуры в фасадах дворца. Однако во внутренней отделке и в парке она дала волю своей и его фантазии. Восточные мотивы в интерьерах и в десятках, увы, несохранившихся садовых павильонов столь обращали на себя внимание, что впоследствии дворец в Ораниенбауме сам собой приобрёл название Китайского.

Именно китайщина, созданная как бы по капризу, где возможно все неправильное по канонам классицизма, когда останавливается метроном столетий и время становится абстрактным, фантастическим, создавала эффект перемещения из сиюминутной современности в неизвестную и небывалую эпоху. На рубеже 1760-1770-х годов воспоминания о ненавистной, хотя и пригласившей её в жёны к своему племяннику Петру III, императрице Елизавете Петровне и излюбленном этой государыней растреллиевском барокко потеряли былую остроту для Екатерины II, и она вернулась в Царское село.

Царское село. Павильон Агатовых комнат. Центральный зал.

"мир восточных грёз". Китайскими постройками должны были заниматься один за другим все архитекторы, которые входили у императрицы в фавор: тот же Антонио Ринальди, Георг Фельтен, Чарльз Камерон. Были построены Китайский городок и Китайская деревня, шесть китайских мостов и павильонов, здание Китайской оперы. Более того, главным въездом в императорскую резиденцию стала арка Большого китайского каприза, колючая скалистая искусственная гора, прорезанная тоннелем, над которым нависали необычно посаженные кусты и деревья, намеренно "дикие", вершину которой украшал китайский храм. Замысел состоял в том, что приезжающий в Царское село должен был проехать сквозь далёкий, непривычный мир заморских построек, и пережить как бы очищение экзотикой, возникшей по всемогущему капризу императрицы. Это был своего рода китайский катарсис при приближении к местопребыванию высшей власти, где переставали действовать обыденные привычки. Правда, произошло небольшое недоразумение. Китайский городок был построен Антонио Ринальди на основании французской гравюры с видом одной из парковых построек дворца "Продолженной весны" в окрестностях Пекина. В Петербурге тогда не знали, что, по желанию китайского двора, именно это сооружение возвели как парковый павильон, изображающий западный город.

Увлечения императрицы были разнообразны и сменялись быстро. Желание перенестись из Китая в античный мир возникло у Екатерины II в 1773 году. Она захотела "выстроить... греко-римскую рапсодию в моём Царскосельском саду". Во Французскую академию художеств было направлено объявление о конкурсе, по условиям которого требовалось, "... чтобы один или несколько художников поискали в греческой или римской античности... дом с полной обстановкой... Следует создать резюме века Цезарей, Августов, Цицеронов и Меценатов и создать такой дом, чтобы можно было поместить всех этих людей в одном месте..." Проекты прислали прославленные знатоки античности Шарль де Вайи и Шарль Луи Клериссо, но их не исполнили. Зато именно Клериссо пришёл к мысли, что термы - то здание, где могли сойтись вместе знаменитые римляне, и что, возродив античную культуру омовения, можно создать наиболее острое чувственное ощущение присутствия в мире античной классики. Для осуществления этого замысла в Россию был приглашен лондонец шотландского происхождения Чарльз Камерон, известный своей огромной книгой о банях древних римлян. 

Часть 3.

Холодные бани, Агатовые комнаты и Камеронова галерея, строившиеся им с 1779 по 1787 год, - это "действующая модель" частных римских терм, наподобие тех, что были в доме Петрония или на вилле императора Адриана в Тиволи. С этого здания началась история археологического классицизма в архитектуре России. Здесь впервые были точно воспроизведены детали терм Тита или капители Эрехтейона. И недаром в этом здании были смешаны греческие и римские мотивы. Екатерина II хотела, чтобы архитектор создал единый, обобщённый, идеальный и в то же время достоверный образ античности. Причём он должен был раскрываться постепенно при движении снизу вверх. Уровень земли соответствовал современности.

Вид Висячего садика и павильона Агатовых комнат в Царском селе.
Середина 1780-х годов

Здание отделали, чтобы оно выглядело в нижней части руинированным, будто изъеденным временем. Чем выше зритель поднимал взгляд, то даже на первом этаже, всё глаже и целее оказывались колонны, очищались карнизы и капители. Второй ярус вставал сияющим, цельным и нетленным -- идеал, неподвластный ходу веков. Местопребывание императрицы становилось олицетворением классических мифов. Его наполняла галерея бронзовых античных богов и героев, в которую изредка включались изображения современников. Здесь царило идеальное, классическое время. К сожалению, полное "оживление" античности с соответствующими одеждами, кушаньями и банями не вполне удалась в практическом смысле. Императрица жаловалась своему секретарю Александру Васильевичу Храповицкому: "Странно, что всё строение для бани строено, а баня вышла худая, мыться в ней нельзя". Впрочем, это никак не отразилось на художественном смысле произведения Чарльза Камерона.

Тема гармонии жизни древних соединялась с прославлением событий недавней истории, прежде всего побед над турецкими армиями. Екатерина II описала это сама: "Когда война сия продолжится, то Царскосельский мой сад будет походить на игрушечку, после каждого славного воинского деяния воздвигается в нём приличный памятник. Битва при Кагуле... возродила в нём обелиск с надписью... морское сражение при Чесме произвело в великом пруде Ростральную колонну, взятие Крыма и высадка войск в Морее ознаменованы равным образом на других местах... Ещё приказала я построить в лесочке храм Памяти, где все события в оную войну бывшие представлены на медальонах". Увековечение современных событий с помощью различных мемориальных сооружений было устроено таким образом, чтобы говорить о будущем. "Ключом" к аллегории, запечатленной в триумфальной части ансамбля, служили слова из оды "На взятие Очакова": "Ты в плесках внидишь в храм Софии". Эта фраза означала, что русские войска пересекут Чёрное море и займут Константинополь, чему соответствовала созданная архитектурная картина. За озером, где стояла Ростральная колонна, символ морских побед, Чарльз Камерон построил собор Святой Софии. В XVIII столетии его считали копией константинопольской Айя-Софии. Таким образом, смысл парка заключал в себе политическое будущее, падение Турции и создание на месте Византии Греческой империи. На её трон предполагали возвести второго внука императрицы Константина. Ему дали подобное имя, намекая на основателя Византии Константина Великого.

стремилась создать сооружения, рассчитанные на дальнейшую историческую перспективу.

Это проявилось в её отношении к царским резиденциям в Москве. Философы, с которыми она переписывалась, постоянно напоминали ей о значении древней столицы, часто в весьма резких выражениях. Дени Дидро, потратив много слов на убеждение императрицы, в конце концов, написал: " Страна, где столица помещена на краю государства, похожа на животное, у которого сердце находилось бы на кончике мизинца или желудок у большого пальца ноги".

Екатерина II, в общем, и сама это понимала. Ещё в 1767 году она поручила Василию Ивановичу Баженову начать работу над проектом "кремлёвской перестройки".

Большой Кремлевский дворец.
Модель. Фрагмент. 1767-1775

"просвещённое" правление. Новый грандиозный кремлёвский дворец должен был стать символом будущего переустройства России. Если бы его построили, то он бы оказался самым большим сооружением Европы в формах классицизма. Средневековые стены уничтожались, но сохранялись древние соборы и церкви, передававшие собой русскую историю и верность монархини православию. Вокруг них в проекте Баженова возникало монументальное обрамление из новых зданий, построенных на основе самого современного для той эпохи архитектурного стиля. Темой, о которой "говорила" эта архитектура, было взаимодействие национального прошлого и просвещённого настоящего. Всё же императрица не вполне искренне относилась к замыслу перестройки Кремля. Скорее, он являлся одним из политических жестов, своего рода декорацией, для убедительности которой были проведены довольно большие работы и разрушена часть старинных стен. Екатерина II, кажется, не слишком любила жить в городе и предпочитала загородные резиденции. В Москве она придумала новый "язык" для своих дворцов и праздников на лоне природы. Детали его было поручено разрабатывать также Баженову.

В 1775 году начали готовиться к празднованию весьма выгодного для России мира с Турцией.

План мемориальных сооружений на Ходынском лугу. Лубок на меди.
1775. Матвей Федорович Казаков

И при этом императрица неожиданно обрушилась на обычный репертуар классицизма. "Был составлен проект праздника, и всё одно и тоже, как всегда: храм Януса, да храм Бахуса, храм невесть какого чёрта и его бабушки... устаревшие, несносные аллегории..."- писала она. Отведя душу, Екатерина II вызвала архитектора и сказала ему: "Любезный мой Баженов, за три версты от города есть луг, представьте, луг это Чёрное море... из города туда ведут две дороги: ну вот одна из сих дорог будет Танаис (античное название Дона - Д. Ш.), а другая Борисфен (Днепр - Д. Ш.); на устье первого вы построите столовую и назовёте Азовом..." Вероятно, императрица и архитектор обсудили особенности всех зданий, которые собирались возвести для победного торжества. Именно благодаря этому разговору начал возникать новый художественный язык русского Просвещения.

Прежде всего, он отличался тем, что передавал в конкретных, легко узнаваемых формах происшедшие события. План ансамбля на Ходынском лугу изображал театр военных действий между Россией и Турцией. Места битв были отмечены специальными сооружениями.

1775. Василий Иванович Баженов

Для обозначения принадлежности каждого из них одной из воевавших империй или союзных с ними стран применялись характерные для этих государств архитектурные мотивы, вроде кремлевских зубцов и шатровых верхушек башен или турецких минаретов. Праздник, устроенный по замыслу императрицы, настолько понравился, что она решила построить последний путевой дворец перед въездом в Москву - Петровский замок - и свою главную подмосковную резиденцию в тех же формах. Она была названа Царицыным селом. Само название говорило о многом.

Матвей Федорович Казаков. Главный фасад. 1775-1782

Именно в эти годы летнее местопребывание двора под Петербургом поменяло своё первоначальное имя, связанное с бывшей там когда-то финской мызой, - Сарское село - на торжественное наименование Царского села. Этим подчёркивалось, что резиденция была основана тем, кто в первую очередь ассоциировался со словом "царь" в России XVIII века - Петром Великим. Именно в параллель к петербургскому Царскому селу Екатерина II назвала свою "подмосковную" Царицыным селом.

"Говорящий" архитектурный язык, разработанный в ходе празднеств 1775 года на Ходынском лугу, тогда же лёг в основу построек Царицына. Увлечение пейзажными парками определило живописную композицию ансамбля. Баженов нашёл во французской и английской теории зодчества оправдание соединению римского и готического у аббатов Ложье и Кордемуа, Бэтти Лэнгли, Вильяма и Джемса Халфпенни, труды, которых были известны императрице. Он добавил к этой смеси древнерусские мотивы и символические элементы, связанные с масонскими представлениями о нравственности. Его проект был утверждён и осуществлялся в течение десяти лет.

Весной 1785 года произошла знаменитая сцена во время приезда Екатерины II в только что завершённое Царицыно.

Матвей Федорович Казаков. 1787-1797. Фрагмент

Дворец, построенный Баженовым, ей крайне не понравился и "государыня в гневе, возвращаясь к экипажам, приказала... сломать оный до основания". Считается, что императрица обнаружила в подмосковной резиденции нечто опасное, чуть ли не связанное с масонским заговором против её особы. Баженов, безусловно, был масоном, и на нём отразились начавшиеся гонения на них. Всё же, если бы дело было в знаках "свободных каменщиков", запечатлённых на сооружениях Царицына, то скорее бы уничтожили многочисленные павильоны, на которых эти символы сохраняются до сих пор, а не два дворца, где их не было. Вряд ли подходит и то объяснение, что императрице надоела "готика". Очень скоро она утвердила проект дворца в Царицыне Матвея Фёдоровича Казакова, употребившего тот же художественный язык, Дворец начали строить заново на месте двух баженовских сооружений.

Лишь одно различие между работами в Царицыне этих архитекторов разительно. У Баженова два равнозначных, одинаковых, стоящих рядом дворца: для императрицы и наследника престола. У Казакова единый императорский дворец, и это не оставляет сомнений в том, кто здесь хозяйка. Решение Баженова, подчёркивавшее равнозначность монархине её наследника, Екатерина II утвердила десять лет назад. За прошедшее время их отношения с великим князем Павлом резко изменились. После достижения совершеннолетия и женитьбы он стал представлять опасность для твёрдости материнского трона. Теперь императрица хотела иметь в Царицыне только свой, грандиозный и эффектный дворец. Так в екатерининской архитектуре второй половины 1780-х годов зазвучала тема выбора того, кто продолжит её начинания, предпочтение внука сыну, Александра Павлу. Она доминировала в её личных строительных начинаниях вплоть до самой кончины Екатерины II. 

Часть 5.

"образовательные угодья" с обширной фермой, позже превратившейся в Образцовую школу земледелия, а рядом сооружен идеальный город, носившего немецкое имя императрицы - София.

Царицыно. Виноградные ворота.
Василий Иванович Баженов. 1776-1785. Фрагмент

Если в городе и на ферме можно было знакомиться с различными производствами, ремёслами и сельским хозяйством, то дача предназначалась для морального совершенствования Александра. Екатерина II написала для внуков назидательную сказку о царевиче Хлоре, путешествующем, чтобы найти "розу без шипов, которая не колется", в аллегорическом понимании - добродетель. Вся композиция ансамбля Александровой дачи с многочисленными и разнообразными, увы, несохранившимися павильонами развёртывалась как сюжет этой сказки и завершалась построенным Николаем Александровичем Львовым храмом Розы без шипов. Дорога к нему была специально сделана "крутой и каменистой", как писала Екатерина II.

После разрушения дворца Павла в Царицыне (чем наследник был открыто недоволен) архитектурная политика императрицы только ужесточилась. "Тема Александра" стала в ней основной. Джакомо Кваренги в 1792 году был заказан Александровский дворец в Царском селе, поставленный для удобства весьма близко к жилищу самой императрицы. Его торжественные формы свидетельствовали о том, что архитектор понимал необходимость отойти от привычного для него палладианского классицизма и создать постройку подчёркнуто героического характера, скорее во французском, чем в итальянском духе. Однако здесь всё оставалось весьма тактичным. Прямых намеков на будущую судьбу юного владельца не делалось.

в качестве нового Константина. Великий французский архитектор Клод-Николя Леду, по своей службе при мадам дю Барри обладавший большим опытом в подобных вопросах, в посвящении своей знаменитой книги "Архитектура, рассмотренная с точки зрения нравов..." недаром назвал Александра "новым Александром" и "Александром Севера" -- он намекал на его сходство с Александром Македонским. Именно величия, подобного судьбе античного героя, желала любимому внуку августейшая бабушка, думая о его власти над империей, которая подобно государству Александра Македонского объединяла земли Востока и Запада. В комнатах молодого великого князя во всех дворцах велено было развесить картины и гравюры со сценами из жизни великого полководца древности. Одновременно Иван Егорович Старов начал проектировать последнюю и грандиознейшую екатерининскую резиденцию, названную Пеллой (Пелла -- столица античной Македонии, где родился Александр).

Императрица писала:" ... все мои загородные дворцы просто хижины по сравнению с Пеллой, которая воздвигается как Феникс".

В. Ф. Аммон. Вид Царицына 1859

надеялась, что её замыслы будут осуществлены внуком, и её дух оживёт при его правлении. В этот момент произошёл еще один поворот в стилистическом развитии русского придворного зодчества. От полурокайльной манеры Ринальди, археологического классицизма Камерона, говорящего языка архитектуры Баженова вновь вернулись к французской художественной моде. Мода, как и во всех начинаниях Екатерины II, была самой новейшей - мегаломания Этьена Луи Булле. Однако, в отличие от Франции, где всё предложения Булле по грандиозной перестройке Версаля остались на бумаге, под Петербургом проект того же масштаба и характера был осуществлен Старовым.

Пелла состояла из главного дома, обращённого фасадом на Неву, и двадцати четырёх дополнительных корпусов разных размеров. Причём не меньшую роль, чем здания, в композиции ансамбля играли бесконечные двойные колоннады и галереи с проходами в середине. На Неве была устроена роскошная пристань, а с противоположной стороны - огромная полукруглая площадь. К середине 1790-х годов строительство было закончено. Не хватало только меблировки.

"Сидя на галерее, я вижу пред собой Пеллу." Имелась в виду Камеронова галерея в Царском селе, удалённая от новой резиденции на шестьдесят километров, откуда последнюю заведомо разглядеть даже в популярные тогда телескопы было невозможно. Речь шла, скорее всего о мысленном взоре, и Екатерина II говорила не о виде со своего "балкона", а о мечтах о будущей империи внука, которую символизировала собою Пелла. Видимо это понимал и Павел. Во всяком случае, одним из первых его повелений, данных после того как придворные не решились передать власть Александру, и он стал императором, было "разрушить Пеллу до основания", как это сделала Екатерина с его дворцом в Царицыне. Из камней и кирпичей Пеллы Винченцо Бренна построил для Павла I Михайловский замок, столь непохожий на произведение Старова. Для монарха это играло принципиальную роль.

Екатерина II умерла 6 ноября 1796 года в Петербурге в обстановке, которую не любила - в Зимнем дворце, окружённая архитектурой ненавистного ей барокко эпохи Елизаветы Петровны. Вряд ли это имело для неё значение. Она потеряла сознание в своей гардеробной, где никогда не оставалась долее десяти минут, и уже больше не вышла из паралича. Среди многих источников, рассказывающих о жизни императрицы, особенности построенных по её замыслам дворцов оказываются, быть может, наиболее правдивыми, хотя и требующими внимательного прочтения их тайнописи.